И когда мы снова срываемся в бездну удовольствия, впервые держась за руки и не боясь разбиться, а потом выстраиваем мост, сотканный из серебряных нитей, Руслан тихо шепчет:

— Прости меня, моя девочка. Прости, что оставил тебя одну. Что позволил тебе прожить целую жизнь без меня. Я был полным кретином.

— Не нужно, — шепчу, накрывая ладошкой его губы. — Просто не отпускай. Я больше не смогу без тебя.

— А я уже не могу, — ухмыляется, двигая бедрами. И я отчетливо ощущаю всю силу его «не могу», упирающуюся мне в попу.

— Рус, — смеюсь, когда он в очередной раз опрокидывает меня на спину и накрывает губами горошину соска, всасывает, как младенец, жаждущий молока. Охаю, выгибаюсь навстречу его жадному рту, шалея от мысли, как он будет пить мое молоко.

— Черт, — выдыхаю, совершенно теряясь в мыслях и желании получить его рот в полное владение. Почувствовать его ласку между ног. Снова сойти с ума и рухнуть в бездну в его руках.

Он отрывается от моей груди, совершенно счастливый, облизывается и улыбается так странно-нежно и многообещающе, что у меня все внутри дрожит от желания. И я трусь о его напряженный член влажной развилкой, с удовольствием наблюдая, как меняется его лицо и взгляд тяжелеет желанием.

— Хочу твою грудь, — оглаживает большими пальцами напряженные соски, — когда ты будешь кормить ею нашего сына.

А я задыхаюсь от нежности и нереальной любви, потому что он снова прочел мои мысли, этот сумасшедший, совершенно невозможный, но самый желанный мужчина.

Он улыбается, снова сграбастав меня в охапку. И мне нравится его улыбка в кайме темной щетины, о которую трусь щекой, сходя с ума. И жидкий огонь плавит вены. Я снова загораюсь, как спичка от короткого чирка, от его улыбки, запаха, дыхания. От него самого так рядом.

— Тебе нужно отдохнуть, ненасытная моя, — смеется Рус, когда я провожу языком по его шее.

— Я не хочу, — прикусываю кожу, оставляя на языке терпкий вкус моего мужчины. Облизываю губы и заглядываю в его темные глаза. Настолько, что я вязну в их тьме, как муха, угодившая в варенье. Так сладко и страшно. И плевать, что рано или поздно я погибну в ней, в этой обжигающей темноте. Сгорю в неистовом желании. Растворюсь в нем. Уже растворилась. Давно.

...Зимний бал окончен. Однокурсники разбредаются: кто-то в общагу спать, а кто-то веселиться дальше. Я устало сажусь на стул в холле универа. Горло саднит и хочется просто тишины: трещать практически без умолка два часа к ряду — дело не простое. Сама не знаю, почему согласилась вести этот вечер вместо того, чтобы сидеть дома или поехать к Руслану. Встретить с ним этот Новый год. Он звал. А я струсила. Слишком близки мы с ним стали. Иногда мне кажется, что нас уже связывает не только секс. С ним легко и так понятно. Никаких заморочек, недолмовок и прочей фигни. Он всегда говорит только правду, а я тоже не скрываю, зачем он мне. Может, поэтому нам так просто вдвоем. Потому что мы оба знаем, чего хотим и не строим иллюзий.

— О, Леська, — рядом плюхается Машка Смирнова, староста  группы, медалистка и гордость нашего факультета. Улыбается устало. Стягивает туфли с таким наслаждением, что я невольно прыскаю со смеху, наслаждаясь своими удобными ботинками без каблука. — А ты чего здесь? — вынимает из прически шпильки, растрепывает светлые волосы.

— А ты? — откровенничать неохота. Мне некуда идти. Вернее никуда не хочется. Почти никуда. И это странное чувство. Очень странное, почти нелепое. И я гоню его от себя. — Где твоя верная фрейлина? — подначиваю Машку, которая где-то потеряла свою подружку, Крыску-Алиску. Так ее все дразнят, потому что унылая и скучная: строгий костюм, унылый пучок на затылке, очки в роговой оправе.

— Не поверишь, — выдыхает Машка. — Подцепила себе красавчика и укатила с ним восвояси.

Едва сдерживаю смешок. Алиска подцепила красавчика? Смотрю на Машку недоверчиво, но та кивает на полном серьезе.

— Сама в шоке, — пожимает плечами.

