– Застрелился прямо в его кабинете… – пробормотал Владимир Николаевич и сокрушённо покряхтел. – Вы, бизнесмены, совсем недооцениваете опасность стрессов…

– Возможно. – Гардези отвернулся от окна и присел на подоконник. – Пожалуй, это действительно стресс, когда начинаешь забывать, что в жизни важнее. – Гардези вздохнул. – Разве не глупо, что Егор оценил потерю бизнеса выше собственной жизни? А этот… – Гардези на мгновение запнулся, словно пытаясь сдержать какое-то слово, и сдержался, – мог спасти Егора, подписав мировую, а вместо этого потерял рассудок, когда его забрызгало чужой кровью…

– Шок и амнезия – это ещё не потеря рассудка, – поправил его Владимир Николаевич.

– Как угодно.

– Ну а вы? – спросил Владимир Николаевич.

– Что – я? – вскинулся Гардези.

Владимир Николаевич сел на подоконник рядом с Гардези.

– Мне даже страшно за вас, Андрей Викторович. Вы хотя бы понимаете, какой душевный груз на себя взяли? Так и вам недолго моим пациентом оказаться…

– Не дождётесь, – обронил Гардези, и Владимиру Николаевичу показалось, что это было сказано вовсе не ему.

– Честно говоря, – нерешительно пробормотал Владимир Николаевич, – не могу простить себе, что позволил вам устроить этот чудовищный эксперимент над больным…

– Но он же сработал, – мрачно отозвался Гардези.

– В этом вам повезло, если вообще можно так выразиться. – Владимир Николаевич снял очки и потёр указательным и большим пальцем переносицу. – Вы ведь назвались его другом…

– Моим другом был Егор Воробьёв, – сквозь зубы сказал Гардези. – Я не мог позволить тому, кто довёл его до самоубийства, укрыться в этой вашей амнезии.

– Это жестоко, – покачал головой Владимир Николаевич, надевая очки.

Гардези поднялся и посмотрел на врача сверху вниз.

– Да бросьте вы, доктор! – отрывисто сказал Гардези. – Вы что, не понимаете? Этот ваш пациент, скорее всего, и в тюрьму даже не сядет, несмотря на своё признание. Да, я не позволил ему спрятаться хотя бы от своей совести. Но лучше уж жить так, чем провести остаток жизни беспамятным овощем в вашей клинике! Так что с моей стороны это было очень даже по-дружески…

– Не уверен, что это для него лучше, – возразил Владимир Николаевич.

– Жизнь лучше любой амнезии, доктор. Прощайте. Спасибо вам за помощь.

– Прощайте, Андрей Викторович, – проговорил Владимир Николаевич. – Вы уж берегите себя. Может быть, вы и добились справедливости, но легче никому не стало… и прежде всего самому вам.

Гардези нахмурился, хотел было что-то сказать, но передумал и стремительно вышел. Владимир Николаевич смотрел ему вслед в окно до тех пор, пока шагающая неровной и слегка пошатывающейся походкой фигура не скрылась из виду за железными воротами.

2005

Однажды автору предложили написать рассказ с использованием семи нарицательных слов (или производных от них), которые ему назовут тут же наобум. С этими словами оказалось сложно с ходу придумать оригинальный сюжет, и тогда автор сдался и использовал неоригинальный сюжет, но зато в своё оправдание семикратно перевыполнил задачу – применил все заданные семь слов (или производные от них) не просто в рассказе, а в каждой из семи глав рассказа.

Вечерело. Море ещё освещалось закатным солнцем, но в небе уже виднелась бледная луна. Дул вечерний бриз, от которого деревья в саду шумели листвой, а плетёные кресла, сложенные ровным штабелем у садовой беседки, еле слышно поскрипывали.

Девушка с лейкой в руках сосредоточенно поливала клумбы с крыльца небольшого одноэтажного домика. Время от времени она бросала прищуренный взгляд в сторону моря. Правда, там не было ничего заслуживавшего внимания, кроме, может быть, стайки дельфинов, прыгавших по волнам вдали у горизонта. Но что-то заставляло девушку всё чаще и чаще всматриваться в темнеющую гладь моря и нетерпеливо переводить взгляд на наручные часы.

