— Но именно поэтому я и хотел опубликовать материал здесь! Как вы не понимаете?

— Я давно все понял. Так вы собираетесь отправлять телеграмму?

— Да, собираюсь, — отрезал он чересчур решительным голосом человека, который не может ни на что решиться.

После мы долго гуляли по городу — по улицам, что лежат меж мостовыми, как каналы застывшей, спаянной воедино лавы, по мостам, выстроенным из несокрушимого камня, по подземным переходам с бетонными фундаментами и стенами в ярд толщиной, среди домов, что простояли века, и сбегающих к реке ступеней, словно высеченных из цельной скалы. Черный туман заставил нас укрыться в Вестминстерском аббатстве, и, стоя там в темноте, я слышал шорох крыльев умерших столетий, кружащихся над головой Личфилда Э. Келлера, журналиста из Дейтона, Огайо, США, который хотел удивить британцев.

Он споткнулся, всматриваясь в густую темноту, и шум города вновь достиг его пораженного слуха.

— Пойдемте на телеграф, — сказал я. — Разве вы не слышите, как взывает к вам нью-йоркский «Уорлд», как жаждет заполучить репортаж о великом морском змее, слепом, белом, пахнущем мускусом и смертельно раненом при извержении подводного вулкана, и о том, как любящая подруга проводила его в последний путь средь волн океана, свидетелем чего был гражданин Соединенных Штатов Америки, неустрашимый, находчивый, талантливый репортер из Дейтона, штат Огайо? Трижды ура штату каштанов! Веселей! Открывай ворота! Жж-ж! Бум! Трах!

Келлер был выпускником Принстона и нуждался в поощрении.

— Вы выиграли на своем поле, — отозвался он, доставая из кармана исписанные листы вместе с бланком телеграммы, которую уже успел написать. Он сунул бумаги мне в руки и простонал:

— Я сдаюсь… Если бы я не приехал в вашу проклятую страну… если бы я отправил все из Саутгемптона… если вы когда-нибудь попадетесь мне западней Аллеганских гор… и если…

— Ничего страшного, Келлер. Это не ваша вина. Виновата ваша страна. Будь вы лет на семьсот старше, вы поступили бы, как я.

— И что же вы намерены делать?

— Написать. Но так, как будто все это вымысел.

— Рассказ?

Это было сказано с полновесным отвращением журналиста к художественной словесности — незаконному ответвлению нашей профессии.

— Называйте, как хотите. Я называю это ложью.

И это стало ложью. Ибо правда — дама нагая, и если она случайно выныривает со дна морского, истинному джентльмену подобает облечь ее в цветистую юбочку строк или отвернуться и сделать вид, что он ничего не видел.

— Если бы вы меня не просили, — проговорил старый моряк, — я бы ни за что не сказал вам. Но так как вы сами задали вопрос, то я расскажу то, что видел собственными глазами. Вы — первый человек, который услышит это от меня, потому что это так необычайно, что наша команда поклялась тогда же держать язык за зубами обо всей истории, боясь недоверия и насмешек.

Это случилось лет двадцать назад на борту парохода «Георг Вашингтон», шедшего из Ливерпуля в Нью-Йорк. Первые восемь дней рейса прошли самым обыкновенным образом, без всяких особых происшествий, но на девятый все изменилось.

Я стоял на корме с первым помощником капитана, возясь над лагом, как вдруг мы услыхали страшный вой с мостика и на палубу кубарем слетел оттуда один из наших парней, носивший у нас кличку Косноязычный Сэм. Он подскочил к помощнику, как обезумевший, с глазами, едва не вылезшими на лоб.

— 3-з-з-з-з-з-з-за! — произнес он, еле переводя дух.

— Что? — сказал помощник.

— 3-з-з-з-з-мея!

— Легче, легче, паренек, — сказал помощник, вынимая из кармана носовой платок и обтирая лицо, — отверните-ка в сторону свою физиономию, пока не наберете воздуха. А то слушать вас — все равно, что открывать бутылку с содовой водой. Ну, теперь говорите. Что такое?

