Девушка скинула туфли, но перед тем, как прыгнуть на постель, внезапно встретилась глазами с высокомерной дамой на портрете. Вряд ли мадам де Ламерти одобряла своевольное поведение нахальной гостьи, в глазах ее девушке почудилось негодование.

– И нечего смотреть на меня так сурово, сударыня! Попробовали бы вы провести ночь на моей софе! Между прочим, в доме не мешало бы иметь несколько спален для гостей. Если вашему сыну это невдомек или недосуг этим заниматься, то для вас, как для хозяйки – прямо-таки позор, когда гости не могут выспаться. Так что сами виноваты, – закончив поучать портрет, как ему следовало бы обустроить дом, Эмильенна запрыгнула на кровать и блаженно растянулась на мягких перинах. Через несколько минут девушка уже крепко спала.

Арман вернулся домой раньше Люсьена и, проведя какое-то время внизу, направился в свою спальню, чтобы переодеться. Каково же было его изумление, когда он обнаружил на своей кровати спящую Эмильенну. Некоторое время он просто ошарашено смотрел на девушку, пытаясь собраться с мыслями. Неужели она совсем ничего не боится?! Для такого поступка надо быть либо очень храброй, либо безумной, либо… просто ребенком. Боже, какое же она еще дитя! Ребенок, которого заставили повзрослеть раньше времени. Неведомое доселе Арману чувство шевельнулось в его душе. То была нежность.

Эмили даже спала как-то по-своему, не так как все женщины, которых ему доводилось созерцать спящими. Женщины, которые проводили ночи в его доме, или в домах которых проводил ночи он, даже во сне старались быть чувственными. В каких соблазнительных позах они почивали – запрокинув руки за голову, разметав распущенные волосы по подушке, наиболее эффектно демонстрируя все свои прелести. Ламерти был почти уверен, что способность спать подобным образом – плод долгих изнурительных тренировок, дабы развить в себе умение быть наиболее привлекательной и соблазнять мужчину своим видом даже во сне. Его пленница спала совсем иначе – так спят маленькие дети. Она свернулась клубочком, подложила обе руки под щеку. Длинные распущенные волосы делали всю ее фигуру практически недоступной взору.

Арман присел возле изголовья кровати, и его лицо оказалось совсем близко от лица спящей девушки. Отчетливо слышалось ее мерное дыхание, на щеках играл румянец, а длинные темные ресницы едва заметно трепетали. Молодому человеку захотелось поцеловать эти закрытые глаза, эти щечки, чистый высокий лоб и похожие на лепестки шиповника губы. Но вместо этого он лишь легко провел ладонью по золотистым волосам. От его прикосновения, Эмили вздрогнула во сне и открыла глаза. И тут же вскрикнула, вскочив, как ужаленная. Ламерти словно сам очнулся ото сна, внезапная нежность уступила место обычному сарказму.

– Так, так, так, – насмешливо покачал он головой. – Что за картина открывается моему взору? Вернувшись, желая отдохнуть от праведных трудов, я застаю в своей кровати очаровательнейшее создание. Вы ждали меня, моя милая?

Лицо и руки бедняжки, захваченной на месте преступления порозовели, как небо на рассвете.

– Простите… Я не думала… Я лишь на минутку… Простите! – в полнейшем замешательстве девушка выскочила из комнаты, услышав за своей спиной самозабвенный смех Армана.

Ворвавшись к себе в комнату, Эмили рухнула в кресло, и некоторое время сидела, закрыв пылающее лицо руками. Милая выходка уже не казалась девушке такой невинной и забавной. Напротив, теперь она думала, что ничего глупее и невоспитаннее придумать было нельзя. Она так и сидела, пытаясь унять лихорадочно проносящиеся в голове мысли, когда открылась дверь, и на пороге появился Ламерти с какой-то коробкой в руках. Эмильенна скорее поняла, чем увидела, что это он, поскольку рук от лица так и не отняла, но было очевидно, что Люсьен себе не позволит зайти в ее комнату. Арман опустил коробку на софу и обратился к девушке.