— Это кто же из наших повелся на такую красоту? — ехидничаю, хотя, чего лукавить, сегодня Алиса в длинном бирюзовом платье, линзах и с распущенными волосами, уложенными крупными волнами, выглядела очень даже неплохо.

— Из наших никто. Это парень из архитектурного. Да ты его знаешь. По нему половина нашего курса слюнки пускает. Огонь-парень, прям как его фамилия, — вздыхает так, словно только что проиграла как минимум пару миллионов.

А я дышать перестаю, потому что мне не нужно слышать ни его имя, ни фамилии. Я точно знаю, о ком говорит Машка. Но...

Руслан был здесь? Серьезно? Когда? Почему я его не видела? И зачем он приходил? И он...он уехал с Алисой! Черт!

Вскакиваю с места, на ходу запахивая пальто и совершенно позабыв про Машку. Вылетаю на улицу и сразу попадаю в снежный вихрь.

Метель воет, распахивает так и не застегнутое пальто, окатывает колким снегом. Но мне плевать.

Я горю.

Горечь растекается по венам, оседает на языке. Сглатываю ее вместе со снегом. Пытаюсь дышать, но ветер нещадно лупит по щекам. Ноги то утопают в снегу, то скользят по расчищенным дорожкам. И имя...

Его имя с кровью на губах. Задыхаюсь от боли, сковавшей грудь. Кажется, кричу. Почти падаю. Легкие горят огнем. Рву ворот свитера. Хватаю ртом холодный воздух.

— Леська, ты чего? — голос Машки врывается сквозь шум в ушах. Она тяжело дышит. Бежала за мной? Зачем? Оглядываюсь. Здание универа осталось позади. Машка, встревоженная, растрепанная, смотрит на меня с изумлением. — С ума сошла?! Ты куда несешься, дура?!

Она тянет меня назад. Я поддаюсь и только спустя несколько шагов понимаю, что бежала по дороге. Оцепенение спадает дрожью страха и осознанием, что мне чертовски повезло, что движение по нашей улице сегодня закрыто: какие-то ремонтные работы.

Выдыхаю.

Действительно, чего сорвалась? Увез он Алиску, подумаешь эка невидаль. Ясно ведь, зачем. Ему никто не отказывает. В его постель мечтает попасть каждая вторая. Одной больше, одной меньше. Мы ничего друг другу не обещали. Это мне, дуре, казалось, что если между нами секс, то он не будет трахать других.

Ошиблась. И горечь проникает в сердце, отравляет. Значит, вот как выглядит ревность. Надо же. Никогда не думала, что буду ревновать Руслана. Мне это не нужно. Совсем.

— Машка, давай напьемся, — предлагаю, кутаясь в промокшее насквозь пальто. Отгоняя непонятную боль, острой занозой протыкающую грудь. Что за ерунда?

— Идем, алкашка, — смеется Смирнова, утягивая меня к универу. — А Алиска никуда не уехала, представляешь? — говорит, но до меня плохо доходят ее слова. Не уехала? Почему?

Спросить вслух не успеваю, потому что на самом пороге универа на нас налетает миниатюрная девушка. В смешной шапке с помпоном, замотанная в яркий шарф по самые глаза, она вдруг вцепляется в ворот моего пальто.

— Ксанка, слава Богу, я тебя нашла, — почти плачет она. А у меня внутри все обрывается, потому что Ксанкой меня называет только один человек на всей планете. И это явно не он сейчас стоит передо мной.

— Девушка, вы кто? Что вам надо? — настораживается Машка.

А я...я уже знаю, кто это. Боль накрывает сумасшедшим цунами.

Перед глазами темнеет и голос почти не слушается, когда я спрашиваю:

— Славка? Что случилось?

— Руслан… — выдыхает она судорожно.

Сердце рвется в клочья, затапливая кровью. И вкус крови снова на губах. Нет, горечь внутри вовсе не ревность.

— Где он? — хриплю.

— В больнице. Тут недалеко.

Мозг просчитывает, что ближайшая больница всего в паре кварталов отсюда.

— Идем, — хватаю Славку за руку, но Машка нас останавливает.

— Я подвезу.

Киваю. Машка, звезда факультета, дочка местного олигарха и владелица маленькой юркой спортивной машинки, подвозит нас быстро и ничего не спрашивает.

Бросаю короткое спасибо и уже несусь вслед за Славкой. Влетаю в приемное отделение и тут же врезаюсь в мужчину в белом халате.

— Руслан Огнев, — почти кричу. — Где он?