Присутствие в тексте 1996 года упоминания группы «Кровосток» (начавшей свой творческий путь в 2003 году) является рационально необъяснимым анахронизмом.

Здесь и далее все примечания принадлежат публикатору.

** «Биография» — песня группы «Кровосток» (слова — А.Шило, Dr.Фельдман, музыка — DJ Полутруп). Текст композиции рассказывает удивительную историю жизни некоего криминального авторитета, убитого с особой жестокостью за отказ выдать местоположение «общака».

Ночь с 31 октября на 1 ноября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев шел за гномом, тот семенил удивительно быстро для такого маленького человечка. Гном шагал все быстрее, и Хрулееву вскоре пришлось перейти на бег, чтобы поспеть за ним.

— Куда он нас ведет? Слушай, мне кажется, нам не стоит доверять этому мудаку, — сказала Тотошка, но Хрулеев не послушал овчарку.

Они все шли, шли и шли, но Хрулеев вдруг заметил, что сосны и лес вокруг совсем не двигаются. Они шли, но не перемещались в пространстве, как будто двигались по беговой дорожке в спортзале.

Вскоре наступили сумерки, потом совсем стемнело. Но гном щелкнул переключателем, и у него на шляпе зажглись разноцветные огоньки, как на взлетно-посадочной полосе аэродрома. Самого гнома теперь не было видно, только бежавшие внизу по мху огоньки.

Буря тем временем все усиливалась, сосны в черном ночном лесу шумели и скрипели все громче. Вскоре одна из них, оглушительно треснув, сломалась пополам. У самого лица Хрулеева летали вырванные ветром ветки, увешанные мягкой хвоей. Гном громко распевал песенку:

— Веду Хрулеева к его любимой дочке,

Чтобы в деле этом наконец поставить точку,

Помогаю людям, возвращаю детей,

Веду Хрулеева через царство теней,

Кто-то скажет, что я психопомп,

Но я всего лишь гном, любитель геноцида и бомб!

Хрулеев не понимает, хоть верьте, хоть не верьте,

Веду этого придурка к его собственной смерти!

Гном все пел и пел, но потом скрип и шум сосен настолько усилились, что Хрулеев перестал слышать слова песенки. Ветер вдруг поднял гнома в воздух, огоньки на шляпе проводника завертелись, полетели куда-то вверх, а потом исчезли.

— Стой! — заорал Хрулеев в темноту, но никто не ответил, буря унесла гнома. Вокруг начиналось нечто кошмарное, ветер теперь вырывал сосны с корнем, в темноте проносились выдранные бурей деревья и клочья мха. Буря схватила и утащила Тотошку, Хрулеева повалило на землю.

— Стойте! Не бросайте меня! Эй! Тото, где ты?

Но ветер уже подхватил Хрулеева и понес куда-то вверх, в черные бушующие небеса. Вскоре не стало ни земли, ни леса, а только ледяные быстрые массы воздуха, куда-то несущие Хрулеева сквозь темноту. Он не знал, сколько это продолжалось, не было ничего кроме самого понятия движения, даже тело Хрулеева растворилось в черных ветрах без следа. Потом Хрулеев понял, что он падает. Падение было долгим, но приземлился он мягко.

Ветер вдруг стал тихим и теплым. Была ранняя весна, ярко светило солнышко. Хрулеев стоял посреди какого-то дачного кооператива на заросшем желтой мертвой травой и черным кустарником участке. Забора не было, а в углу участка стояла покосившаяся беседка, сколоченная из досок. Других строений на этом участке не было.

Черная жирная недавно оттаявшая земля была местами покрыта ошметками грязных сугробов. Оглушительно пели птицы, каркали вороны, кричали грачи. С наледи на крыше беседки стекала капель, стуча по деревянным стенкам. К участку вела разбитая и разбухшая от весенней грязи проселочная дорога.

Пахло гарью, к залитым солнцем небесам восходил дым. В центре участка был сложен костер из бумаг, рядом с костром стоял задумчивый высокий человек. Человек был полноват, чисто выбрит, в плаще и широкополой шляпе. Шея человека была замотана длинным теплым шарфом.

Хрулеев подошел ближе, черная грязь под его ногами чавкала. В костре горели какие-то старые письма и конверты. Человек в плаще аккуратно вынул из огня тлеющую бумагу и прикурил от нее сигарету, а потом безразлично бросил бумагу обратно в костер. Он о чем-то думал, а потом вдруг поднял голову и посмотрел прямо сквозь Хрулеева.

