– Я не могу сейчас заниматься поделками. Я нашла работу, завтра у меня первый рабочий день, и мне надо подготовиться.

– Подготовишься. Но сначала выполнишь родительский долг и смастеришь поделку. – Мама сосредоточенно помешивает мед ложечкой. – Там работы на пятнадцать минут. Соорудишь рощицу из шишек, ватой припорошишь – и готово.

– Почему бы тебе самой не сделать с внучкой рощицу? – Я пытаюсь опять умыкнуть вазочку, но мама бьет меня ложкой по пальцам.

– Потому что я делала с ней поделки на Яблочный Спас и на праздник осени. Теперь твоя очередь.

Несколько секунд я тщательно облизываю испачканные медом пальцы, а потом делаю самый жалостный вид, на который способна.

– Ну, мам!

– Никаких «мам». Пакет с шишками – в гостиной, в верхнем ящике шкафа.

Проглотив еще пару блинов, я погружаюсь в муки творчества. Вообще-то, поделки – мое слабое место: с детства у меня огромные проблемы с мелкой моторикой, и в школьные годы чудесные задания по труду за меня делал папа. Он надеялся, что со временем я перерасту свою криворукость, но вышло по-другому: с возрастом к ней добавилась расшатанная нервная система, и теперь даже какая-нибудь простецкая аппликация доводит меня до белого каления.

Обещанные мамой пятнадцать минут работы оказываются рекламной уловкой. У меня не меньше часа уходит только на то, чтобы отыскать шишки. Само собой, в шкафу их нет, потому что мама в запарке убрала пакет в кладовку. Об этом она вспоминает, только когда я, вконец отчаявшись и устав от поисков, порываюсь отправиться в парк – выковыривать новые шишки из-под сугробов.

Еще минут сорок я шастаю по квартире в поисках картона и пластилина. Пластилин находится довольно быстро (в волосах моей любимой куклы), но только красного цвета. Сначала я гляжу на алую колбаску с сомнением, но, безрезультатно пошарив по шкафам еще минут пятнадцать, решаю: не стоит бояться ярких цветов. К тому же все равно я буду облеплять пластилин ватой.

С картоном, к сожалению, в доме напряженка. Мне приходится незаметно вырезать необходимый кусок из коробки для принтера. Мама в ней хранит пустые банки из-под солений, но это ничего, до февраля она прорехи не заметит, а там, гляди, мы еще какой-нибудь коробкой обзаведемся.

Наконец рабочее место организовано, материалы раздобыты, и я со спокойной совестью зависаю на диване минут на сорок – пытаюсь придумать что-нибудь гениальное. Гениальное, само собой, не придумывается, и, скрипя сердце (терпеть не могу воплощать чужие идеи), я начинаю ваять рощицу. Алёнка пытается помочь, но всё, что у нее получается, – это бегать вокруг и размахивать от воодушевления руками. Мне ужасно холодно от поднятого ею сквозняка, но я стараюсь игнорировать неприятные ощущения и сосредоточенно прилаживаю к картону собранные мамой дары леса (всякие там желуди, сучки и шишки). Вот только картон противно прогибается, а шишки всё время ломаются, падают и пачкаются в пластилине.

Мама бродит по гостиной с лейкой, поливает любимые растеньица и поглядывает на мои старания с ухмылкой.

– Майя, тема конкурса: «Сказки зимнего леса», а не «Кошмары глухой чащи». У тебя слишком много красного – складывается ощущение, что в твоем лесу кого-то прирезали.

Я отшвыриваю «рощицу» в сторону и иду на кухню. Блин. Еще блин. Две ложки меда… Раздражение потихоньку сходит на нет. Добавляем к блинам чашку горячего чая – и вот ноги сами несут меня обратно в гостиную, где я начинаю всё сначала: пластилин, шишки, вата.

Мой «урок труда» заканчивается лишь к обеду, а получившаяся рощица немного смахивает на лесоповал, но мне уже по барабану. Да и Алёнке нравится. Мы лопаем борщ, а потом я мою посуду, полушепотом бубня цели и задачи тренинга позитивного мышления. И в этот момент, конечно, раздается звонок в дверь. Я вздрагиваю: неужели Андрей? На всякий случай изображаю глубокую сосредоточенность на намыливании ложек, и открывать дверь идет мама.

