— А какое у него право вообще злиться? — с шумом втягиваю воздух, даже не стараясь скрыть злость. — Не много ли он на себя берет? Она вроде жена Гроссерия была.

— Ты о чем, Монах? Луки нет больше. А бабы они же такие… У кого бабло к тому и тянутся. И не жена она, так… пассия…

«Я женщина Спайка»

— Она останется здесь, Спайку никого мы отдавать не будем.

— Монах…зачем…

— Не обсуждается.

Во мне кипит злость, отравляет меня. Еще эти дебилоиды прибежали ко мне в дом, чтобы выяснить, что происходит, пришлось Алису с Аминой оставить. А Мониша убьёт рыжую, она может. Не была бы такой, не женился бы на ней. Моя женщина.

— Мурад…

— Русик, ты, по-моему, не много забыл с кем говоришь. — я встаю со стула медленно. Самое время выпустить пар и показать рыжему хорьку его место. Я специально иду слишком медленно, чтобы до него дошло, что он меня вывел. — Если я сказал, ты сделал. Мне глубоко похеру на то, что ты думаешь. И я не должен тебе объяснять свои мотивы.

Я беру за край его чёрной рубашки и ставлю с легкостью на ноги. Ткань с шумом расходится по швам в моих руках, а стул падает на пол. Боковым зрением улавливаю, как остальные ёжатся и поникают.

Руслан храбрится, старается не потерять лицо перед братвой. Тупой баран, это не надолго.

Мне нравится слышать хруст его вылетающих зубов, когда я ударяю его лицом. Из его рта вместо слов вылетает бульканье. Русик теряет лицо и испуганно хрипит, пытается оттолкнуть меня, но у него не хватает сил. Выглядит смешно, как кот, которого держат за шкирку, барахтается. Наношу второй удар, кулаком в нос, тот послушно прогибается и сплющивается.

Когда я его отпускаю, он шмякается на пол, схаркивая кровью, не пытаясь подняться. Боится добавки.

Все молчат, даже не поднимают глаза. Я вытираю руки о рядом сидящего парня и выхожу молча, больше ничего не говоря. Пора разобраться с Монишей.

Я влетаю в дом, пролетаю лестницу, и в считанные секунды оказываюсь у двери Монишы. Игнорирую жалкие попытки Амины привлечь мое внимание. Замираю у двери, не решаюсь постучать. Провожу ладонью по обработанному дереву, делаю глубокий вздох, толкаю уже эту чёртову дверь.

Меня с головой накрывает новый приступ гнева, потому что дверь не поддаётся. Алиса чем-то подперла дверь с той стороны. Отхожу и с размаху бью ногой по двери, она поддаётся слабо, практически никак.

— Алиса. — реву я, пытаясь вынести дверь. Но с той стороны нет ответа. Мониша решила вернуться к своему излюбленному занятию — ебле моих мозгов. — Твою мать!

Я отшлепаю эту телку Спайка так, что она ходить не будет, не то что мебель по комнате передвигать.

Отгоняя мысль о том, что беременным нельзя двигать тяжелое, я вылетел из дома быстрее, чем в него залетал. Комната Алисы находится на втором этаже, не очень высоко, а еще есть небольшой балкон с цветами.

Не удерживаюсь и очень злобно скалюсь. Так и вижу алую жопку наказанной Монишы.

Чувствую себя подростком пубертатного периода, пока карабкаюсь на этот балкон. Долбанный Ромео. Стараюсь делать все бесшумно, чтобы она не заметила меня. Пригибаюсь на балконе, смотрю в окно.

Алиса в максимально бесформенном платье, которое видимо так старательно подбирала для неё Амина, стоит спиной ко мне, смотрит на дверь, сжимая в руке полку. Воительница. Неужели на меня хочет пойти войной? Неужели и вправду спала со Спайком?

Непроизвольно хлопаю кулаком по подоконнику, нарушая тишину. Мониша подпрыгивает и оборачивается, упираясь в меня своими огромными глазами, открывая комично рот и бросаясь к двери, которая заблокирована шкафом. Как она его вообще его дотащила?

Выбить эту дверь мне не составляет труда и я с вечерней прохладой неторопливо вхожу к ней, рассматривая тонкую шею с родинкой у самых волос, забавно завивающихся в нежные кудряшки. Хочется запустить руку в эту копну и почувствовать ее запах.

— Тебе помочь?

— Спасибо, не надо.

— Может поговорим? — стараюсь найти в себе силы оставаться спокойным, не закинуть ее попой к верху и задать трёпу.