– Не стоит так глубоко переживать случившееся, моя милая. Нарушение пресловутых правил приличия мало меня трогает. Как аристократ по рождению, я с ними, безусловно, знаком, однако, они уже давно меня не касаются. Мне нравится смотреть, как вы премило краснеете, но пора уже прийти в чувство. Более того, с этого момента я разрешаю вам спать на моей кровати, когда вам вздумается – и днем, когда меня нет, а если надумаете, то и …

– Не надумаю! – Эмили резко оторвала руки от лица. – Я прошу прощения за свою выходку, больше она не повториться. Никогда!

– Как вам будет угодно. Но я ведь понимаю, что как хозяин оставляю желать лучшего. Мой дом никогда не был приспособлен для приема гостей, потому и кровать в нем одна. Если редким мужчинам доводилось здесь заночевать, то им было все равно где и как спать, ну а женщины…

– Пожалуйста, не надо продолжать! Я все поняла, – Эмильенне было невыносимо слушать такие речи, особенно в связи со своим поступком. О наличии у Ламерти многочисленных любовниц она догадывалась, но как оскорбительно было девушке слышать подобные откровения от мужчины.

– Хорошо не буду, моя прелесть. Ревность в женщине вполне естественна при упоминании о соперницах, – Арман лукаво посмотрел на нее. – Будем считать, что ты первая и единственная особа женского пола в этом доме и в моей жизни.

– Это уже лишнее, – Эмильенна наконец смогла взять себя в руки, и голос ее стал спокойным и уверенным. – Ваши любовные приключения меня мало занимают. Меня волнует лишь собственное недостойное поведение.

– Пусть это тебя больше не волнует. Неужели пережив все, что тебе довелось испытать, ты по-прежнему способна волноваться из-за такой мелочи? Ты, жившая в тюрьме, отданная в безраздельную власть чужого мужчины, терзаешься по поводу нарушения правил приличия?! – молодой человек неожиданно стал серьезен, ему и вправду хотелось понять, что происходит в душе девушки, оказавшейся в подобном положении.

– Это и впрямь может показаться странным, но жизненные невзгоды не должны оправдывать дурных поступков. Человеку должно сохранять достоинство в любой ситуации, иначе грош ему цена. Я должна быть выше всех обстоятельств. Именно поэтому мне стыдно точно так же, как было бы стыдно в иное, более спокойное время.

– Брось! Давай забудем об этом недоразумении. У меня для тебя подарок, – Арман снова был фамильярен в привычной своей манере. Он открыл коробку и на кровать мягкой волной батиста, атласа и кружев упало потрясающей красоты платье в голубых и серебристых тонах.

– Это мне? – Эмильенна смотрела на платье в недоумении. Во взгляде ее читались одновременно восхищение и возмущение. – Вы ведь, безусловно, понимаете, что я не могу принять от вас подобного подарка, хоть оно и великолепно. Благодарю вас, но это явно лишнее. Пресловутые правила приличия никогда не позволят мне принять его.

– Вы опять недопоняли ситуацию, моя дорогая. Это я не позволю вам не принять его! Я уже дал понять, какого мнения придерживаюсь насчет правил хорошего тона, да и вид вашего нынешнего одеяния внушает мне благоговейный ужас. Меня трудно назвать приличным человеком, но эстетика мне не чужда, в отличие от этики. Поэтому я позволю себе спокойно созерцать вашу смерть, но буду долее терпеть то уродство, которое вы носите на себе.

– Вы пытаетесь взывать к моему чувству стыда? Напрасно. Я не виновата в том, что платье мое в столь печальном состоянии. Будь это в моих силах, я бы этого не допустила.

– Так вот в твоих силах скинуть это тряпье, отдать Люсьену, чтобы завтра он облагодетельствовал старьевщика, и одеться достойно.

– Но принять такой подарок от мужчины!

– У тебя нет выбора, как в случае с голодовкой. Я требую, чтобы ты надела новое платье. Я так хочу! Пусть совесть тебя не мучает, ты ничего не решаешь.

– Но оно же бальное! – в отчаянии зацепилась за последний аргумент Эмили. – Разве можно позволить себе такое роскошное платье в повседневной жизни. Это же неприлично.

– Неприлично носить то, что сейчас на тебе! Неприлично отказываться от подарка вместо благодарности. Неприлично указывать дарителю, что его выбор вас не устраивает. Да ты хоть знаешь, как сложно было достать хотя бы это? Время сейчас, знаешь ли, не то, чтобы фасоны выбирать!