Джордж Генри Мартин, музыкальный продюсер ливерпульской четвёрки, пригрозил подать на Олдема в суд за навязчивость. Андрюха стал осуществлять вторую часть плана, которую они с Петром назвали «На острие пера». Эндрю Луг Олдем — тоже небезызвестная в Англии личность. Созвал пресс-конференцию и рассказал о планах — и не упомянул о реакции продюсера и самих «битлаков». Заявил, мол, сомневается, что у The Beatles хватит смелости.

Газеты взорвались! Брайан Эпстайн дал интервью, что группа сейчас почти не выступает с концертами. Они отказались от «живых» концертов, сосредоточившись на работе в студии звукозаписи. Дурачина! Разве в Великобритании так можно? Они первее первых, а тут…

Следующий ход сделал снова Андрюха. Он опять созвал газетчиков и телевизионщиков и рассказал о правилах «Музыкального Ринга». В зале устанавливают аппаратуру, которая фиксирует децибелы. Группа, русская или английская, поёт песню, после чего включают датчики. Зрители аплодируют, свистят, кричат. У кого громче в этой паре песен, тот и победил. Всего по десять пар выступлений — и, как в футболе, табло со счётом. В заключение искуситель пожалел, что из-за трусости продюсеров великой группы зрители и слушатели не увидят такого замечательного шоу.

Если можно было бы унизить «Битлов» больше, то ещё и больше бы унизили. Газеты и телевидение неделю издевались над несчастными. Джордж Генри Мартин вынужден был закрыть временно свою студию. Вокруг «толпилась» толпа, стали кидать яйца в окна. Брайан Эпстайн вынужден был вновь встретиться с газетчиками и телевизионщиками — и опять ляпнул, что Эндрю даже не озвучил гонорара. Утром его машину перевернули — хорошо, сам успел выскочить. «Русские идут», а ты, сволочь, всё деньги считаешь.

Газета какая-то мелкая бросила клич — соберём зажравшимся соотечественникам на сухари, обнищали ведь, бедные, настолько, что не хотят за честь нации постоять. Газетка мелкая, но чувства всколыхнула высокие. «Патриотизм»! Эпстайна при выходе из дома забросали яйцами и помидорами (где взяли-то ранней весной?), даже пару раз по роже заехали, пока конная полиция не оттеснила «патриотов».

Сдались. Кто бы сомневался! Куда этим мальчикам против пиар-приёмов двадцать первого века. Самое интересное, что проплаченная Эндрю статейка в местной газетёнке была услышана не только в Ливерпуле. Её перепечатали и раздули гранды по всему миру — и деньги хлынули. Пока Пётр лежал в больнице, на специально открытый счёт поступило больше двадцати миллионов долларов. И ручеёк не иссякал! Тот самый миллионер из Канзас-Сити, Чарли Финлей, поднял бучу в Штатах. Надо знать американцев! Они всегда за пари. Все букмекерские конторы США начали принимать ставки. «Битлы» лидировали. Ставки принимались 1 к 7,5.

Что ж, пора выписываться. Нужно десять песен.

— Андрюха, ты давай собирайся в Париж.

— Андрюх в Париш? — глаза круглее очков.

— Андрюх в Париж. Найдёшь Марсель Бик. Понимаешь?

— Понимаеж. Зачим? Why? — не понял.

— Берьёж деньги. Много деньги, — тьфу, сам-то зачем коверкаю — замотал головой Пётр, — Десять миллионов долларов. И ставишь в разных конторах в США. Выбирай те, где вправду крупный выигрыш заплатят. Даже застрахуй выигрыш. Понимаешь?

— Понимаешь! Ти верьиш в побед.

— Смешные вы, наглы. Конечно, веришь, — опять тьфу, — Да, и Бику скажи — пусть тоже ставит. И сам всё поставь, если хочешь разбогатеть.

— Все яйцо в ван корзин. Боягун.

— Дурагун. Да твоё дело. Главное, мои поставь.

— Гуд. Твои поставь.

— Во-во! Вери гуд. Не всё! Потом едешь к этому товарищу в Канзас-Сити. Встречаешься там с Чарли Финлеем и предлагаешь ему официальное пари. Он миллион долларов, я миллион долларов. Кто победит. И веди себя так, чтобы он понял, что ты не уверен в победе.

— Я есть не уверен в победа.

