— Они не знают. Что, Данечка? — улыбнулась сыну, когда тот потянул за край черной ленты в ее волосах. — У Сережи сегодня свадьба, — говорила, позволяя сыну стянуть ленту. — Они все там...празднуют.

— А ты, значит, одна здесь, да?

Подыхаешь от боли один на один с горем. Херня какая-то.

— С Даней, — и снова улыбнулась, поцеловала макушку сына, занятого новой игрушкой. — Леся была, но умчалась куда-то. Нам когда позвонили, она и…

Дальше я не слушал.

Пока ловил частника, пока уговаривал его меня отвезти, меня рвало на куски, как будто внутрь засунули вулкан. И он оживал со скоростью одного раза в минуту, погребая под слоем огня и камня мое нутро. Снова и снова. И я  почти не дышу, когда влетаю в ресторан в самый разгар танца молодоженов. Ищу взглядом Ксанку и не нахожу. Охранник останавливает у столиков с гостями.

— Рыжая девушка, двадцать лет, невысокая.  Была? — выстреливаю вопросом. Охранник говорит что—то вроде, что он не запоминает, но когда я показываю фото — говорит, что такой не было.

Не было...это хорошо или нет? И если ее не было в ресторане, то где она? Выхожу на улицу под ливень. Задираю голову, подставляя лицо колким каплям и пытаюсь понять, где может быть моя Земляничка? Куда она могла пойти, уверенная, что все потеряла?

И напрашивается только один ответ, который мне нихрена не нравится.

— А ты чего не празднике? — мужик появился со стороны парковки. В кожаные, со шлемом на согнутой в локте руке. И это в такой дождь. Смертник, мать его.

— А ты? — спрашиваю на автомате, воскрешая в памяти все места, где мы были с Ксанкой вдвоем. И понимаю, что таких и нет почти. Херовая была идея играть в тайных любовников.

— А я друга привез хоронить, — его голос сипит, как после простуды.

У него лысый череп и расписанная шрамами рожа. Видок такой, словно он только что выбрался из преисподней.

— Друга, говоришь, привез хоронить?

Кивок.

— А тут ты что забыл?

— А тут мои друзья. Свадьбу гуляют, — усмехнулся точь-в-точь, как Ксанка. Похоже, я совсем рехнулся или…

— Руслан Огнев.

— Алекс Туманов.

Туманов, значит. Тот, что пропал без вести. Тот, на чьей невесте женился Эльф. Вот, значит, кем ты стал, брат Землянички. Ладно, хрен с тобой. Поверю в твой маскарад. Полагаю, у тебя есть на то причины.

Протянул Туманову руку, пожал.

— Я когда-то знал твоего друга, а сейчас сестру его вот ищу.

Туманов снял с руки шлем, протянул мне, следом ключи от своего байка.

— Есть одно место...

Она стояла на парапете, спрятав руки в карманы джинсов. Такая маленькая, словно птичка, ищущая пристанище от дождя. Промокшая, всклокоченная. И такая...моя. Сейчас, на самом краю моя как никогда до этого. Как никогда не будет после. Рыжие волосы, потемневшие от бьющих ей в спину капель, трепал ветер. А я стоял за ее спиной и молил своих демонов не сорваться с цепи, потому что боль рвала к чертям здравый смысл.

— Ксанка, — позвал, когда она раскинула руки, подставляя себя холодному дождю. Там, за чертой города розовела полоска встающего солнца, такая яркая и живая на фоне грозовых туч. А я смотрел в узкую спину той, что однажды вот таким дождем ворвалась в мою жизнь и не мог ее потерять. — Ты действительно этого хочешь, Ксанка?

Она дрогнула, покачнулась и я рванул к ней, схватил, стаскивая, прижимая к себе. Злясь на эту бестолковую идиотку. Ругая ее, встряхивая, как безвольную куклу. И вдруг понимая, что пошел бы следом за ней, потому что только с ней научился дышать и укрощать своих демонов без таблеток. Только с ней научился по—настоящему жить.

— Дура! Идиотка! Ты что творишь?! Я же...

— Его нет, — всхлипнула, цепляясь в мои плечи, царапая, захлебываясь дождем, затыкая мне рот своим отчаянием. — Женился, представляешь? — криво усмехнулась.

Он женился, а ты сюда, да? Глупая, глупая девочка. Что же творится в твоей голове, что даже смерть брата так не подкосила, как женитьба этого козла?

Смотрел на нее, забирая ее боль, разбавляя свою. Я вытерплю, переживу. А она сломается. А ей нельзя. Маленькая еще, бестолковая, не понимает цену жизни.