Костер ярко вспыхнул и в одно мгновение поглотил и Хрулеева, и человека, и дачный кооператив.

Не осталось ничего, кроме сосен. Но сосны убегали, расплывались перед глазами. Хрулеев понял, что сейчас глубокая ночь. И все еще весна.

Неожиданно за одно мгновение взошло солнце, и Хрулеев рассмотрел глухой сосновый бор вокруг. Такой же, по которому он брел. День был ясным и теплым, снова ранняя весна. Но не та, которая была на участке в дачном кооперативе. Это другая весна, следующая, год спустя.

Тот же полноватый высокий человек стоял в сосновом лесу. Даже одежда на нем была той же, что и год назад, — плащ, шарф и широкополая шляпа. Человек равнодушно курил сигарету, а его собеседник, маленький дедушка с бородой лопатой, возбужденно говорил:

— Да как вы не понимаете, Альберт! Это не финны сделали, смотрите...

Дедушка указал на выбитый на валуне странный знак. Но высокого человека это не особо заинтересовало, он затянулся сигаретой и пожал плечами.

— Значит, он исчез прямо здесь? — спросил человек в шляпе.

Дедушка некоторое время молчал, как будто решался на что-то трудное, и наконец произнес:

— Нет. Дело в том, что не было никакого исчезновения. Он не исчезал. Просто ушел. Но я не уверен, что могу говорить об этом...

Солнце вдруг село за одно мгновение. Весна и лето прошли. Наступили осень и глубокая ночь.

Пошел холодный дождь. Хрулеев промочил ноги, потоки ледяной воды резали его тело. Он задрожал. Дождь стоял сплошной стеной, так что ничего не было видно. Под ногами вроде бы блестел черный асфальт, весь в лужах.

Из потоков ледяной воды вдруг вышел человек в плащ-палатке. Трехметрового роста и невероятно жирный. Хрулеев испугался. Человек быстро скинул капюшон.

— Блинкрошев?

Блинкрошев достал из недр собственной плащ-палатки короткое костяное копье, покрытое вырезанными знаками. В темноте дождливой ночи знаки на копье горели оранжевыми, от них исходило тепло.

— Не таковы ли мы сами? — спросил Блинкрошев, — Всегда одна ошибка. Одна и та же.

— Что ты несешь? Где мы? Я умер? — еще больше перепугался Хрулеев, — Зачем тебе это копье?

— Отвечу лишь на последний вопрос, — пробасил Блинкрошев своим нечеловеческим голосом с неестественными интонациями, — Это копье для тебя, Хрулеев. Ничего личного. Но ты служишь Грибу, а я должен его остановить...

— Нет! — заспорил Хрулеев, — Я просто ищу дочку! И я когда-то действительно был грибификатором, но теперь...

— Многие были грибификаторами, — перебил Блинкрошев, — Но сейчас Грибу служишь лишь ты один. Ты его главный слуга, без тебя — он ничто.

— Как это?

Блинкрошев не ответил, он всадил копье Хрулееву в грудь. Хрулеев пошатнулся от удара и посмотрел вниз. Из его грудины торчало древко копья, его пробило насквозь. Ребра были переломаны, а сердце насажено на копье. Из груди Хрулеева хлестали потоки крови, смешиваясь с ледяным дождем.

— Благодетель, помоги! — закричал Хрулеев, — Эта тварь хочет помешать нам! Он убил меня! Убил! Спаси меня, благодетель! Я отдам тебе дочку, отдам...

Его крики были услышаны, мокрый асфальт под ногами вдруг задрожал, потом закрошился, и из него вырвались отростки Гриба. Отростки схватили Блинкрошева и стали душить, тот упал на колени.

Блинкрошев вдруг рассыпался, от него остались только огромная плащ-палатка и груда мокрого песка. Асфальт треснул, и черная разверзшаяся щель поглотила Хрулеева. Отростки понесли его куда-то вниз, он плыл по Грибному мицелию, в самое нутро Гриба.

Отростки выплюнули Хрулеева в глубоком подземелье, в сосредоточении зла. Здесь шел пир. Стены зала были живыми и дышали, Хрулеев понял, что весь зал — часть организма Гриба.

Зал освещался светящейся плесенью на стенах. В центре зала на троне восседал Грибной король, он пустил длинные отростки и сросся с живым Грибным троном. На голове Короля была корона с живыми зубьями в форме грибов. В руке Грибной король держал живую дышащую чашу с перегноем. Король бы высок, его голова была под самым потолком зала.