– Ой, Мариночка, привет! – тут же голосит она из прихожей, звонко расцеловываясь с любимой подругой. – А я думала, ты про меня забыла.

– Нет, милая, я всё помню, – в ответ верещит гостья. – Твое счастье – для меня святое.

Я бросаю посуду и поспешно ретируюсь в свою комнату, пока мамина приятельница не устроила мне допрос по поводу житья-бытья. Дело в том, что у Марины Анатольевны весьма специфическое хобби – психоанализ. В свой прошлый визит она мучила меня часа полтора, заставляя пересказывать детские воспоминания. А потом нашла у меня комплекс неполноценности, проблемы слияния и инфантилизм. Кажется, я пока не готова к новым диагнозам.

Стоит мне включить ноутбук, как Алёна немедленно требует, чтобы я почитала ей книгу с вредными советами. Какие советы, доченька? Ты уже и так достаточно вредная. Впору самой мастер-классы давать. Немного подумав, я распечатываю найденные в Интернете раскраски с Винни-Пухом и вручаю их дочери вместе с пачкой карандашей. Она вроде проникается: отползает в уголок и остервенело шаркает карандашами по листочкам. А я наконец открываю заветный документ с программой тренинга.

– Майя, ты должна, просто обязана в этом поучаствовать! – врывается в комнату мама.

– В чем «в этом»?

– Мы с Мариной делаем фото для сайтов знакомств, и нам нужна твоя помощь: экранчик подержать, лампу…

– Мам, мне надо работать.

– Работа – не волк. Неужели ты не хочешь, чтобы твоя мать наконец обрела свое женское счастье?

Сказать по правде, меня совсем не греет мысль о том, что в нашей квартире может поселиться какой-то мужик – мамин бойфренд. Небось, будет тут командовать: заставит маму снять со стены папины фото, заклюет придирками Алёнку. Но признаваться в этом как-то неудобно. Я откашливаюсь.

– А зачем сразу лезть на сайты знакомств? Может, подождем, пока фэн-шуй подействует?

– Майя, чтобы достичь успеха нужно работать одновременно в разных направлениях. – Мама пытается стащить меня со стула. – Пойдем, тебе пару смазливых фото тоже не помешают.

– И я! И я хочу фотографироваться! – Алёнка, выуживает из шкафа мою коробку с украшениями и начинает последовательно нанизывать на себя все бусы, браслеты и кольца разом.

Я обеими руками цепляюсь за стол.

– Но я сейчас и правда не могу – давай сделаем фото в следующий выходной. Понимаешь, мне до завтра нужно подготовить программы сразу по двум направлениям.

– У тебя постоянно какие-то отмазки, – не отстает мать. – Разве ты забыла правило: ты – мне, я – тебе? Не станешь мне помогать – всю следующую неделю будешь сама собирать и водить Алёнку в сад.

Что? Собирать Алёнку? О нет! Это же мне каждый день придется вытерпеть минимум три истерики за утро: сначала из-за раннего подъема, потом из-за чистки зубов и колючей кофты. Моя нервная система еще ослаблена гипертиреозом и такого не перенесет. Я смотрю на часы: уже половина пятого. В принципе, кого я обманываю? Никакой программы до понедельника мне не написать, так зачем себя изводить?

Я медленно поднимаюсь из-за стола.

– Чего, ты там говорила, надо подержать?

На следующее утро я чувствую себя подозрительно спокойно. Подумаешь, не написала программу занятий, точнее, две программы, с кем не бывает? Может, у меня все выходные электричества не было? Или живот болел? Даже идеальные работники не застрахованы от форс-мажорных обстоятельств.

Я уплетаю на завтрак тарелку борща с фрикадельками, и мир вокруг переливается красками. Ура! У меня теперь снова есть работа. Да еще и по специальности. Главное, с первых дней хорошо себя зарекомендовать и лучше прямо сейчас определиться, с чем у меня на выходных были проблемы – со светом или с пищеварением. В последний момент такие решения не принимаются.

Я чищу зубы в глубокой задумчивости: живот или свет, свет или живот? А может быть, компьютерный вирус, болезнь любимой кошки? Стоп, у меня же нет кошки. Хотя кто про это знает? Хм, какой трудный, однако, выбор. Хм…