– Вырубите? – переспросила я.

– Точно. Возьму и стукну по голове чем-то тяжелым. – Легкая улыбка на лице Иштона заставила меня вздрогнуть. – Надо же как-то учить младшего братца?

Я хотела сказать, что Эрон уже делает «что-то не то», но после слов Иштона решила потерпеть. В конце концов, мне не сделали ничего плохого: обнимали, сопели в ухо и иногда целовали в подбородок. Я еще раз напомнила себе, что Эрон – будущий муж, потому не стоит бить его самой или позволять это сделать его брату. Тем более поцелуи не были неприятными. Горячими, чуть щекотными и очень нежными.

В дверь постучали, профессионально поставленным голосом сообщили:

– Срочные письма для его высочества, великого короля Иштона!

– Войдите.

Невысокий человек зашел в мою комнату, моментально сориентировался, отдал два или три письма (не смогла четко рассмотреть из-за того, что Эрон попытался обнять меня еще крепче).

Иштон тем временем распаковал письма, нахмурился:

– Кажется, у меня для вас не самые приятные новости, принцесса Алисия.

– И какие же? – я спросила, хотя и так знала, что услышу.

– Сюда с официальным визитом едет королева Остеона, ваша сестра Анжела. И, как я могу судить по бумагам, отнюдь не для того, чтобы поздравить нас с помолвкой. Основной причиной указан официальный визит с целью укрепления отношений между нашими королевствами. То есть причины нет. Полагаю, едут за вами.

Да уж, король Иштон не зря считается великим. Мы говорили о моей сестре всего один раз, но он прекрасно понял, какие у нас отношения.

– А кто в ее свите? – Чтобы задать этот вопрос, мне пришлось собрать все свое мужество. Некоторых людей я предпочла бы не встречать больше никогда. – Она обязана была указать трех дворян или священников. – Заметив удивление на лице Иштона, я пояснила: – Священники у нас приравнены к дворянам.

– Как давно? Моя разведка еще не доносила мне об этом.

– Менее месяца назад королева Анжела издала указ: обычный священник равен дворянину, а священник в звании – выше дворянина.

О! Я прекрасно помню свое удивление и возмущение, когда она зачитала этот документ при дворе. Пожалуй, тогда я впервые пошла против сестры, посоветовавшись с несколькими приближенными дворянами, которые пытались хоть что-то сделать для своего народа. Я надеялась, что этот указ отложат или хотя бы уберут некоторые пункты. Но мои надежды закончились пощечиной и тремя днями тюрьмы.

– Абсурд! Ох, простите… В документе королева Остеона указала троих: священника Нарела, герцогиню Арленси и герцога Фордена.

На последнем имени я вздрогнула и посильнее вцепилась в до сих пор неадекватного Эрона. Как хорошо спрятаться в его объятиях, чтобы никто не заметил, как меня начинает потряхивать от ужаса. И как хорошо, что Эрон до сих пор не пришел в себя, чтобы спросить про мое поведение. Герцог Форден, да? Боже, если ты есть, то сделай так, чтобы я никогда больше не оказалась наедине с этим человеком! Я сделала глубокий вдох, надеясь успокоиться, но это слабо помогло. Если сейчас Иштон что-то спросит, я не уверена, что смогу ответить без громкого клацанья зубами.

– Принцесса Алисия, я так понимаю, вы не жаждете лицезреть свою родственницу? – спросил Иштон, к моему счастью, не обратив внимания на то, как я вцепилась в Эрона. В объятиях короля почему-то гораздо спокойнее, а внутри росла уверенность, что такой собственник, как Эрон, ни за что не позволит кому-то другому и пальцем меня коснуться. Да и Иштон весьма искушен в разного рода политических играх, потому меня есть кому защищать.

– Вы так проницательны, что мне почти страшно, – усмехнулась я, почти приходя в себя.

– Тогда вы не против, если мы чуть задержим их прибытие во дворец? Я хочу, чтобы к тому времени, как они прибыли, мы с вами завершили первую стадию подготовки к ритуалу и начали вторую. – Иштон подмигнул мне. – Ах да, потом, если вы посчитаете это приемлемым, расскажете о свите вашей сестры. Пожалуй, о королеве Остеона я бы тоже хотел немного услышать.

– Обязательно. Пока скажу лишь то, что из свиты иметь дело можно только с герцогиней Арленси. И я буду рада, если моя королевская сестра задержится подольше. Боюсь, она будет искать всевозможные способы, чтобы не допустить нашего брака. В интригах ей нет равных.

