Другие окна слыли недоступными. Гордые, они стальными подоконниками важно задирали носы кверху, жеманничали перед пешеходами искрящимися чистотой стеклами, белизной отделки, стильными шторами или модными расцветками жалюзи внутри. Им внимание чужаков не требовалось. Они зазывали в гости статусных горожан, своим идеальным фасадом презентуя наполненную жизнь. Не для всех окна такие, не каждому покажутся, сменив гордость на добрые открытые объятия и гостеприимство, не до каждого снизойдут. И жизнь, насыщенная красками, не всем полагается. Заслужить её нужно, дослужиться, как отец говорил.

Вадим устало вздохнул: «К кому обратиться, пап, кто не откажет, кто впустит? Ты-то точно знал, не ошибся бы. И мне подсказал бы, верно? А я прямо сейчас стою тут один посреди сырой улицы и всё никак не решаюсь выбрать собеседника. Время уходит, пап. Время…»

Постоял ещё минутку, понуро глядя на собственное унылое отражение в гордом окне, собрался обратно в уверенного и решительного Вадима Вереса, стряхнул с макушки мелкие капли дождя и прилипчивую хандру, взбодрился, оглянулся на друзей, которые зябко ежились позади. Не один он, а втроём сейчас остались посреди стылой улицы, лениво утопавшей в мокрых сумерках. Одиноко вокруг и безлюдно.

Воспользовался шатким уединением, он направился к ближайшему недотроге. Подскажет, если видело. Здесь от статуса не зависело ничего. Внутри одинаково устроены все те, кто отражают. Там просто всё, без внешней мишуры, без званий и заслуг. Видели, покажут, плату возьмут и обратно выпустят. Не видели, промолчат бесплатно. У Вадима так с отражениями отношения построены: взаимовыгодное использование друг друга без причинения вреда и физических увечий. Погрешности случаются, но незначительные и не губительные для обеих сторон. Промахи он списывал на своё неумелое, порой, обращение с отражениями. Поражениями никогда надолго не пропитывался, разрешал сам себе ошибаться иногда. Минусы допускались изредка, но сегодня отрицательные зашкаливали, придавливая безысходностью.

Он осторожно дотронулся пальцами до стекла. Пыль и иссохшие капли грязного дождя мгновенно прилипли к руке, всосались в кожу, скрипя на скользком окне. Вадим забеспокоился:

– Ну, давай же, давай. Покажи мне, что Кирилл видел последним. Впусти.

Показали быстро, но не качественно. Мутная картинка: силуэт человека, которого нельзя было разглядеть. Лишь две упёршиеся в стекло размытые ладони. Платы сейчас не взяли, руки только испачкал о стекло, что ноябрь отметил отборной сыростью вперемешку с пылью стынущего города. Видно, отражения скидку сделали за низкопробное изображение, уценив подсказку. Вадим выиграл только и чуть сэкономил самого себя.

– Вадим, тебя не смущает, что на нас с нескрываемым любопытством оглядываются прохожие, – тихо сказала Алиса, осторожно дотронувшись до его пальцев на стекле.

Вадим нервно выгнул запястье своей руки вверх. Алиса осталась на месте и её пальцы тоже. Он впился взглядом в её руку – нарушает его личное пространство. Личное, значит, собственное. Смотрел на Алиску хмуро. Захотелось наплескать новых колкостей, но ведь было уже сегодня: нахлебались друзья горячего от него, и самому кипятку досталось. Он тут же провалился обратно в стекло, равнодушно ответив Алисе:

– Нет, не смущает. Мне нет до них никакого дела.

– Другого ответа от тебя, Вадим, я даже и не ожидал услышать, – рассмеялся Артём, который, упираясь плечом в кирпичную стену, стоял у окна рядом с ним.

– Покажи куда, – нервно прошипел Вадим, уткнувшись носом в стекло и не обращая больше внимания на друзей. Только отражение, только неполноценное изображение. – Впусти.

Чья-то рука бесцеремонно легко легла Вадиму на плечо. Да, что ж такое сегодня. Замер на месте и помялся плечами. Не Алиса, сразу понял. Он медленно повернул голову и увидел морщинистую женскую руку, длинные глянцевые красные ногти. Тут же скривился в порыве накатившей волны отвращения и тошноты, рывком вывернулся, брезгливо скинув с себя чужие пальцы, и отшатнулся к стене.