— Давай поговорим. — У Монишы забавно двигаются крылья носа, когда она злится. А еще глаза сверкают, как у кошки. Заревновала меня, вон как трясёт ее, глаза пучит.

Хочется притянуть ее, зарыться в волосы, ощутить бархатность ее персиковой кожи. Какие же сладкие губки у моей женушки, алые и пухлые, сердечком.

Мой член отзывается на неё, оживает, заглушает разум и просит отложить меня на потом семейные разборки, приступить к исполнению супружеского долга.

С чего начать?

Молчим. Стоим и смотрим друг на друга.

— Почему ты не в Бостоне?

— Потому что у Оливера под боком приятнее. — язвит, подергивая своим маленьким носиком. Хочет разозлить меня. Смотрю в ее глаза и выдыхаю. Не было у неё ничего с ним. Если бы было так смело не бросала бы мне это в лицо, а значит просто ревнует кошка, брызжет злостью.

— Я смотрю ты за два месяца распустилась совсем. — шепчу я, придвигаясь к ней, притягивая ее за талию к себе. Как же я скучал по ней. Но Алиска не хочет вести себя разумно, выскальзывает из моих рук.

— Расскажи лучше, как выбрался с заброшенного завода и как тебя пригрели тут. — встала в решительную позу. Грудь вперёд. Круглая, дерзкая. Даже через пеструю ткань вижу ее соски.

— Сначала ты расскажешь, почему ты не в Бостоне и как потеряла моего ребенка. — сказав это вслух, вдруг осознал, что понял это с первого взгляда на ее живот, просто гнал мысль прочь.

Мониша дергается, сжимается и меняется в лице. В каждой черточке прочитывается боль. Она смотрит на меня, как раненый зверёныш. Все таки зло коснулось моего птенчика. Сжимаю кулаки, чтобы удержать внутреннего зверя, не выпустить его наружу.

— Мониша. — притягиваю ее худющее тельце к себе, прижимая. Мне нужно это услышать. — Я жду.

— Наркотик, который мне вколол охранник, спровоцировал выкидыш. Я даже не почувствовала ничего, просто проснулась — а его больше нет. Как будто и не было. — ее голос очень тихий, бесцветный.

Я закрываю глаза, чувствуя хаос внутри меня, готовый прорваться в любую минуту. Я не просто убью виновника, я превращу остаток его жизни в ад, отниму самое дорогое. Заставлю заплатить за все. За моего не родившегося ребенка, за слезы Монишы.

Алиса дрожит, еле на ногах стоит, кроха. Целую ее макушку. Мой птенчик маленький, голова еле до моей груди дотягивается.

Мой ребёнок. Господи. Лучше бы ты забрал меня, чем его.

— Бостон. — пытаюсь направить ее дальше по маршруту повествования.

— Сначала ты. — требует она, поднимая на меня усталые, почти безумные глаза. Ей нужно поесть и хорошо выспаться. Буду откармливать, а то и подержать уже не за что, одни кости.

Какая бы не была причина, почему она не в Бостоне, выпущу кровь Майлзу. Этот подонок в Москве, не сдержал своё слово. Если бы я пообещал защитить его женщину, то я бы умер, но защитил ее, отвёз в безопасное место.

— Мне помогли друзья. — спокойно говорю я. — Расскажу обо всем, но сначала еда и сон. И как ты сюда попала.

— Я видела твоих друзей. — снова шипит и извивается, отталкивает, пытается вырваться, но не отпускаю ее. Снова пришли к тому с чего когда-то начали. Не слушается меня, не доверяет. Это раздражает меня, но делаю скидку, что малышка через ад прошла, нужно быть ласковее с ней.

— Так ты же сама женщина Спайка. — язвлю в ответ, смотрю на неё в упор, придерживая подбородок, чтобы насладиться всей гаммой ее эмоций. Малышка смешная. Я ее знал, когда эта кроха была ростом с табуретку, я все о ней знаю, каждую эмоцию считываю, улавливаю ее каждое телодвижение и мысль. А Мониша, как ребёнок, думает, что может обмануть меня.

Зрачки Алисы расширяются и она облизывает губы, боится моего гнева, дрожит. Правильно.

— А еще я обманутая вдова. — говорит она дрожащим голосом. Не пытается объяснить мне, зачем сказала это, хотя я и сам догадываюсь. Но забавно смотреть как она хорохорится и жаждет моих эмоций. Хочет моей ревности?