Делаю очередной глоток крепкого кофе. Без сахара, молока и прочих смягчающих примесей. На вкус он примерно такой же горький, как и слёзы, что в два ручья сочатся по моим раскрасневшимся щекам. Машинально поглощаю напиток и морщусь: даже это отвратительное послевкусие не способно отвлечь от той горечи, что переполняет меня изо дня в день и особенно сегодня.

Эта внутренняя горечь, словно хроническая болезнь, преследует меня в течение двух последних лет. Хотя кто знает: может, я просто не очень дружу с головой и всё это мне лишь мерещится?..

Наконец допиваю кофе и бесшумно встаю из-за стола. Мою чашку и ставлю в уголок стола, рядом с чайником, ведь точно знаю, что через час-другой снова почувствую острую необходимость залить в себя очередную порцию чёрной горькой жидкости.

Несколько минут бездумно пялюсь на свою чашку. Заядлым оптимистам она явно пришлась бы по душе: миловидная стеклянная посудина, расписанная нежными зелёными листочками и воодушевляющими «Peace», «Health» и «Happiness». Очевидно, эта чашка предназначалась для целеустремленных людей, склонных окружать себя различного рода мотивирующими штуковинами. Подобный предмет должен заряжать энергией на великие подвиги и хотя бы банально улучшать настроение.

У меня же этот предмет вызывал непреодолимое желание со всей дури швырнуть его о стену. Вот и сейчас это желание вновь пробудилось во мне. Содрогаюсь от промчавшихся по телу мурашек. Ненавижу эту чашку с того самого момента, как купила. Слишком много неприятных воспоминаний связывало меня с этим предметом…

Выметаюсь из кухни, чтобы ненароком не наделать шумихи и не привлечь внимание соседей, так как стены в моей однушке совсем не блещут звукоизоляцией. Зато это мои законные сорок квадратов и из этого района хорошо ходит общественный транспорт.

Проходя мимо причудливой формы настенного зеркала, мирно висящего в коридоре, я невольно дернулась: видок у меня был что надо. Тотальный “smokey eyes” от бровей до подбородка, птичье гнездо на голове, красные, как парочка самых спелых помидоров, щёки, частично замаскированные дорожкой из подводки для глаз, и, конечно же, гвоздь программы – распухшие от получасовых рыданий веки, за которыми практически полостью скрылись мои уставшие глаза. Меняю первоначальный маршрут и плетусь прямиком в ванную.

Немного отмыв лицо от остатков некогда безупречного макияжа, наконец беру себя в руки и заседаю за гору книг, возвышающуюся над моим письменным столом. Учёба не ждет, и сейчас я рада, что куча сложной информации, которую мне нужно вдолбить в свою и без того переполненную головешку, - это та самая вещь, которая способна отвлечь меня от моего самого любимого и самого бесполезного на свете занятия: страданий по человеку, которому не было до меня никакого дела. Даже самого маленького.

Но прежде, чем начать скромную повесть о дурдоме, внезапно развернувшемся в моей серой и унылой жизни, мне стоит представиться.

Меня зовут Наташа. Мне 24 года и, кажется, я полная дура. Чуть позже вы поймёте, почему. Помимо этого увлекательного статуса, у меня есть и другой, не менее увлекательный: полтора года назад я закончила медицинский университет и поступила на службу патологоанатомом в морг при клинике моего горячо любимого университета.

«Почему патологоанатом? - спросите вы. – Неужели не нашлось более привлекательной специальности для девочки? Невролог, например, очень престижно».

Не спорю, престижно. Но я изначально хотела попасть на эту тропу и прекрасно знала, в какие дебри она меня приведёт. Честно говоря, я очень сильно поругалась с родителями: они были категорически против такого моего решения. Им было совершенно непонятно, зачем нужен врач, который никого не лечит, и для чего нужно было тратить шесть лет жизни на учёбу, чтобы потом просто потрошить трупы. Да уж, тяжёлое было время. Не хочется даже вспоминать…

Конечно, им всё же пришлось смириться с мыслью о том, что я не буду носиться по отделению с молоточком и стучать им по коленкам каждому встречному и поперечному. А я просто рада, что хотя бы раз в своей жизни сделала правильный выбор. Теперь постараюсь объяснить его вам.

