– У Абакумова и того не было.

– Ишь ты. Значит, в министры метишь?

– А почему бы и нет. – Коньяк сделал Игоря наглым.

– Рано тебе в министры. Но и в управлении тебе работать нельзя. Погоришь – никто не спасет. У Хозяина рука тяжелая. Поэтому я с соседом-то нашим сегодня за ужином переговорил. Пойдешь в ЦК, в адмотдел. Будешь завсектором, курирующим милицию. Должность генеральская, оттуда дорога прямо в замминистры или рост по партийной линии. Учиться поступишь в Высшую партшколу заочно. Там для таких чиновных неучей специально двухгодичный факультет сделали. Диплом получишь. Какой-никакой, а диплом. Ну, пошли спать, генерал, у меня завтра день трудный.

Светало медленно. Неохотно приходил день на осеннюю землю. Когда вездеход выехал из городка, стало еще темней, вдоль дороги плотной стеной стоял лес.

О том, что в трех километрах от города нашли труп, сообщил в райотдел инспектор ОРУДа[75] старшина Колосков. Вездеход бойко мчался по разбитому асфальту, и наконец Данилов увидел красную светящуюся точку.

Старшина Колосков подавал сигнал.

Вездеход остановился рядом. Старшина в сером дождевике поверх шинели, в низко надвинутой фуражке подошел к машине:

– Товарищ полковник…

– Ты, Колосков, – Данилов открыл дверцу, обтянутую брезентом, – сразу скажи, как труп обнаружил.

– Не я нашел, а Проша.

– Кто?

– Пес наш. Приблудный он, живет у нас во дворе отдела. Я кормлю его, а он за это со мной на дежурство ходит.

И тут Данилов увидел здоровенного мохнатого кобеля, скромно сидевшего в сторонке.

– Я в город ехал, – пояснил Колосков, – ну, остановился отлить, извините, конечно, Проша из коляски выскочил и в лес, да как завоет. Я туда фонарем посветил – труп.

– С тобой все ясно, старшина, – Данилов огляделся, – задаю формальный вопрос: ничего подозрительного не заметил?

– Ничего.

– Тогда веди.

Светя фонарями, они пошли по траве, на которой, словно серебро, лежал иней.

– Здесь, – сказал Колосков.

Метрах в тридцати от дороги, автоматически отметил Данилов и наклонился.

– Свет, – рявкнул он.

Зажглись два сильных электрических фонарика, и чистый свет их, растворяющийся в рассветной белизне, обозначил человека в белом, таком модном нынче пыльнике, в темных брюках, ботинках из замши. Голова трупа была замотана чем-то темным.

– Придется подождать, пока рассветет совсем, – сказал Никитин, – да и прокуратура подтянется.

Все закурили. Горьковатый табачный дух был особенно ощутим в воздухе, настоянном на запахах леса.

Со стороны города послышался шум мотора. Оперативники подошли к шоссе. Подъехал разбитый газик прокуратуры, из него вылезла барышня в форме с одной звездочкой на узеньких серебряных погонах.

– Младший юрист Белкина, следователь райпрокуратуры, – представилась она.

– Здравствуйте, товарищ младший юрист, – усмехнулся Данилов: уж слишком сурово выглядела молоденькая следовательша. – Вы занимаетесь убийствами? – спросил Данилов.

– Нет, я дежурный следователь.

– Трупов боитесь?

– Не знаю, – испуганно сказала Белкина и сразу же из важного представителя прокуратуры превратилась в обычную испуганную девчонку.

– Раньше бывали на месте убийства?

– Нет, – испуганно выдавила девушка.

– Тогда вы пока близко не подходите. К этому тоже привычка нужна. Я когда-то на своего первого покойника вообще смотреть не мог.

– Правда?

– Конечно, так что вы не расстраивайтесь.

Белкина с благодарностью посмотрела на Данилова.

– А врач приехал? – Данилов погасил фонарь.

– Здесь я, Иван Александрович. – К ним подошел доктор Копелев, с которым Данилов познакомился месяц назад.

– Вот и славно, Алексей Григорьевич, пошли займемся нашим делом скорбным.

Уже совсем рассвело, и Данилов увидел след от колес автомобиля.

