Некогда Христос сказал апостолу Петру: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою». Все, сказанное Спасителем, имеет не только символический, но и конкретный смысл. Краеугольный камень, на котором стоит церковь Христова, – апостолы и святые. Главное таинство – Евхаристия, преосуществление вина и хлеба в кровь и тело Господни может произойти только тогда, когда чаша со святыми дарами покоится на камне – на мощах угодников Божиих. Известный петербургский ученый и этнолог Л. Н. Гумилев так объяснял необходимость преосуществления Святых Даров с точки зрения закона энтропии: «Энергия тратится, все разрушается. Если не будет на земле Причастия, мир развалится». Вот почему сохранение мощей праведников – не только дань уважения, но и залог будущего существования человечества, возможность Земле быть. Вот почему уничтожение мощей – это не только кощунство, но и акт саморазрушения.
Теперь же отправимся в удел одного из любимейших русских святых, в дом Преподобного Сергия Радонежского, хранителя России. Это и есть «сердце» тайны – точка пересечения линий креста, который возложила Благая Воля на плечи о. Павла Флоренского.
В первые годы русского лихолетья подмосковный Сергиев Посад стал поистине духовной столицей прежней России. Сюда, к Преподобному Сергию, в сердце Православия, собрался цвет нации, представители ее славных семей, писатели, художники, философы. Какие громкие имена – Голицыны, Дурново, Иловайские, Шаховские, Раевские, Нарышкины, Родзянко, Шереметевы! Тут работают Фаворский, Розанов, Нестеров. Одно время тут существовал даже «Первый колхоз Сергиева Посада», председателем которого был граф Олсуфьев, а колхозниками – графы да князья. Они жались друг другу, ища защиты, пытаясь примениться ко времени и укрыться за чуждой им лексикой и понятиями, чтобы сохранить семьи и уберечь негасимую свечу веры.
В 1918 году была создана Комиссия по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевской лавры во главе с П. А. Флоренским. В 1920 году, когда Лавру закрыли, иноки монастыря и прилегающих скитов пошли работать в посадские музеи. Именно благодаря их подвижничеству сокровища Лавры были убережены от разграбления и надругательства.
Накануне Пасхи 1919 года по Сергиеву Посаду пошли слухи о том, что в Москве принято решение вскрыть мощи Преподобного Сергия Радонежского прилюдно, дабы «разоблачить чудеса и положить конец церковному мракобесию». О том, что произошло дальше, стало известно лишь в наши дни, а сведения об этом годами, поколениями собирались по крупицам, по разрозненным воспоминаниям причастных к событиям и их близких.
Произошло же вот что. В одну из ночей Великого Поста члены Комиссии, вероятно, о. Павел Флоренский и Ю. А. Олсуфьев по благословению наместника монастыря архимандрита Кронида вошли в Троицкий собор и, сотворив молитву, вскрыли раку, изъяли честную главу Преподобного, а на ее место возложили главу погребенного в подклети Троицкого собора князя Трубецкого. Главу Преподобного схоронили в ризнице Лавры и дали обет молчания, не нарушенный ими во всех тяготах жизни.
Ходившие по Сергиеву Посаду слухи оправдались, и комиссары и безбожники устроили в Лавре шабаш. Рака с мощами Преподобного была выставлена на глумление толпы. Хулителям казалось, что подобное действо должно было навсегда убить в посадцах веру в святыни и чудеса. Но чудо все-таки произошло.