Наконец, присмотревшись, она увидела нечто, что заставило её радостно вскрикнуть и выронить лейку из рук прямо посреди крыльца.

– Дюк! – со счастливой улыбкой прошептала она.

Обернувшись, Дюк бросил последний взгляд на девушку, тяжело вздохнул и закрыл за собой дверь. Уже стемнело, с моря ощутимо веяло холодным ветерком, а над горизонтом, мутно проблёскивая сквозь полупрозрачные облака, светила огромная полная луна.

Дюк запахнул куртку, аккуратно перешагнул через брошенную прямо посреди крыльца лейку и быстро зашагал к пирсу через сад по выложенной плиткой дорожке. Он невольно отметил, как тщательно ухожен сад, а дорожка подметена до идеальной чистоты, если не считать нескольких опавших листьев.

– Райский уголок! – пробормотал Дюк себе под нос с неожиданной горечью.

Дорожка перешла в ступеньки, ведущие вниз на пирс, к которому был пришвартован быстроходный прогулочный катер «Дельфин», гордость Дюка. Спрыгнув на борт прямо с причальных подмостков, Дюк отвязал швартовочный трос и медленно опустился в кресло перед штурвалом.

Некоторое время он сидел, глядя прямо перед собой. Волна ударила в борт катера, Дюк вздрогнул, тряхнул головой и завёл двигатель.

Описав дугу, катер взревел и понёсся прочь.

Следователь подошёл к патрульному и показал удостоверение. Хотя луна светила достаточно ярко, патрульный всё же ослепил фонариком, сличая личность.

– Да я это, я! – раздражённо бросил следователь и был пропущен, наконец, к месту происшествия.

Он поднялся по крыльцу небольшого одноэтажного домика и вошёл внутрь. Там уже работала следственная бригада. В прихожей курил угрюмый судмедэксперт.

– Труп? – спросил следователь. – Криминальный?

– Труп, – подтвердил судмедэксперт. – Криминальный или нет, пока не могу сказать. Жду, чтобы отвезли тело в морг. Вскрытие покажет…

Следователь кивнул. Осторожно ступая по полу и внимательно глядя себе под ноги, он прошёл в комнату, где оперативник и криминалист проводили осмотр.

– О, тебя вызвали? – вместо приветствия сказал ему оперативник. – Подняли с постели?

– Угу, – мрачно промычал в ответ следователь, доставая из портфеля бланки протокольных листов. – Сегодня день сумасшедший, пожар в дельфинарии… Дежурный прокурор зашивается, вот меня и дёрнули…

– Не ворчи, – добродушно сказал оперативник и подмигнул. – Грех тебе жаловаться. Говорят, скоро пересядешь в кресло заместителя прокурора города? Будешь других посылать в ночное дежурство и получать от работы сплошное удовольствие…

– Ага, море удовольствия, – мрачно ответил следователь. – Хватит болтать. Ну что, здесь картина ясная?

– Картина – да, а вот насчёт сюжета не уверен, – отозвался криминалист. – Сам видишь – мёртвая девушка на полу… Никаких видимых повреждений… В помещении образцовый порядок…

Криминалист защёлкал фотокамерой, озаряя комнату слепящей вспышкой.

– Пора бы завести нормальный фотоаппарат, – буркнул следователь, морщась и жмурясь. – До сих пор своей старой «Лейкой» пользуешься?

– Старый конь борозды не испортит, – наставительно заметил криминалист. – Ты будешь тело сам осматривать или поверишь нам на слово?

Следователь сидел в гостевом кресле и наблюдал, как судмедэксперт поливает свои уродливые кактусы в горшочках из миниатюрной лейки, выполненной в виде фигурки дельфина. Из дельфиньей пасти тонко лился ручеёк воды.

Следователь зевнул и переспросил:

– Значит, самоубийство?

Судмедэксперт, не оборачиваясь, пожал плечами.

– У меня нет оснований считать, что есть криминал, – сказал он. – Впрочем, если у тебя много свободного времени, можешь покопаться… Между прочим, она была беременна. Второй месяц. Можешь порасследовать…

– Ты же знаешь, что суицид меня вполне устроит, – проворчал следователь. – Как наступает полнолуние, так у нас по статистике всегда несколько самоубийств… Ты что-нибудь слышал про влияние фаз Луны на психику беременных девушек?