Я вижу, как Валя входит в подворотню, останавливается и манит к себе Толика. Тот, чем-то, видимо, заинтересованный, подходит к нему. Они оба выходят на улицу и около угла ближайшего дома прощаются. Дальше Толик идет уже один и вскоре исчезает из виду, а Валя как ни в чем не бывало возвращается к нам. Вся операция заняла у него не более пяти минут.

— Чего ты ему такое сказал, а? — с любопытством спрашивает Петя Шухмин.

— Какое слово?

Валя, улыбнувшись, пожимает плечами. Дальнейшего их разговора я не слышу, так как тороплюсь к Варваре.

На условный звонок она открывает мгновенно, взволнованная и раскрасневшаяся.

— Это вы его, черта, спровадили? — спрашивает. — Замучил, проклятый. Полчаса звонил.

— Все в порядке, — отвечаю. — Больше звонить не будет.

Варвара недоверчиво качает головой.

— Будьте спокойны, — веско говорю я.

И сообщаю, как ей следует поступить, если позвонит Мушанский или снова передаст записку.

— А если сам явится? — с тревогой спрашивает Варвара.

— Этого не будет, — отвечаю я.

И такая убежденность звучит в моем голосе, что Варвара окончательно успокаивается.

— Ну вы и даете, — говорит она, вздыхая, и уже другим тоном спрашивает:

— Чаю хотите?

Я отказываюсь, и мы прощаемся. Напоследок я говорю:

— Все будет хорошо, Варя. Вот увидите. И все теперь зависит только от вас. Так что телефон мой не потеряйте.

Она кивает мне, и глаза у нее сейчас прежние, живые, задорные, и, кажется, можно было бы и забыть, что произошло ночью. Но я почему-то забыть это не могу.

Когда я возвращаюсь к машине, то наметанным глазом замечаю, что квартира Варвары уже взята под наблюдение.

А мы тем временем мчимся на вокзал. По дороге уточняем детали предстоящей работы. Суть ее ребятам уже известна. Это обеспечил Игорь. Он и возглавляет всю операцию «вокзал».

Наконец наша машина выезжает на обширную, полную суеты и движений площадь, огибает расположенные в центре ее небольшой сквер, желтый от опавшей листвы, с памятником посередине, и стоянку такси, где уже толпятся пассажиры. Завернув за угол старинного вокзального здания, мы останавливаемся возле отдела милиции.

В комнате дежурного нас уже поджидают, и дальше мы отправляемся в сопровождении одного из сотрудников отдела. Миновав людные перроны, мы проходим через обширный зал ожидания, потом через круглый вестибюль с многочисленными киосками и, лавируй в толпе, пробираемся к боковой лестнице.

Я себе на минуту представляю, как на всех вокзалах Москвы сейчас появляются наши оперативные группы. Каждый из сотрудников в такой момент собран, насторожен и, конечно же, взволнован. И еще каждый из нас ждет удачи, мечтает о ней. А удача-то всего одна, и кому она достанется, неизвестно. Я вспоминаю, как мы недавно искали водителя такси — Эдика. Тогда удача досталась Яше Фролову. Кому же она достанется сегодня? Впрочем, может быть, и никому. Может быть, версия «вокзал» окажется бесплодной.

Мы поднимаемся по крутой, но довольно широкой лестнице. Комнаты отдыха для транзитных пассажиров находятся на третьем этаже. Там, прямо на лестничной площадке, у окошечка в стеклянной перегородке сидит дежурная, симпатичная пожилая тетя в белом халате. Мы представляемся. Дежурная, обеспокоенная и заинтригованная одновременно, поспешно задергивает занавески на окошечке и впускает нас к себе за перегородку.

Для начала я прошу ее рассказать, как она регистрирует своих постояльцев. Система оказывается несложной и весьма удобной для такого опытного проходимца, как Мушанский. Но одновременно эта же система позволяет и нам легко его выловить, если, конечно, он в известные нам дни ночевал на этом вокзале.

— Все понятно, — говорю я дежурной. — Давайте теперь посмотрим. Вот, к примеру, можете вы сказать, кто остановился у вас ну, допустим, восемнадцатого сентября?

