Все сгорело. И ремонт, и мебель, и кухня – все. Пока пожарные приехали, от дома только задняя часть осталась. Какие-то вещи, одежда уцелели. А так – одни головешки. И две кошки сгорели – по ним Любка больше всего убивалась. И Вовчик как отрезвел тоже. Говорит, ревел как маленький. И по дому, и по котам, и вообще. Руки на себя наложить хотел. Его со службы чуть не поперли. Любка переехала жить к родителям. На развод подала. Вовчик умолял, на коленях стоял. Закодировался. Не простила. К сыну ездила, тот сказал: «Вернусь, убью». Парень здоровый, да еще в спецназе служит. И за мать обиделся, и за дом – где теперь жить? У родителей Любки две комнаты всего, она еще туда-сюда, а сын придет, его куда? И на папашу у него зуб, так что жди всякого.

Но Любка, поплакав первое время – вся зареванная ходила, – как-то и оправилась после. Опять похорошела, и глаза ее, серые, прозрачные, смотрели на мир с кошачьей прямотой и загадочностью. И улыбаться стала, молодо освещаясь, и засмеется – так вся целиком.

Отходчив человек. Тем и жив.

– Так… – махнула Любка рукой на вопрос Риммы. – У вас тут чего?

– А, – ответила Римма, – ничего хорошего.

Любка внимательней присмотрелась к Римме, к столу, увидела бумажные гробики от конфет, среди них траурную урну чашки – что-то поняла. Быстро скинула серую, козью шубу, присела к столу.

– С Валерой поссорилась?

Вот что значит подруга.

– Да ну его… – отвернулась было Римма.

– Рассказывай!

– Да что тут рассказывать?

– Римма! – шутливо стукнула пальцем по столу Любка.

И хоть в их дружбе ведущей была Римма, а Любка только ведомой – и по возрасту, на двенадцать лет младше, и по отношению к жизни, – Римма сейчас охотно подчинилась ее нажиму.

И рассказала все.

А что утаивать? Все равно все узнают. Тут тайны умирают быстро, сутки жизни максимум.

– Да… – протянула Любка по окончании рассказа. – Что это с ним?

Они переглянулись с Риммой особенными взглядами: что-то произошло странное. Любка тоже давно здесь работала, все механизмы отношений понимала до тонкости, ей ничего объяснять не нужно. И раз Валера не пришел – беда.

– Может, совсем ему плохо было? – предположила самое простое Любка.

– Ну… было плохо, – согласилась Римма. – Сидел никакой. Но понимал же все! Видел, что собираемся. Я позвала его отдельно…

– Может, слишком резко позвала? – улыбнулась Любка.

Она знала характер Риммы, и сходу угадала причину.

Одну из причин. Потому что Римма, хоть и брала ее в расчет, вовсе не полагала, что эта причина главная.

– Да нет, – ответила Римма. – Как обычно.

– Ясно! – воскликнула Любка. – А он мутный. Вот и обиделся.

– Но не до такой же степени! – возразила Римма.

– Ну да, – согласилась Любка. – Чтоб на соль не пошел? Наверное, очень сильно обиделся.

И она снова улыбнулась.

– Что это все улыбаешься? – подозрительно посмотрела на нее Римма.

Людка снова махнула рукой.

– Не обращай внимания. Тебе рада.

Она приобняла Римму за плечи.

– Да брось ты, подруга! Не бери в голову. Все они дураки одинаковые. Отойдет – первым прибежит.

Римма тоже так думала. Хотела думать. Так думать было правильно. Это лучше, чем накручивать себя.

– Ты же знаешь, они как нарежутся – все герои, а потом на коленях ползают.

Любка передернулась, вспомнив о своем.

– Звонил? – спросила Римма.

– Звонил, – вздохнула Любка.

– Что хочет?

– Чтоб заявление забрала.

– А ты?

– Не дождешься, говорю.

– Молодец! – кивнула Римма. – Не вздумай ему уступить. Сколько раз он обещал? А толку.

– Да, – затуманившись, ответила Любка.

Она немного помолчала, перебирая фантики на столе.

– Он хочет дом отстроить, – сказала она.

– Что? – изумилась Римма. – Дом?

– Ну да, – кивнула Любка. – там же фундамент весь целый. И задняя стенка осталась. И полный сарай всяких материалов – сарай же не сгорел.

Римма вытаращила глаза.

– Да он знает, сколько денег надо – дом отстроить?