— М-м-м-морская з-з-з-мея! — выпалил, как будто его взорвало, Сэм.

— Немного длинная, кажется, судя по тому, как вы ее тянете, — с усмешкой сказал помощник.

— В чем дело? — спросил капитан, в эту минуту поднявшийся на палубу из своей каюты.

— Этот человек видел морскую змею, сэр, вот и все! — ответил помощник.

— Д-д-д-а! — произнес Сэм, едва не всхлипнув.

— Ладно, видел так видел, ничего теперь с этим уже не сделаешь, — сказал капитан. — Взял бы он лучше кусочек хлеба, да покормил ее.

Помощник расхохотался, и по улыбке капитана я видел, что он сам доволен своей шуткой.

Капитан и помощник все еще от души хохотали, когда с мостика раздался дикий вопль и в тот же момент один из матросов, стоявших на руле, бросил штурвал, соскочил на палубу и прыгнул вниз в кубрик, как будто внезапно сошел с ума. В ту же секунду за ним последовал второй рулевой. Второй помощник, стоявший наверху на вахте, подхватил штурвал и крикнул капитану что-то, чего мы не могли разобрать.

— Что там за дьявольщина, черт вас всех побери? — взвыл тогда капитан, вне себя.

Помощник протянул руку к правому борту, но она у него так дрожала, что он показывал пальцем то на небо, то на дно океана, и мы никак не могли понять, в чем дело. Даже когда, наконец, он успокоился настолько, что стал показывать в одном направлении, мы все-таки ничего не были в состоянии разобрать, как вдруг из воды милях в двух от нас выскочило на несколько секунд нечто вроде громаднейшего телеграфного столба, затем опять нырнуло и поплыло прямо на наш пароход.

Сэм первым смог заговорить и, уже не теряя времени на заиканье, быстро сказал, что сойдет вниз поискать этот кусочек хлеба, о котором ему говорили, и сбежал под палубу, прежде чем капитан или помощник успели его остановить.

Меньше, чем через полминуты, на всем пароходе остались наверху только четыре человека, — капитан, его два помощника и я.

Второй помощник держал штурвал, капитан держал поручни борта, может быть боясь упасть, а первый помощник держал линь.

Это был один из самых умопомрачительных моментов, какие я когда-либо переживал в своей жизни.

— Не выстрелить ли в это чудовище из пушки? — проговорил капитан дрожащим голосом, переводя взгляд на маленькую сигнальную пушку, стоявшую у нас на баке.

— Лучше не возбуждать его против нас, — сказал помощник, покачивая головой.

— Интересно знать, пожирает ли оно людей? — произнес капитан. — Может быть, оно и явилось за кем-нибудь из нас?

— На палубе сейчас не очень большой для него выбор, — ответил ему с многозначительным взглядом помощник.

— Это верно, — сказал задумчиво капитан. — Я сойду вниз и пошлю всех наверх. Мой долг, как капитана, покидать корабль последним, если есть к тому малейшая возможность.

Как он смог выслать их на палубу, это так и осталось для меня навсегда загадкой, но он их выслал. Он вообще круто обращался с людьми и в обычное время, а в тот момент, должно быть, здорово нажал на них. И они, вероятно, решили, что даже морская змея не будет хуже. Во всяком случае, вся палубная команда явилась наверх, и мы, сбившись в кучу, смотрели, как змея подплывает все ближе и ближе.

Чудовище находилось уже не больше, чем в ста ярдах от нас. Это было невыразимо отвратительное и самое страшное на вид создание, какое только можно было вообразить. Возьмите и смешайте все самые уродливые и безобразные существа на земле — горилл и тому подобное — и все-таки получится настоящий ангел по сравнению с тем, что мы видели. Оно держалось прямо за нашей кормой, не отставая от нас, и от времени до времени раскрывало свою пасть, так что мы могли видеть его глотку ярда на четыре в глубину.

— Она кажется настроенной довольно мирно, — прошептал через некоторое время старший помощник.

— Может быть, она не голодна, — сказал капитан. — Лучше не давать ей проголодаться. Попробуем бросить ей хлеба.