– Вы зря это сделали, она могла укусить вас.

Возможно, что на окружающих, в том числе, как мы видим, и на собак, воздействовала вместе с его взглядом и манера держать себя – спокойно и уверенно, с неколебимостью, в которой не предполагались варианты поступка или высказывания. Его внутреннее состояние – уважение и вера в себя, что, по-видимому, и есть достоинство, просматривалось и во внешнем виде нашего героя: его одежда всегда была в порядке, свежа и элегантна, что при стройной фигуре и лёгкой походке, могло выделять его среди окружающих.

Благосклонность женщин к нашему герою, может быть, станет более понятной, если скажем, что, несмотря на свою замкнутость и сдержанность поведения, он часто бывал на виду. Благодаря некоторым своим художественным талантам. К праздничным вечерам в своём институте он сочинял забавные спектакли, сам их ставил и играл в них. Эти представления имели большой успех, так что некоторые постановки приходилось повторять по просьбе зрителей, а сотрудники других институтов просили тексты, чтобы ставить их у себя. Он выступал также в роли конферансье, предлагая на суд публике свои шутки и частушки на близкие всем горячие темы деловых и человеческих отношений. К всеобщему удовольствию он бойко рассуждал на темы любви, выступая от лица знаменитых поэтов и писателей, пародировал тексты популярных песен или сочинял шуточные истории возникновения и развития любовных отношений от далеких первобытных времён до будущих сверх цивилизованных веков и тысячелетий. Его постоянно просили выступить с поздравлением перед женщинами в их праздники или дни рождения.

      У нашего героя были и другие, «забытые» таланты. В детстве он хорошо рисовал. Во время учёбы в школе выпускал стенгазету, заполненную дружескими шаржами и эпиграммами, а в студенческие годы был известен как баянист и боксёр.

Раскрепощённость на сцене, перед публикой, противоречила замкнутости нашего героя, она должна была, кажется, способствовать повышению его общительности. Но этого не происходило. Ведь субъект на сцене и субъект в жизни – разные ипостаси человеческой натуры, и есть красноречивые примеры того, как человек раскрывается именно на сцене и только на сцене, оказываясь пред публикой, ждущей и жаждущей услышать или увидеть необычное.

Пребывая в мире своей души, наш герой время от времени тяготился одиночеством. Постепенно его Вселенная теряла краски, и находиться в ней становилось мучительно. Это заставляло нашего героя искать себе богиню. Причём, на первом плане стояло не чувство любви, а сам порыв к любви – то, что называют влюблённостью, когда рвутся границы индивидуальности, когда человеку кажется, что он соединяется не только с другим, любимым человеком, но и со всей Вселенной. Именно женщины выводили нашего героя из себя, примиряя с внешним миром, с которым, казалось ему, находил он теперь что-то общее. После расставания с очередной возлюбленной у него усиливалось чувство одиночества, изоляции от мира, его одолевало беспокойство. Он впадал в чёрную меланхолию, из которой с трудом выходил. Наш герой боялся такого состояния. В таком состоянии он, выпивая больше обычного на пирушках с друзьями или на праздничных вечерах своего института, мог вести себя неровно – то был скучен, то демонстративно выходил из себя. Иногда совсем не контролировал своего поведения, совершая хулиганские поступки: мог на спор достать до люстры ногой или поцеловать на выбор визави любую из присутствующих.

Наш герой, не склонный проявлять излишнее внимание к женщинам на людях, в периоды чёрной меланхолии иногда делал это, как бы назло всему свету. Расскажем об одном случае, который нашему герою показался выходящим за рамки приличия, и в котором он раскаивался.