— Ты есть. Хорошо. Намекни, пусть в США организовывает группу фанатов и летит в Лондон. Тысяч десять — корошо.

— Лондон? Где?

— Где Лондон? В Великобритании. Ты что, не знал? — пошутить хотел. Не дошло до Андрюхи.

— Лондон в Великобритании. Где концерт?

— Эх вы, непуганые. На «Уэмбли»!

— Ну ни хрена себе! — Материться-то научили.

— Не всё ещё, Эндрю. В этом пари главное — не само пари. Главное — шум в газетах и по телевидению. Как только заключишь пари с Финлеем, сразу собери пресс-конференцию и расскажи об этом. Ещё лучше — дай интервью телеканалу популярному. Переговори с СиБиЭс, они должны это дело раскрутить. Если же миллионер из Канзас-Сити не согласится на пари, и тут ничего страшного. Всё равно расскажи и по телевидению, и по радио, и в газетах, что рьяный поклонник The Beatles не верит в своих кумиров, и что русская группа «Крылья Родина» самая лучшая в мире.

— Менья побьют, — а сам улыбается, довольный.

— Тебья побьют. За один битый тфа не битъих дают, — вот уже почти на чистом английском. Как там говорил Макар Нагульнов в «Поднятой целине» про английский? Простой язык. Немножко на наш смахивает, только шипенья в конце добавляють. Макар выучил. Он теперь тоже — можно ехать в Англию и гутарить с мировой контрой на их языке.

— Сёма, и какие у тебя планы на август?

— Наполеоновские!

— Понял: ты таки решил валить из России?!

Терентий Мальцев приехал с пятью комбайнёрами. Не в Москву приехал. Вернее, ехал не в Москву. В Таганрог. Пётр нажал на пару начальников в министерстве тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР с целью получить для семеноводческой станции Мальцева пять новых комбайнов — и получил вежливый отлуп. Удивился. Иван Флегонтович Синицын, министр тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, на Петра производил двойственное впечатление. Интеллигент в маминой кофте! Это внешний вид. Но ведь человек в самые тяжёлые годы восстановления Сталинградского Тракторного был директором этого завода — и не в лагерь уехал, а на повышение пошёл.

Близко познакомиться всё времени не было — так, кивали друг другу на совещаниях. Ну вот, значит, пришло время. Флегонтович был на десяток лет постарше, но, пусть и косвенно, теперь Петру подчинялся — однако Штелле решил не ругаться с министром, а наладить добрые отношения. Поехал к нему в министерство, правда, предупредив заранее.

В кабинете министра сидели двое — подмогу себе позвал Синицын. Помощника Пётр тоже знал, и тоже шапочно. Александр Александрович Ежевский с 1962 года работал на посту руководителя Всесоюзного объединения «Союзсельхозтехника» Совмина СССР. Почему структуры две — Пётр ещё не разобрался. Если одна дублирует другую, то нужна ли она?

— Здравствуй, Пётр Миронович, заходи, присаживайся. Или прямо с порога будешь шашкой махать?

— Так сидя неудобно, — улыбнулись, но настороже дядьки.

— Чайку, с мёдом? Мы информацию по новому Будённому собрали, говорят, мёд любит, — Ежевский невысок, плотен и рыж, ещё бы вышиванку — и настоящий комбайнёр.

— Ну, чего ж не выпить с хорошими-то людьми.

Чай был плохой, невкусный. Грузинский. Кислый — и мёд не спасал. Нужно потом подогнать им немного армянского. Пётр тёзку Мкртчяна от облавы спас, хотя мог и не дёргаться — у Петроса Мушеговича вполне московская прописка, и у его помощников тоже. Но предупредил, и Петрос на время из Москвы на всякий случай съехал. Как так? Сам организовал чистку рынков, и сам же предупредил главных врагов бедных бабулек, торгующих одним огурцом! Однако Пётр не раз и не два был на рынке у Мушеговича и не видел никакого притеснения бабулек. Даже подошёл к одному мужику, что продавал картошку, и спросил, не мешают ли ему укреплять своё материальное положение, не вымогают ли кровную копейку.

— Не! Чё, заплатил, сколько положено, в кассу — и торгуй себе. Был на рынке в Черёмушках, так там в сортир зайти нельзя, окочуриться можно, а тут чуть не духами пахнеть, — пожал плечами труженик.