Дежурная поспешно хватается за толстую регистрационную книгу и начинает листать страницы. Тут имеются данные о каждом постояльце. Но фамилия, имя и отчество, как и год рождения, нас мало интересуют, они взяты из паспорта, и Мушанский наверняка подсунет чужой, скорей всего краденый паспорт. А вот откуда и куда гражданин следует, а также дата его появления в Москве — это другое дело. Это взято из билета, который должен предъявить Мушанский.

Дежурная наконец обнаруживает нужные записи и указывает нам страницу с длинным перечнем фамилий. Женские мы, естественно, пропускаем, а вот мужские проглядываем внимательно. Нас интересуют пункты на магистрали Ленинград-Харьков. Кузьмич полагал, что это могут быть Орел и Бологое. Но нет, они не значатся в тетради, как, впрочем, и Ленинград с Харьковом. Зато… мы сразу настораживаемся… Некий гражданин Холодов Сергей Петрович следовал из Любани в Белгород. Это та самая трасса.

Мы незаметно переглядываемся, и я как можно равнодушнее спрашиваю у дежурной:

— А вот как определить, сколько дней прожил у вас ну, к примеру, вот этот гражданин?

— Этот? — переспрашивает дежурная. — Сейчас, сейчас. Все у нас отмечено, как положено.

Она берется за другую тетрадь, где отмечаются продления и потому вписываются лишь фамилии постояльцев, дата и номер первоначальной квитанции.

— Вот, пожалуйста, — не скрывая торжества, говорит дежурная и пальцем проводит под нужной нам строчкой в тетради.

И мы убеждаемся, что означенный гражданин Холодов прожил здесь ровно три дня.

От этого открытия я ощущаю легкий озноб, что-то похожее на охотничий азарт охватывает меня. Черт возьми, неужели… Я чувствую, как за моей спиной возбужденно сопит Петя Шухмин. Валя стоит рядом, но на тонком строгом его лице отражается полнейшее спокойствие.

— А теперь, — продолжаю я, как мне кажется, тоже весьма спокойно, — давайте посмотрим, кто останавливался у вас ну, допустим… — и делаю вид, что называю первое пришедшее мне в голову число, — допустим, одиннадцатого октября.

Это начало второй серии краж, совершенных Мушанским. Краж этих тоже три, следовательно…

— Пожалуйста. Вот они туг все как есть, — говорит дежурная и победоносно смотрит на нас, словно мы хотели, но не смогли уличить ее в чем-то.

Внимательно изучаем новую страницу регистрационной книги.

— Вон! — вдруг выпаливает из-за моего плеча Петя Шухмин.

Мы с Валей, однако, и бровью не ведем, и устыдившийся Петя смущенно бормочет:

— Вон и с ребенком гражданина пустили. Да еще на одну кровать. Разве это порядок?

Дежурная начинает пространно и запальчиво объяснять что-то, а мы трое не можем оторвать глаз от одной из строчек в раскрытой перед нами книге. Там указано, что некий гражданин Клячко Олег Иванович приехал в этот день из Белгорода, направляясь в Любань.

По второй книге мы тут же выясняем, что этот самый Клячко провел в Москве тоже ровно три дня.

Итак, сначала Любань-Белгород, потом Белгород-Любань… Стоп, стоп! Только не нервничать и но спешить.

Я делаю над собой усилие и, добродушно улыбаясь, говорю дежурной:

— Здорово у вас поставлен учет. И вообще все организовано как надо. Давайте напоследок посмотрим, кто сегодня живет у вас.

Дежурная явно польщена высокой оценкой. Мы с ней как бы меняемся ролями, теперь уже спокойна она, а нервничаем мы. Еще бы не нервничать! Между тем дежурная раскрывает последнюю заполненную страницу в своей книге. Мы пробегаем ее глазами и… ничего не находим.

— Та-ак, — разочарованно произносит навалившийся на меня сзади Петя Шухмин.

Я молчу и пытаюсь собраться с мыслями. Валя невозмутимо закуривает, словно задача наша выполнена и больше нам тут делать нечего, и с ленцой в голосе предлагает:

— Давайте уж заодно посмотрим, кто вчера здесь остановился.

О черт! Ну конечно же. Сегодня Мушанский мог только продлить еще на сутки. А приехал-то он вчера!

Дежурная устала от нас, и новая задержка начинает ее сердить. Она явно не замечает всех наших переживаний и Петиных срывов.

— Смотрите, коли желаете, — ворчит она и переворачивает страницу.