Глава Преподобного, убереженная от надругательства, тайно хранилась в ризнице вплоть до закрытия Лавры. В 1920 году Ю. А. Олсуфьев, поместив ее в дубовый ковчег, перенес в свой дом на улице Валовая в Посаде, ставшем Загорском. В 1928 году грянуло знаменитое «сергиево-посадское дело», пошли массовые аресты. Ковчег со святыней был закопан в саду дома Олсуфьевых и никто из причастных не выдал тайну на допросах. В начале 30-х годов накатилась новая волна репрессий, был арестован о. Павел Флоренский. В посадскую тайну посвятили П. А. Голубцова, ставшего позже архиепископом Новгородским и Старорусским Сергием. Голубцов перенес святыню из олсуфьевского сада и сокрыл его в окрестностях Николо-Угрешского монастыря под Люберцами. Вскоре П. А. Голубцов также был арестован, а из заключения попал на фронт, где был санитаром. После демобилизации он перенес дубовый ковчег в дом племянницы Олсуфьева Е. П. Васильчиковой. Некогда юная Катя Васильчикова проходила по «сергиево-посадскому делу», но с помощью Е. П. Пешковой ей удалось избежать лагерей. Е. П. Васильчикова была последней хранительницей святыни. Екатерина Павловна жила с семьей в полуподвальном помещении в комнате с земляным полом в одном коридоре с самыми разными людьми вплоть до уголовников. В эти страшные годы и Глава Преподобного была вместе с народом в таких же тяжелых условиях. На Пасху, 21 апреля 1946 года Лавра была вновь открыта, а глава Преподобного втайне заняла свое прежнее место в гробе Преподобного. Мы не оговорились. Мощи Преподобного были возвращены церкви. Возвращен был и Успенский собор Троице-Сергиевой Лавры. Троицкий же собор оставался в ведении музея. Там же оставалась и серебряная рака для мощей с сенью, возведенная в царствование императрицы Анны Иоановны. Раку передали церкви после того, как кто-то из заезжих чужеземцев выразил недоумение тем, что рака и мощи находятся в разных соборах. Троицкий собор вернули церкви позже. И только тогда мощи Преподобного заняли свое место.
Вот эту-то тайну и хранил все годы заключения и лагерей священник Павел Флоренский. Он как бы жил двойной жизнью. Одна – земная, с подъемами и перекличками, с работой и кратким отдыхом. Другая – непостижимая нам, причастная миру горнему, иной ипостаси. В этой тайной его жизни не было места страху, унынию, отчаянию. Из этой жизни он мог общаться с близкими тем способом, которым продолжает это делать сейчас – через молитву и Господне посредничество. «Я принимаю… удары за вас, так хотел и так просил Высшую Волю», – писал о. Павел жене и детям (18 марта 1934). Но он нес страдания и за сохранение Тайны. Он оберегал одну из немногих неоскверненных святынь России. Быть может, в этом и состояло церковное служение, возложенное на него в главном месте и в главный момент его земного пути. Возможно, это и давало силы переносить происходящее и внутреннее право внешне отойти от церковных дел в науку и технику, смириться, с одной стороны, с осуждавшими его за этот отход, а с другой – с приписывавшими ему участие в контрреволюционной организации: он действительно нарушал требования власти, оберегая святыню. В свете этого становятся более понятными поступки о. Павла, особенно в последние годы жизни.
З/к Флоренский П.А.
Сковородино ОМС. Фотография. 1934 г
Помимо этого особого, мистического общения о. Павел Флоренский обращался к близким в своих письмах, которые он писал из БАМЛАГа, а затем из Соловецкого лагеря особого назначения. В тюремно-лагерном зазеркалье священник Павел Флоренский провел 57 с половиной месяцев – с 26 февраля 1933 года по 8 декабря 1937 года. Эти сроки (срока по-лагерному) тоже делятся особыми точками «золотого сечения». Первая особая точка – самое счастливое и в то же время одно из самых тяжелых событий в лагерной биографии: приезд в Сковородино на Дальний Восток в июле-августе 1934 года жены Павла Александровича Анны Михайловны с тремя младшими детьми Олей, Миком и Тикой, их последняя встреча, по сути дела – прощание. Вторая главная особая точка на крестном пути – 7 июня 1936 года, рождение первого из двенадцати внуков, названного его именем, что явилось реальным знаком продолжения рода Флоренских. О его рождении отец Павел узнал из писем старшего сына Василия и его жены Наталии.
Письма-послания – один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них – всем людям, и главное направление их мысли – род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него – с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея – оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено – получение опыта от родителей детьми.
