— Не понравилось? — усмехнулся Малкольм и, взмахнув руками, добавил: — Ну давай, иди сюда, морда ты уродливая!

В этот раз зеленый действовал осторожнее. Подшагнул, выбросил вперед руку. Не дотянулся. Еще шаг, удар. Опять чуть-чуть не хватило. Снова шаг, снова удар. Дотянулся. Но и ответ не заставил себя ждать. Хруст, наверное, слышали все зрители. Орк схватился за нос, на глазах навернулись слезы. Здесь Томас обладал одним неоспоримым преимуществом — длиной рук. Он это понял, пока карлик пытался до него достать.

— В глаз что-то попало? — засмеялся Малкольм. — Или тебе просто больно? Знаю, ничего умнее придумать не смог, но ты же все равно меня не понимаешь, мудак.

Да, самое главное — говорить. Говорить высокомерно, с издевкой, словно ты своего противника ни во что не ставишь. Тактика морального подавления, так это называл тренер. К тому же помогает справиться со страхом и волнением. На время отвлечься от мыслей. Отрезать себя от своих чувств. Просто быть здесь и сейчас.

И Томас был. Он шагнул, врезал ногой по бедру с внутренней стороны. Орк поморщился, отступил. Из разбитого носа шла кровь. Второй удар пришелся опять по ногам. Противник снова отошел… и уперся в своих товарищей. Те сразу подтолкнули его вперед. Прямо к Малкольму. Грех не воспользоваться этим. Ложный замах левой ногой и сильный удар от себя правой. Это было красиво. Зеленый напоролся грудью на пятку. Томаса аж отбросило назад, он упал на спину. А вот его противнику повезло меньше. Удар эффектно сшиб его с ног. Он упал с таким звуком, будто пролетел три или четыре этажа вниз.

Орки что-то зарычали, закричали, засвистели. Никто не подошел проверить, как там их товарищ. Им было плевать. Но было и так понятно, что он живой: карлик тихо постанывал, держась за грудь. Томас не спеша поднялся, отряхнулся. Нога отозвалась неприятной болью в ступне. Удар и вправду вышел сильным. Слишком легкий бой. Зеленый точно не ровня здоровяку.

«Как я вообще до сих пор на ногах?» — подумал Малкольм. Эта победа далась ему чересчур легко, без особых усилий. Да и нельзя не считать чудом то, что ему действительно удалось постоять за себя. Особенно после не особо приятных раскопок.

Здоровяк подошел к до сих пор лежащему на земле карлику и легонько пнул его ногой. Тот громко застонал, продолжая держаться за грудь, и не шевелился. Звонко звякнула сталь. Малкольм тяжело сглотнул. Неужто по его душу? Ноги как-то сами затряслись. Сразу бросило в жар. Похоже, это просто сердце дало деру от страха. Но нет. Здоровяк присел рядом с лежащим соплеменников и поднес острый клинок к льющейся жилке на беззащитном горле. Ни разу в жизни Томас не сталкивался с убийством. С настоящим убийством, а не киношным или виртуальным. Кровь маленьким фонтанчиком брызнула из раны. Орк задергался, пытался закричать, но его голос потонул в громких булькающих звуках. Здоровяк был непреклонен. Медленно, как будто давая время все осознать, вонзал кинжал в горло, смотря прямо в глаза своей жертве… Ужасная смерть.

В ту же секунду Малкольма вырвало. Зеленокожие не упустили возможности посмеяться над ним. Но ему было плевать — его трясло. Не только от того, что Тома пробил жуткий озноб, но и от мысли, внезапно пришедшей к нему. Она не потрясла его, не открыла глаза, не придала жизни какой-то смысл. Она просто помогла осознать довольно очевидную вещь: он здесь надолго, а если быть точнее — до конца своих дней.

«Это все по-настоящему», — такой была последняя мысль, посетившая тогда Томаса.

Весь день беспощадно палящее солнце пряталось за лениво проплывающими облаками, словно проявляя милосердие ко всем, кто сегодня находился в дороге. Еще от удушающего зноя спасал ветер, приятно обдувавший разгоряченное тело. Вот оно — лето, которое наконец-то решило порадовать всех долгожданной жарой после постоянных дождей и холодов. Вот только самую малость пересталось: уже каждый в отряд избавился от всего лишнего, что было на нем, чтобы только не свариться. Раз-Два тоже разделся. Рискованно, конечно, ехать без брони, но она все равно не спасет от тех, кто будет гнаться за ними. От магии защитит только магия. А разбойников в этих края все равно давно никто не видел. Археймцы постарались на славу.