– Он говорит, кредит возьмет. Узнавал в банке, ему дадут. Только небольшой, занимать по знакомым придется… Он все посчитал. Говорит, ради меня все сделает. Только чтоб я вернулась.

– И что? – от изумления Римма забыла про свое горе. – Ты веришь ему?

Любка замялась, опустила голову, замолчала.

– Не знаю… Он так просит.

– Люба! – воскликнула потрясенная Римма. – После того, что он сделал, я бы с ним вообще не разговаривала. Сколько ты от него вытерпела! И опять ему веришь?

– Да не верю я! – взмолилась Любка. – Но он так просит… И не пьет уже три месяца.

– И что? Три месяца – срок? Он и раньше бросал. На полгода хватало – максимум.

– Я тоже ему так говорю.

Любка посмотрела Римме в глаза. В глазах – детская растерянность и мольба.

– Люба! – сказала твердо Римма. – Не вздумай ему уступить. Это лишь бы тебя вернуть. Потом все по новой пойдет. Опять будешь голосить. Оно тебе надо?

– Не надо, – эхом отозвалась Любка. – Но если бы ты слышала, как он говорит… Говорит и плачет. Я никогда его таким не видела.

– Не видела? Ты что, встречалась с ним?

Любка спохватилась, но было поздно. Она покраснела.

– Да… Виделись… Недолго.

Римма так разозлилась – чуть кулаком не стукнула.

– Ты же мне клялась, что если когда и увидишь его, так только в суде!

– Да… – мялась Любка, мучаясь под свирепым взглядом Риммы. – Но он так просил…

– Да они все просят! – взорвалась Римма. – Когда им надо. А потом плюют в морду и делают, что хотят.

Любка со страхом покосилась на нее.

– Ты домой не пойдешь?

– Пойду! – выкрикнула Римма.

Она вдруг поняла, что Любка боится ее.

Ну и пусть боится. Дура. Поверила этому идиоту. Дом он построит. Как бы не так. Небось, уже задумал что-то пакостное. Как все они задумывают.

– Но ты зря так, Римма, – робко сказала Любка. – Он и вправду изменился. Если бы ты его послушала…

– Не хочу я его слушать, – отрезала Римма. – Не верю я твоему Вовчику, и тебе верить не советую. Он тебе голову дурит, а ты уши развесила.

– Да не верю я… – пробормотала Любка.

Римме на миг стало ее жалко. Чего накинулась? Бедная девка мучается, а она – кричать. Все Валера виноват! Довел до чего гад. Лучшую подругу чуть не растерзала. Хотя – и подругу надо поучить. Уж больно слаба на уговоры. Только пошепчут на ушко – и поплыла вся. Делай с ней, что хочешь. А потом – крики и слезы.

– И не верь, – гоня жалость, сурово приказала Римма. – Если ты его снова простишь, я на тебя обижусь. И помогать не буду. Слышишь?

– Слышу, – отозвалась Любка.

– Держись твердо. Решила бросить – бросай.

Римма улыбнулась, погладила Любку по голове.

– Да ты таких Вовчиков сто найдешь! На чёрта тебе этот алкаш?

Любка глянула Римме в глаза – отстраненно.

– Там скользко, – сказала она. – Иди осторожно.

– Я знаю, – ответила Римма. – Я всегда осторожна.

Расстались хорошо. Прошлись еще по Михалычу: тоже, старый козел, хорош. Как так, лезет со своими лапами, ласковый – оторви да брось. А как до дела доходит, начинает из себя инвалида строить, про болячки свои ныть. Хорошо хоть соли успел наколоть, прежде чем удрать. А мог бы и раньше психануть. Коз-зел.

Любке еще предстояло на соли убиваться. Но у нее хоть операторы – мужики нормальные. Оба с понятием и не задохлики какие. Хотя и Любке хватит. До ночи провозятся.

– Там два ведра почти полных, – наказывала Римма, одеваясь. – Фильтр не сработался, но ты посмотри…

– Ага, – кивала Любка, – хорошо.

И посматривала на Римму нетерпеливо.

Римме показалось, что та рада была, наконец, ее выпроводить. Ну, понятно. Получила за Вовчика, вот и дуется. А как ты думала? Молчать буду? После того, как ты сто раз тут ревела, жаловалась и клялась мне: никогда-никогда? Если ты забыла, то я помню. И тебе, дуре, не дам забыть. Потом же еще и благодарить будешь.