На одном большом праздничном вечере, юбилейном вечере своего института, у него никак не выстраивалось в душе праздничное настроение. Собираясь уйти, вышел в фойе. Здесь он увидел художников, сидящих за мольбертами – два молодых человека, похожих на Христа, были приглашены забавлять участников вечера изображениями их собственных физиономий. Один рисовал кого-то, другой ждал заказчика. Наш герой, удивлённый тем, что никто не желает дать заработать второму, уселся перед ним и со скукой стал наблюдать за гуляющими в фойе и проходящими в зал – их путь пролегал рядом с его креслом. Но вот он заметил идущую мимо симпатичную женщину, с которой был знаком, но ничего не знал о ней. Они изредка встречались в коридорах института, обмениваясь только словами приветствия. Наш герой неожиданно для себя взял её за руку, потянул к себе и усадил себе на колена. Бросив художнику: «Возьмите другой лист!» он сказал ей:

– Пусть нас нарисуют. И давай изобразим сцену, как будто ты мне очень нравишься, будто я влюблён в тебя, а ты нет, и противишься мне. Вырази недовольство на лице! Это будет интересно!

Женщина уютненько устроилась на коленях нашего героя, слегка приобняв его, а он, обхватив её стан одной рукой, другой стал играть золотой цепочкой, спадающей с шеи его возлюбленной в пространство между грудей, которое слегка просматривалось. Он взглядывал в лицо женщины, ворчал, что не видит недовольства его ухаживаниям, и делал последние более решительными, стараясь выяснить предел её терпения. Проходящие мимо по разному реагировали на странную любовную сцену. Многие делали вид, что ничего не замечают. Другие улыбались, округляя глаза и покачивая головой, это были в основном мужчины. Но он заметил и несколько недовольных и даже возмущённых женских лиц.

– Некоторым женщинам не нравится наше поведение, – доложил наш герой своей пассии и услышал неожиданное:

– Они мне завидуют!

В таком духе художественный сеанс продолжался несколько минут. Расплачиваясь с художником, наш герой услышал за своей спиной удивительную реплику. Женщина, голос которой показался ему знакомым – да, конечно, это была очень симпатичная особа из его лаборатории! тихо, как бы с намерением, чтобы слышал только он, проговорила:

– Мог бы выбрать и покрасивей!

Наш герой не стал оглядываться. Ему самому этот его поступок не казался сносным уже с середины художественного сеанса. Взглянув на рисунок, напоминающий известную картину Рембрандта, он небрежно свернул его и покинул праздничный вечер, который продолжал разгораться.

Наш герой был или увлечён кем-то или пребывал в чёрной меланхолии. Он не мог жить, просто наслаждаясь данностью жизни, жить повседневными интересами. Иногда пробовал вовлекаться в обыденность, но это длилось не долго – он уставал постоянно напоминать себе об этом, призывая себя наслаждаться светом дня, возможностью дышать, радоваться присутствием близких людей. Нет! Ему нужен был возбудитель жизненных процессов в виде богини, которая одна может определить тебе смысл жизни! Он должен постоянно ощущать, что свет дня – для неё и от неё, сладость дыхания именно таковое от её присутствия на Земле, а удовольствие от бесед с близкими тебе и родными людьми – это накопление радости и подбор интересных тем для беседы с ней.

Наш герой не понимал обыкновенную, земную любовь. Для него в любви заключалось нечто божественное. Если девушка или женщина трогала его сердце, он тут же возносил её до небес. Друзья посмеивались над любовным азартом нашего героя, не понимая переживаний влюблённости, а ему странно было, что можно заниматься любовью без искреннего преклонения перед женщиной.

Жизненный настрой нашего героя был несовместим со случайными связями, которых у него и не было. Он не понимал других мужчин, своих знакомых, любителей женщин, которые, ведомые только похотью, не пропускали ничего, что движется, и при этом не только были довольны собой, но даже гордились этим. Наш герой никогда не смотрел на женщину, как на объект для удовлетворения своих животных инстинктов, что, в общем, свойственно мужчинам, особенно молодым. Он не принимал участия даже в шутливой игре своих друзей, которые оценивали проходящих мимо женщин максимальным количеством ночей, которые хотели бы провести с ними.