Раз-Два натянул поводья, пропустил вперед телегу с клеткой, в которой сидел обратившийся в камень иномирец с рогами. Вчера он тоже весь день притворялся статуей и только ближе к вечеру, когда солнце спряталось за горами, ожил. А вот человек… С ним возникли сложности. Его постоянно рвало и ни в какую не спадал жар. Из-за этого человека пришлось везти отдельно, чтобы Хадур, травник, мог за ним ухаживать, а то он боялся подойти к клетке, пока там была та «тварь из древних легенд». Раз-Два не стал спорить с ним и сразу сделал, как он просил. Без травника иномирец не дожил бы даже до сегодняшнего дня, не то что там до Архейма. А ведь до столицы еще далеко — десять дней пути. Через Д’Ааг, конечно, быстрее будет, но сейчас рискованно туда соваться. Там сейчас крайне неспокойно. Кто-то устроил кровавую бойню, перебив магов из Коллегии, поэтому стражники вместе с археймскими следопытами переворачиваю все вверх дном в поисках свидетелей. Для Раз-Два все было очевидно, он сразу догадался, чьих рук это дело. Родд, к счастью, тоже. Он же предложил до самой столицы двигаться только окольными путями. Рано или поздно маги-следопыты выйдут на них, ведь от взора Всевидящего еще никому не удавалось скрыться. Но так они хотя бы выиграют время. В самой столице уже проще будет затеряться.

Вторая телега, в которой везли бледного человека, наконец-то поравнялась с Раз-Два и обогнала. Ею правил сам Хадур. Он ни на шаг не отходил от иномирца, все время за ним приглядывал. Никто не видел, чтобы травник хоть за кем-то из них так присматривал. Как бы там ни было, свое дело он знал. Остальное Раз-Два мало волновало.

— Ты, кстати, должен мне двадцать динге, Хадур, — напомнил Кхар, который тоже ехал рядом с телегой. Родд поставил его надзирать за человеком.

— Вот знал же, что нельзя с тобой спорить, — возмущенно прорычал травник Хадур, не выпуская из рук вожжи.

— Знал, но поспорил, — ехидно усмехнулся Кхар. — И ты еще не раз со мной поспоришь, потому что слишком азартный.

— Эт да, — горько вздохнул Хадур и, вытерев лицо лежащей рядом тряпкой, добавил: — Ну и жара, как в пустынях Илаза.

— Но согласись, ты не ожидал, что человек так себя покажет, да? — не унимался Кхар.

— Да-да, — отмахнулся от него травник, как от назойливой мухи.

— Просто мой дед — да обретет он мудрость в колыбели предков — рассказывал, что человеки ни на что не годны. Слабые они — и духом, и телом.

— Прав был твой дед. Он же меньше нас, раза в два так.

— И все равно одолел Нурдана, — сказал Кхар важно. — Поэтому гони мои двадцать динге, дубина.

— Однажды я тебя придушу, клянусь словом Га’Ара! — ядовито прошипел Хадур.

На этой славной ноте Раз-Два решил вмешаться в их разговор и, нагнав телегу, спросил сухо:

— Как он?

— Жить точно будет, — заверил травник.

— Когда на ноги поставишь?

— Не могу сказать.

— Почему? — удивился Раз-Два.

— Ни пища, ни вода надолго не задерживаются в нем, — ответил Хадур. — Его тело еще привыкает.

— То есть, он не болен?

— Больше нет.

— Это хорошо, — облегченно выдохнул Раз-Два.

Хадур покачал головой, заговорил мрачно:

— Не особо. Зельями я бы быстро поставил его на ноги, а здесь все зависит только от него самого. И от того, насколько его тело сильное и выносливое.

— Значит, ты никак не можешь ему помочь?

— Никак.

— Плохо, очень плохо, — недовольно сказал Раз-Два. — Как что-то изменится — сразу сообщай. Я хочу знать все.

— Хорошо, — чуть наклонил голову Хадур.

Все-таки быть правой рукой вождя полезно и приятно: все сразу стали внимательными и послушными, никто слова против не скажет. Только верные псы Родда не подчиняются Раз-два, как и он — им. Одним из них теперь был Клык. Клык, который чуть ли не лишился пальцев, спасая его! Клык, который в одиночку отбил его у городской стражи столицы, из-за чего им покинуть город раньше времени! Клык, который вытащил его из горящей таверны, когда остроухие решили сжечь их всех, потому что «слишком много развелось зеленокожих»! Зачем он рассказал Нурдану о его поражении? Для чего? Чтобы сместить? Но какой в этом смысл, если Клык сам занял почетное место? Или он с самого начала метил на правую руку вождя?