– Вы непомерно глупы! – изрек Роберт.

– Пусть так. Тем более вы это мне говорите постоянно. Но если вы хоть немножко любите меня, если хотя бы немножко, совсем чуть-чуть я вам дорога, в чем вы меня пытаетесь уверить, то прошу вас… Подумайте, Альберт ни в чем не виноват, так почему он должен страдать?!

– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – с тяжелым вздохом сказал Роберт и удалился…

Это был первый случай, который стал поводом для размолвки. Роберт Льюис, поддавшись на уговоры Лусии, решил на какое-то время уехать в Лондон, якобы по делам. Ему нужно было прийти в себя, чтобы не сделать еще каких опрометчивых поступков.

Лусия улыбалась, наблюдая, как Альберт пытается оседлать лошадь. Афродита, ее любимая чистокровная лошадка, которую подарил Роберт Льюис, оправдывала прозвище.

Лошадь – полудикое существо с живыми умными глазами, вся белая, в масть, – никого не хотела знать, кроме Лусии. Она и конюха не особенно жаловала. Гордо вскинув морду и навострив уши, Афродита следила за приближением мальчика и, как только Альберт пытался накинуть ей на спину попону, тут же отскакивала в сторону.

Когда в очередной раз мальчику не удалось это сделать, он плюхнулся на землю и опустил голову. Афродита тут же подошла к нему и стала обнюхивать его, выставляя толстые бархатные губы будто для поцелуя. «Уйди», – попытался отмахнуться от нее Альберт, но та настойчиво стала толкать его в спину.

Лусия, наблюдая за ними, была очень довольна. Роберт Льюис уступил, и теперь в доме появился еще один член семьи – Альберт Льюис Готорн. Как ей удалось убедить Роберта, она до сих пор точно не знала.

После той ночи, когда открылась семейная тайна, сэр Эдвард перенес страшный удар. Сказывалась сердечная недостаточность. Врачи были обеспокоены его состоянием здоровья и рекомендовали полный покой. Они требовали соблюдения всех врачебных предписаний, постельного режима и подчеркивали, что другого подобного удара он уже не перенесет.

Естественно, как любящий сын, Роберт Льюис окружил заботой отца и даже, как это не удивительно, оставил на какое-то время бесконечные поездки в Лондон. По распоряжению Роберта, Альберт поселился в их доме, хотя он пытался убедить всех в том, что это временно, пока не поправится отец.

В знак примирения с Лусией Роберт подарил девушке лошадь. Это был очень щедрый подарок, учитывая, что Роберт знал цену деньгам. И Лусии стало казаться, что Роберт по-настоящему любит ее.

Он заказал из столицы швей, чтобы сшить его «дорогой, несравненной невесте» платье; не скупился на подарки и каждый день дарил что-нибудь: серьги, броши, браслеты и иные драгоценности.

Лусия могла бы сказать, что она счастлива, если бы не Роберт. Он по-прежнему избегал с ней встреч.

Что чувствовала она к нему? Ей сложно было это понять, ведь Роберт не мог не нравиться. Высокий, стройный, он напоминал античного бога. В Палате лордов, когда он выступал, он был подобен Марсу. Дома – Зевсу. Хотя, конечно же, подобные сравнения его бы убили. Он не переносил никаких сравнений в свой адрес и уж тем более терпеть не мог, когда речь заходила об античности. «Дикие времена, дикие нравы, люди – животные», – говорил он.

Хотя Роберт и не был циником, но живые человеческие чувства слабо проявлялись в нем. Он был очень замкнутым, и чтобы вывести его из равновесия, нужно было сильно постараться. Экономка миссис Хатсон подчеркивала, что в этом виновата мать Роберта, которая не сумела окружить мальчика заботой и нежностью. Элизабет Готорн была сосредоточена исключительно на своей персоне, и Роберт стал ее точной копией. При этом миссис Хатсон добавляла, что если Лусия хочет стать счастливой, то должна сама сделать первый шаг. Но как разбудить в Роберте чувства и эмоции, миссис Хатсон не говорила…

Лусия вновь посмотрела на Альберта. Все-таки удивительно, как он внешне похож на Роберта! Лусия теперь знала, как выглядел Роберт в четырнадцать лет. И все же Альберт был другим: живой, добродушный, открытый, глаза его излучали свет и тепло.