Перед ним незнакомая женщина преклонных лет, которые совершенно не мешали ей выглядеть эпатажно: яркий макияж и маникюр, синее платье чуть ниже колен, короткая красная кожаная куртка поверх, красные лакированные туфли, такого же цвета небольшая шляпка и красный набалдашник на тонкой трости в руках.

Вадим обернулся к друзьям: Артём стоял чуть ближе, напряжённо сверля неизвестную женщину взглядом. Алиса позади него уткнулась носом ему в спину, согревала тихим теплом, недоверчиво выглядывая из-за его плеча.

– Кто-то собирает осколки, мальчик! – напористо произнесла женщина, жадно поедая чистые тёмно-синие глаза Вадима своими мутными старыми, и сильно сощурилась, приведя в движение морщинки на изрядно потрёпанном от времени лице. – Кто-то собирает осколки! Будь осторожен. Ты с отражениями разговариваешь, верно?! И он тоже. Ты мешаешь ему, ты опасен и для него, и для его зеркала. Ты раскроешь абсолютно все его тайны и разрушишь настоящее, если разворошишь прошлое. Он не допустит этого и избавится от тебя. Жестоко. Береги себя, мальчик! Береги в себе себя!

Вадим встрёпано дёрнул головой к Артёму. Тот скомкано пожал плечами на молчаливый вопрос друга. Он недовольно пропыхтел сам себе под нос:

– Это тебе не отражения, Вадим Андреевич. Здесь подумают сначала, быстро не подскажут, если и видели. Даже за плату.

– Вадим, Вадим! – трепетное тепло Алисы шептало ему в шею.

Он рывком развернулся, а эпатажная старушка уже резво семенила вдоль тротуара, нервно крича в трубку модного смартфона что-то неразборчивое. Растерялся он от этой престарелой неожиданности, не успел и с мыслями собраться, как заскочила незнакомка в подъехавшее такси. Хлопнула бело-жёлтая дверка с шашечками на боку, гул мотора, и машина с важной дамой внутри бесследно исчезла в транспортном потоке.

– Вадим, – тепло Алисы перебралось в ладонь Вадима, взволнованные пальцы своих рук она настойчиво пыталась протиснуть меж его. Он не впускал. – Что такое осколки?

Облизнув пересохшие губы, Вадим обернулся к Артёму, тот головой отрицательно мотнул.

Вадим, зябко поведя плечами, нервно выдернул свою руку из Алискиной и снова бросился к стеклу. Время уходит. Что-то здесь не так. Да всё здесь не так! Не мог обычный ученик пусть и не самой обычной школы, вот так запросто взять и сбежать в неизвестность, не мог без разрешения администрации и директора покинуть учебное заведение круглосуточного пребывания, забыв прихватить с собой тёплые вещи, когда на улице глубокая осень. Обратно не вернулся, дома так и не появился. Его ищут вторые сутки полиция, волонтёры, представители школы – безрезультатно. Что произошло? Сбежал? Если, да – глупо, нет – непонятно, необъяснимо и подозрительно.

– Кирилл! – требовательно нажимал словами на отражение Вадим, жёстко перебирая пальцами по стеклу. – Куда ты шёл? И зачем? Где же ты? Покажи мне. Впусти!

И тут же Вадим с шумом больно выдохнул

Низко в горле Вадима мерзко саднило, словно забился туда колкий сор, и не выковырять его никак, и не сглотнуть: першило, драло изнутри, чесалось там, где не достать, медленно растворяя глотку. Когда же прокашлялся и открыл глаза, то внезапно для себя самого провалился в плотную темноту. Тут же сорвался в беспроглядный страх: Вадим ничего не видел. Он испуганно встрепенулся, широко бросил руки в стороны, пытаясь нащупать рядом хоть что-то. Где он?! Где, где, где?!

Безумно болела голова, копошилось там что-то, тыкало монотонно в затылок, перекатывалось вперёд, нахрапом наваливаясь на виски, давило, давило – не было выхода. В лоб изнутри таранить начинало, распирало настойчиво, к глазам продиралось, чтоб со слезами вытечь, а глаза не видели ничего.

Он часто-часто дышал. Дотронулся пальцами-крючками до век. Что случилось-то? Отчего незрячим вдруг стал? Когда? Пальцы неуклюже угодили в липкие ресницы, а с ослепших глаз на них перетекла склизкая жидкость. Вадим с отвращением простонал. Что это? Что с ним?