Патологоанатом – это человек, который в основном исследует образцы тканей живых людей, глядя на них в окуляр микроскопа, а уже потом отправляется в секционный зал* с парочкой бутербродов за пазухой и устраивает там свидание один-на-один с мёртвым телом и горой режущих и колющих инструментов. Конечно, всё это глупости. Работа есть работа. А для обеденного перерыва у нас, как и у всех нормальных смертных людей, обустроена специальная комната с холодильником, микроволновкой и прочим необходимым для трапезы оснащением. Бутерброды и докторская колбаса в присутствии умершего - всего лишь выдумки не очень осведомленных в тонкостях работы патологоанатомов людей.

Будучи патологоанатомом, я априори не могу навредить своим живым пациентам, потому что никоим образом с ними не контактирую. Но для того, чтобы узнать о их проблемах и страхах, мне достаточно лишь маленького образца тканей. К тому же, я и мои коллеги не такие бесполезные, как кажется на первый взгляд. Будь то биопсия кожи*, слизистой желудка*, пунктат лимфатических узлов* или новообразований, образцы удаленных во время операции тканей* или погибший человеческий эмбрион* - всё это обязательно попадает в руки патологоанатома и подлежит обязательному исследованию под микроскопом. Лишь после заключения патологоанатома* онколог, терапевт или хирург могут назначить пациенту необходимое лечение.

Великое множество патологических процессов и необходимость владения ими хотя бы на базовом уровне постоянно держат мой мозг в напряжении и стимулируют меня на изучение новой литературы. Я люблю учиться. Наверное, именно поэтому почти всё свободное время я провожу за горой книг и атласов. Острая необходимость постоянно учиться подтачивает моё клиническое мышление и позволяет быстро соображать в случае необходимости.

Постоянная близость смерти и человеческого горя заставляют меня хотя бы на несколько процентов больше ценить свою жизнь и жизни своих родных. Ведь никто не знает, сколько нам осталось.

Наверное, именно поэтому до недавнего времени я почти равнодушно относилась к своему нынешнему жилищу, к мнению окружающих обо мне и вообще ко всей вакханалии, что творилась вокруг. Я наконец-то могла позволить себе жить в своё удовольствие и развиваться, как личность, изучая ту информацию, которая интересна мне, а не навязанную министерством образования и здравоохранения. Я жила полной жизнью и наслаждалась своей свободной взрослой жизнью.

Но такое моё жизнерадостное настроение просуществовало недолго. Недолго от слова «совсем». Я всегда была подвержена всякого рода подавленным настроениям, поэтому, как только у меня появилась более-менее обоснованная причина начать загоняться и уничижать себя, я без промедлений ею воспользовалась и снова впала в глубочайшую депрессию, которая была моим неизменным спутником в течение всего обучения в университете.

***

Всё началось ровно с того момента, когда моя интернатура* закончилась и я с дипломом за пазухой должна была поступить на службу государеву и наконец начать свой собственный тернистый путь к званию «высококвалифицированного специалиста». Впереди меня ждали два года отработки в патологоанатомическом отделении областной клинической больницы города Б. Работать там я должна была в компании своего университетского знакомого Вити Соколова, который год назад оказался здесь по воле распределительной шляпы.

Он был веселый малый, поэтому мысль о том, что мы будем работать вместе, немного смягчала моё волнение. А всё дело в том, что, по слухам, местом, где в ближайшее время я должна была начать работать, заведовал очень строгий и весьма странный мужчина. Говорили, что ему невозможно было угодить, что и в случае малейшей оплошности он не скупился на очень резкие комментарии. Поэтому в первый рабочий день я была на взводе и с замиранием сердца ждала знакомства со своим свирепым начальником и коллегами.