— Почему вы плачете? — спросила женщина и положила руку на мокрое плечо почтальона.

— Жалко… его…

Мальчик, похожий на кузнечика, зашмыгал носом, но не заплакал. Он не знал, что написано в письме, но переживал за почтальона: ведь плакала-то она.

— Сколько вам лет? — спросила женщина почтальона.

— Девятнадцать, — отозвалась девушка, размазывая слезы по щеке. — А что?

— Когда он писал это письмо, ему тоже было девятнадцать.

— Скажите, — спросила девушка-почтальон, — а кто эта Женя?

— Женя? — Женщина отвела от своей собеседницы глаза, словно силилась вспомнить, кто это Женя. — Она с ним в школе училась. Он ушел на фронт, а она еще училась.

— А где она теперь?

— Теперь ее нет. Уехала куда-то далеко.

— Как же ей сообщить про письмо? Вдруг он найдется?!

— Это через двадцать-то лет?

— Находятся! У нас на почте рассказывали — находятся. Надо разыскать Женю… передать ей привет…

— Не надо, — тихо сказала женщина.

— Как же так! Как же так! — лепетала девушка, не зная, что делать, на что решиться.

А мальчик смотрел своими пристальными коричневатыми глазами, не зная, чем помочь расстроенному почтальону. И женщина тоже думала, как помочь этой молоденькой девушке, до которой старое фронтовое письмо дошло не приглушенным и не ослабленным годами, а таким, словно его только что написали на вулканическом острове и в нем билась тревога. И промокшая девушка в огромных сапогах откликалась на эту тревогу.

Женщина легонько потрясла почтальона за худое плечо и сказала:

— А знаете, я вспомнила. Женя была похожа на вас. Такая же худенькая, черноволосая.

Она это все придумала, но девушка просветлела и спросила:

— Серьезно?

— Серьезно, — сказала женщина, и мальчик, похожий на кузнечика, выкрикнул:

— Конечно!

— Слушайте, — неожиданно сказала девушка, — подарите мне это письмо. Ведь меня тоже зовут Женей. И адресат выбыл…

Эта просьба прозвучала так неожиданно, что женщина машинально потянулась к письму и взяла его из рук девушки. Она прижала к себе письмо с вулканического острова и некоторое время стояла молча. И тут она подумала, что эта молоденькая девушка никогда не получала писем с фронта и у нее никогда не было человека, который бы приказал всему миру: пусть никто не обижает Женю! Девушке это письмо нужнее, чем ей…

— Возьмите, — сказала она и протянула почтальону письмо, сложенное треугольником.

Девушка с благодарностью посмотрела на женщину и молча взяла письмо. Нет, она не положила его в почтальонскую сумку, а спрятала отдельно, во внутренний карман куртки, чтобы не спутать с сотнями чужих писем.

— Спасибо! — сказала она и застучала большими сапогами по ступенькам лестницы.

Когда дверь за почтальоном закрылась, мальчик-кузнечик спросил:

— Тетя Женя, почему она взяла письмо обратно?

Женщина подняла таз с остывшим бельем и сказала:

— Потому что адресат выбыл. Вот и все.

ВРЕМЕННЫЙ ЖИЛЕЦ

елька сидит на крыльце и штопает чулок. Она поленилась разыскать грибок и штопает прямо на коленке. Осторожно, чтобы не уколоться, она то опускает, то поднимает блестящее острие иглы. Розовая коленка постепенно скрывается под штопкой, похожей на листок тетради в клеточку.

В степи жарко. Ничего не хочется делать. А сидеть совсем без дела скучно. Вот Лелька и придумала себе занятие.

Когда она наклоняется вперед, одна из косичек соскальзывает с плеча и ложится на ключицу. Лелька недовольно водворяет косичку на место — за спину. Она делает это резко, будто хочет забросить ее подальше, раз и навсегда.

Коленка почти упирается в подбородок. Иголка тянет за собой рыжую нитку. Лелька так увлеклась работой, что не замечает, как отворяется калитка и кто-то входит в палисадник. Когда девочка поднимает глаза, перед ней стоят Федор Федорович, председатель поселкового Совета, и незнакомый военный. Лицо Федора Федоровича коричневое, испеченное на солнце. А военный белолицый. Он еще не загорел на степном солнышке. В одной руке он держит зеленый чемодан, в другой, согнутой в локте, — шинель.