— Бросил...снова...никого больше нет…

— Я есть, — обнял ее лицо. — Слышишь меня? Я с тобой, родная. Всегда только с тобой. Слышишь?

А вместо ответа прижалась губами к моим. Я целовал ее жадно, не давая шанса на передышку. И сходил с ума от ее страсти, дикости и горького отчаяния. Дождь обнимал нас своим покрывалом, а гроза воровала наши стоны. Бережно храня нашу тайну. Оставляя нас только нам.

— Ксанка…

— Пепел…

В унисон, деля на двоих одно сорванное дыхание.

— Ты вся дрожишь, — прошептал, губами ловя ее дыхание. — Идем.

— Я не хочу. Ничего не хочу, Рус, — и больными глазами на меня посмотрела. — Он оставил меня одну, а я...я ему всю себя, а он...ошибкой назвал, помутнением рассудка. Я для него помутнение рассудка… Рус…

Сплел наши пальцы и потянул за собой.

На улице поймал частника, оставив мотоцикл Туманова во дворе,  привез к себе, затолкал в душ и позвонил коллекционерше. А через час мы снова сидели на крыше дома, где я снимал квартиру, и пили “Ротшильда”, а из колонок старого магнитофона звучал фанк. Ее любимая музыка и самое лучшее вино.

Ксанка пила его, зажмурившись от удовольствия, а я смотрел-смотрел-смотрел и с каждым ударом сердца ненавидел Корзина все сильнее и суку-Судьбу, что свела меня с этой девчонкой. Потому что даже ветер, путающийся в ее мелких кудрях, знал — она не моя. И ее улыбка, спрятанная в бокале с вином, тоже не мне. Но...сейчас-то она со мной, разве нет?

И сам себе признавался, что она со мной только потому, что у нее больше никого нет. И что мудак Корзин ей предпочел типичную силиконовую куклу, в глазах которой только деньги. А разгляди он в ней то сокровище, что вижу сейчас я — хрена с два мне пришлось бы снимать ее с той крыши, потому что…

— Потанцуй со мной, Пепел, — и ладошку протянула.

 Разве мог я ей отказать?

_______________

 "Ротшильд" - 1945 Chateau Mouton Rothschild - марка дорогого французского вина.

Ты без клеток золотых, без очередных границ

Привязал меня навечно…

Тина Кароль «Сила высоты»

Это просто истерика. От усталости и непонимания. От бесконечного ритма жизни, где нужно быть сильной, даже за закрытыми дверьми собственного дома. Когда всегда все нужно решать за двоих. Странно. За три года нашей семейной жизни с Корзиным я ни разу не рассказала ему о проблемах на работе. Только постфактум и то, если не сказать было просто нельзя. Что это: недоверие или нежелание приносить работу в дом? Но ведь Корзин рассказывал обо всем и всегда. Я даже график его операций знала наизусть, в то время как он о моей работе — ничегошеньки. Лишь однажды, когда на меня напали в подъезде дома, тогда первый и единственный раз моя работа коснулась и его. Почему, например, я так и не рассказала ему о Богдане? Не объяснила, почему не хочу детей, а просто состряпала себе липовый диагноз о бесплодии. Неужели все дело во мне? И все то, что нас связывало все эти годы — лишь моя фантазия. Иллюзия, которая рассыпалась от одной подписи на бумагах о разводе.

Смотрю на Руслана, сосредоточенного на серой ленте дороги. На полноватых губах, таких темных, будто помадой накрасили, четко видны мелкие трещинки — следы моих зубов. Чувствую, как по скулам ползет румянец. Прислоняюсь щекой к поднятому окну. Прохлада стекла ненадолго глушит жар внутри, но я уже знаю — это не пройдет, пока Руслан рядом. Следовательно, никогда, потому что теперь Руслан — мой муж. И это нужно принять и осознать. Но у меня нет на это сил. Я просто залипаю на Руслане, заново знакомясь с ним спустя бездну лет.

Он гладко выбрит, но уже завтра на острых скулах появится легкая щетина. Тихо вздыхаю, вспоминая, как мне нравились его колючки; как дурела от следов на своей коже от его щетины. И как он нагло пользовался этим, потому что стоило ему потереться щетиной между ног и все...я рассыпалась на кусочки от сокрушительного оргазма. А он потом довольно улыбался, наслаждаясь моей отзывчивостью и страстностью. Смеялся, что ему достаточно отрастить бороду, чтобы заставить меня кончить.