Видимо, они съехали с дороги и сбросили труп. Вот здесь машина застряла и буксовала. Задние колеса разбили траву до земли.

– Наверное, «победа», товарищ начальник, – сказал Колосков.

– Наверное или точно?

– Точно.

– Чем обоснуешь?

– А там, у шоссе, на песке отчетливые следы.

– Прекрасно. Значит, что нам известно? Вчера… Кстати, старшина, вы когда заступили на службу?

– С восемнадцати.

– В сторону Москвы «победы» проходили?

– Никак нет.

– Следовательно, вчера до восемнадцати часов неизвестные…

– Убийцы, – перебила Данилова Белкина.

– Нет, я говорю: неизвестные выкинули труп. Убить мог кто-то другой, а эти…

– Почему эти, а не этот? – опять перебила следователь.

– А потому, милый мой младший юрист, что рядом со следами машины не обнаружены отпечатки обуви. Значит, они подъехали, двигатель не глушили, выкинули труп и уехали. Пошли.

Данилов еще раз внимательно осмотрел труп. Под пыльником был пестрый пиджак, рубашка с двумя карманами, модный галстук. Все это было залито кровью, но все равно сразу было видно, что вещи не магазинные и не шитые. Заграничные вещи. Или купленные в комиссионке, или с рук у спекулянтов.

– Никитин, снимай тряпку.

Никитин осторожно разрезал шнур и снял синий колпак.

Лицо убитого было все в крови, светлые волосы свалялись в колтуны, пропитанные засохшей кровью. Но все же Данилов сразу увидел входное отверстие от пули.

Он повернул голову убитого, выходного отверстия не было.

– Никитин, пусть Шелков пишет протокол. Всем остальным облазить зону от места убийства до шоссе. Ищите. Сейчас важна любая мелочь. Труп увезти.

Данилов срезал ветку орешника и пошел вдоль машинного следа, аккуратно раздвигая траву.

Он знал, что работа эта вряд ли принесет результаты, но все же не исключал возможности неожиданной находки.

Два часа оперативники лазали на карачках по траве, но ничего не нашли.

Данилов приказал заканчивать осмотр и уехал в райотдел.

В морге они с Никитиным внимательно осмотрели одежду убитого. На пиджаке и брюках были иностранные марки, на воротнике рубашки и галстуке – тоже.

И вся одежда, ее подбор, цветовая гамма говорили о том, что убитый или тщательно подбирал свой гардероб по комиссионкам, или кто-то, возможно родители, привез ему все эти шмотки из-за кордона.

В кармане рубашки Данилов нашел записку: «В. Ты меня избегаешь, но я хочу предупредить тебя. Буду в „К“. Лена».

– Вот и пойми, – сказал Никитин, прочитав послание Лены. – Нет, Коля, мы уже много знаем. Вполне возможно, что убитого зовут или Виктор, или Владимир, или Василий…

– Иван Александрович, на «В» у нас имен, фамилий и кликух целая гора.

– Вот и будем работать. А что такое «К» в кавычках?

Данилов взял пиджак убитого, ощупал и вдруг за подкладкой обнаружил что-то круглое. Вывернул карман и увидел дырку в подкладке. Он медленно стал подтягивать кружочек к карману и вытащил номерок от гардероба: 18. А сверху надпись: «Мое. Коктейль-холл».

– На, – протянул он Никитину номерок.

– Вот теперь все ясно, – засмеялся Колька, – «К» – это же Кок, так его в Москве зовут.

– Значит, паренек этот убитый, судя по одежде, был завсегдатаем «Коктейль-холла».

– А почему не «Авроры»? – Никитин прищурился.

– Смотри сам. Парень молодой, не больше двадцати – двадцати двух лет. Предположим, студент. Далее предположим, что так красиво и хорошо одели его родители…

– А почему не сам? Мог по комиссионкам набрать.

– Нет, вещи все его размера, следов переделки нет, теперь смотри: галстук американский, рубашка тоже, на марках все видно. Пиджак букле – мечта пижона, на марке надпись «Лондон», брюки той же фирмы.

– А пыльник наш, – не успокаивался Никитин.

– А замшевые туфли? – Данилов достал папиросу.

– Я сам на Арбате в комиссионке такие видел, цена двести пятьдесят рублей.