– Я так и подумал. Но поздно пытаться как-либо повлиять на наш брак. Процесс запущен, назад пути нет. Мы разорвем любого, кто попробует помешать нам быть вместе.

– Звучит как угроза.

– Это не угроза, это инстинкт. Это магия. И она не простит того, кто пойдет против нее. Это касается и вашей сестры. Ее не защитят все молитвы священнослужителей Остеона, если она попробует противиться магии, которая уже связывает нас. Кстати, Эрон, я уверен, ты пришел в нормальное состояние, отпускай принцессу Алисию. Я понимаю, что тебе нравится так стоять, но дела не ждут.

– Вот беда! Меня раскусили. – Эрон разорвал наши объятия и поразительно нагло ухмыльнулся. – Я предпочел бы простоять так подольше, пока вы ведете свои безобразно скучные беседы. Но нам пора. Скоро прибудет он.

– Он? – Я поддалась на загадочный тон Эрона и спросила.

– Наш учитель истории. Он поможет разобраться во всех хитросплетениях взаимоотношений королей и королевы Далерии. Ну и расскажет пару легенд.

– Тогда пойдемте поприветствуем вашего учителя, ни к чему заставлять его ждать.

Я решительно оправила платье, крутанулась, обойдя Эрона, но выйти мне не дали: Иштон взял меня за руку, остановив.

– Только не так, принцесса Алисия, так вам выйти нельзя. Ваши руки не защищены.

– О чем вы? – Зачем мне защищать руки? О чем Иштон говорит?

– Помните наш ночной разговор? Никто не имеет право прикасаться к вашей коже. Вытяните ваше прекрасные ладони вперед и позвольте нам помочь избежать неприятных ситуаций.

Я послушно протянула Иштону свои руки, а он тут же надел на меня тонкие перчатки. Интересно, что за материал? Тонкий, гладкий и невероятно нежный.

– А что за неприятная ситуация случится, если кто-то коснется моей кожи?

– Боюсь, кто-то из нас с Эроном не сдержится и убьет этого несчастного.

Я натянула перчатки чуть повыше, чтоб из-под рукава не торчало даже кусочка кожи.

Сестра прибыла к началу второго этапа подготовки, как и планировал Иштон. От Остеона до Далерии восемь дней езды, и как Иштон добился того, что этот путь вдруг стал вдвое длиннее, – не могу даже представить.

Примерно зная время пути, первую неделю я не нервничала. Спокойно изучала законы и традиции Далерии, нередко под руководством самих королей. Эрон оказался весьма подкован в этом вопросе, я от него такого не ожидала, да и Иштон старался уделять мне внимание.

Сблизилась ли я за это время с королями? Однозначно. Хотя и не могу сказать, что было легко. Я привыкла к другому. В Остеоне вставала рано и, быстро позавтракав, шла в церковь молиться. Мне это не особо нравилось, но нарушать правила я не могла. Когда я была чуть более юной, то после молитвы я училась, прерываясь лишь на еду. Или на наказание, если что-то делала не так. А потом сон – и все повторялось. Когда я повзрослела, то вместо учебы пришли государственные дела: принцесса работала зачастую не меньше, чем королева. Между обучением и работой была лишь одна маленькая разница, которая грела мне душу: никакие учителя не контролировали каждый мой жест или мое действие. Потому, когда успевала сделать все запланированное, я позволяла себе маленькие радости: почитать, посетить какое-нибудь заведение в городе, надев маскировочный амулет, или провести чуть больше времени в купальнях. Но в эти радости совсем не входило общение с другими людьми. Конечно, мне приходилось общаться и с дворянами, и с чиновниками, и с просителями, но чтобы общение было простым, не ради дела…

Да я такого даже вспомнить не могу. Разве что в детстве, или когда родители были живы. И то не было такого, чтобы вечером мы собрались и говорили почти ни о чем целых два часа. Поэтому то, что великие короли назвали каким-то первым этапом, превратилось для меня фактически в первое полноценное дружеское общение. Никогда не думала, что от простых разговоров можно получить столько удовольствия! Я начала искренне привязываться к ним. К обманчиво холодному Иштону, который без раздумий отдал мне свой плащ, когда во время нашей вечерней прогулки. К горячему и шумному Эрону, который иногда проявлял поразительную деликатность, на которую не были способны даже мои слуги, знавшие меня всю жизнь.