Альберт так и не сумел оседлать лошадь.

Когда Лусия вышла из дома, Афродита весело заржала и галопом понеслась навстречу. «Господи, как же устроен мир, что даже этому существу нужна ласка и забота!» – думала Лусия, гладя животное. Афродита смотрела на нее большим черным глазом, хрумкала принесенные Лусией сухари и будто бы говорила: «Ничего, всё пройдет. Жизнь прекрасна» …

Вскочив на лошадь, Лусия пустила ее в галоп. Афродита стрелой помчалась по дороге, ведущей в лес. Распугав птиц, перепрыгнула через изгородь и понеслась, подобно ветру. Лусия не сдерживала лошадь: она знала, что Афродита не сбросит ее. Они чувствовали друг друга так, как бывает не чувствуют друг друга близкие люди.

Когда Лусия так неслась на лошади, миссис Хатсон приходила в ужас и отчаянно причитала, что так и шею свернуть немудрено…

На лесной опушке, озаренной солнечным светом, было очень тихо. Лусия спрыгнула с лошади и опустилась на траву. Осенние солнечные лучи не обжигали, а ласково блуждали по лицу девушки.

Лусия на какое-то мгновение закрыла глаза. «Господи, как же все-таки хорошо жить!» – подумала она. И мысленно унеслась в детство, когда она также убегала в лес, и кормилица Каталина плакала и причитала, и жаловалась ее отцу. Теперь Лусия выросла и скоро станет женой английского лорда, как и предсказывала Франческа.

Любит ли ее Роберт Льюис? Она не знала, и как-то спросила об этом Эдварда Готорна. «Роберт любит вас, но не умеет ярко выражать чувства… Мальчик еще», – сказал ей сэр Эдвард. Ну да, сложно было не согласиться с тем, что Роберт Льюис фантастически выдержанный человек, но Лусии также с трудом представлялось, что можно назвать мальчиком сорокалетнего мужчину.

От подобных мыслей Лусию разбудило ржание лошади. Лошадь была чем-то взволнована. Лусия прислушалась и услышала выстрелы. Где-то стреляли, близко стреляли. Снова раздался выстрел, и шальная пуля пролетела совсем близко от Лусии, оказавшись в стволе дерева, под которым сидела девушка. Что это? Кто-то охотится в лесу, не спросив разрешения Готорнов?

Снова засвистел кусок свинца, зарывшись в землю почти под копытами лошади. Афродита с бешеным ржанием встала на дыбы и умчалась в только ей известном направлении.

Лусии ничего другого не оставалось, как пешей возвращаться домой…

«Неужели меня хотел кто-то убить?» – думала между тем девушка. – «Хотя вряд ли… Целились в лошадь».

Лусия поздно вернулась в замок. Миссис Хатсон переполошила весь дом, когда лошадь прискакала без седока. «Я же говорила, говорила…», – причитала экономка и не смела поверить глазам, когда увидела живую Лусию. Но девушка, вместо того, чтобы рассказать, что же все-таки произошло, молча прошла в столовую…

Лусия решила дождаться Роберта, чтобы рассказать ему о случившемся. А пока… пока она погладила Феликса, к которому успела привязаться. Роберт Льюис хотел выгнать его из дома, поскольку терпеть не мог ни кошек, ни собак. «Скотине не место в доме», – говорил он. Но рыжий кот был такой милый, пушистый, ласковый, что Лусия тайком держала его в спальне и кормила тем, что ела сама.

Экономка миссис Хатсон, конечно же, знала о присутствии в доме «скотины», но молчала, потому как сама любила кошек и часто приносила ему что-нибудь вкусненькое.

Феликс расположился на коленях Лусии и мурлыкал, успокаивая девушку. У него были грязные лапы и взъерошенная шерсть. Мокрый хвост казался облезлым, и брюшко – брюшко, как и подобает «скотине», было не рыжего, а грязно-серого цвета. Феликс гулял по мокрой от дождя черепичной крыше, теперь же, когда Лусия вернулась, оказался у нее в кресле.

«Ах ты, проказник!» – беззлобно побранила его девушка, и еще крепче прижала к себе. Феликс по-кошачьи выражал счастье громким мурлыканьем.

В дверь постучали.

– Я принесла вам обед, – сказала экономка, обращаясь то ли к Лусии, то ли к коту.