— Здравствуй, хозяйка, — говорит Федор Федорович.

— Здрасте, — отзывается Лелька и встает со ступеньки.

Она не выпускает из рук иглу, и короткая нитка не дает ей выпрямиться. Одна нога в чулке, а другая безо всего, голая. Косичка снова соскользнула с плеча. Вид у Лельки, вероятно, смешной, потому что военный отворачивается в сторону, чтобы скрыть улыбку.

— Где мать? — спрашивает Федор Федорович.

Он спрашивает, а военный молчит. Стоит за Федором Федоровичем и из-за его плеча смотрит на Лельку. Девочке кажется, что он разглядывает ее заштопанную коленку. Ей хочется прикрыть коленку, но сарафан короткий.

— Мама пошла в сельпо, — отвечает Лелька и краснеет.

Иголка выскальзывает из рук и, поблескивая, раскачивается на нитке.

— Ну вот что, — говорит Федор Федорович, — ты, конечно, слыхала про снаряды?

Лелька мотнула головой. Она слышала, что в степи, неподалеку от поселка, обнаружили завалившуюся землянку со снарядами — артпогребок. Артпогребок был брошен немцами много лет назад. А теперь нашелся. Говорят, что он заминирован.

— Так вот, — продолжает председатель поселкового Совета, — прибыли саперы обезвреживать. Солдат мы поместили в школе, а командира… — Федор Федорович кивает на военного и слегка подталкивает его вперед, — а командира мы хотим определить к вам.

Лелька снова кивает.

— Места у вас много. Думаю, мать возражать не будет?

— Ага, — соглашается Лелька, будто она заранее знает, что мама не будет возражать.

— Тогда знакомьтесь. Лейтенант… — Федор Федорович вопросительно смотрит на военного.

— Шура, — подсказывает он.

— Лейтенант Шура… А это Лелька.

— Очень приятно, — говорит лейтенант, а Лелька снова краснеет.

Она ничего не может с собой поделать. Краска стыда по малейшему поводу заливает ее лицо, обдает его жаром и отравляет Лельке жизнь.

Девочка покраснела, будущий жилец отвернул лицо, чтобы скрыть улыбку, а Федор Федорович почесал седую щетину, которая проступает, как соль, на его запеченной, коричневой щеке.

— Сейчас мы пойдем в степь, — распоряжается председатель. — Вещи лейтенант оставит здесь. А придет мать, ты предупреди ее.

Лейтенант Шура подходит к крыльцу и вопросительно смотрит на Лельку.

— Можно здесь поставить?

— Ага! — кивает Лелька и закусывает губу, будто губа — виновница ее смятения.

Лейтенант поставил на крыльцо зеленый чемодан, положил на него шинель.

— Пошли! — почти скомандовал Федор Федорович.

И они зашагали к калитке.

Когда нежданные гости ушли, Лелька облегченно вздохнула и опустилась на ступеньку, согретую солнцем. Первым делом она поджала ноги и прикрыла подолом сарафана заштопанную коленку.

Рядом, на ступеньке, стоял чемодан, а на нем лежала сложенная пополам шинель. Шинель была серой и шершавой. От нее пахло валенком. На погонах весело поблескивали звездочки: по две на каждом.

Лелька покосилась на чужие вещи и быстро стянула с ноги заштопанный чулок. Будто вместе с чемоданом и шинелью в доме остался жилец и его насмешливые глаза продолжали рассматривать Лельку, отыскивая, над чем бы посмеяться.

Лелькин дом маленький, но двухэтажный. Вернее, на чердаке папа при жизни сделал небольшую комнатку «для гостей». Когда приезжал дядя Митя, его помещали на втором этаже. С тех пор гостей не было. Но за комнатой сохранилось название — «для гостей». Вот туда-то Лелька и решила определить жильца.

По крутой лестнице она полезла наверх с чужими вещами. Зеленый чемодан ударялся о верхние ступеньки, а шинель волочилась по нижним.

В комнате «для гостей» не было почти никакой мебели. Стол, топчан и табуретка составляли все ее убранство. Зато из маленького окошка была видна степь.