В таких вот мыслях он и доехал до Даугавпилса. Рон этот город любил. Прекрасный город, хоть и провинциальный. Ему было жаль отсюда уезжать в Ригу, но в то же время не уехать он не мог. Ему хотелось свободы прежде всего от своих родителей. Учиться тут, хотя возможности для этого были, значило бы продолжать жить с папой и мамой, а этого ему очень не хотелось. Родители не были слишком строгими, но всё же постоянно приходилось бы отчитываться: где был, что пил, с кем целовался. Такая жизнь казалась ему невыносимой. Весь выпускной класс он мечтал о том, как переедет в Ригу и начнет жить самостоятельно.

Выйдя на перрон, Пестров решил прогуляться до родительского дома пешком. День еще только начинался, и времени было много, а потом, кто знает, когда в следующий раз ему удастся пройтись по родному городу. Он дошел до «дальней химии» – поселка химиков, в котором прожил всё свое детство, и стал осматриваться так, как будто хотел запомнить сейчас эти пятиэтажки, школу и этот сосновый лес, в глубине которого лежало озеро. Сколько же всего было на этом озере! Вспомнить хотя бы как строили плот с пацанами и чуть не утонули, когда тот неожиданно перевернулся. Район неспокойный, и часто приходилось драться, но все эти драки теперь вспоминались с улыбкой. Они казались какими-то несерьезными, что ли. В тех драках никто не хотел отнять у него жизнь. А вот в последней драке, произошедшей в подземном переходе, он не был так уверен. Проиграй он в ней, и может так быть, что забирала бы его тело сейчас мать из Рижского городского морга. Арон тряхнул головой, прогоняя липкий страх.

Мама была дома, к счастью. Пришлось много ей врать про то, что сумку украли, про то, что занятия перенесли на воскресенье, и поэтому он приехал раньше, но завтра придется опять уехать. Денег нужно было попросить больше, так как в общагу теперь возвращаться было нельзя, и хоть какое-то время придется снимать комнату, но он не смог. Не мог выдавить из себя эти слова. Чувствовал, что запнется, что мать поймет – он врет. Подумает еще, что он подсел на наркоту, и тогда спать ночами больше не будет. Нет. Надо быть предельно осторожным. Уж лучше на вокзале ночевать или в интернет-кафе, но только не расстраивать родителей, только не дать им что-то заподозрить. Ценные вещи, которые были у него в комнате и за которые можно было что-то получить у скупщика, брать тоже было нельзя – мать, конечно, зайдет в комнату потом и обнаружит пропажу.

Арон забрал только свою гитару под предлогом того, что скучно в общаге, и следующим днем уже садился в поезд на Ригу. Жаль было продавать «Fender», но ничего не поделать. Перед самой Ригой он достал его из чехла, в последний раз провел рукой по плавным изгибам и решительно спрятал обратно. За окном уже плыли фонари центрального вокзала. Смеркалось.

В это же самое время, когда поезд с Пестровым подъезжал к вокзалу, Дима Котлов лежал с биноклем на крыше башни вокзальных часов, откуда ему открывался потрясающий вид на Ригу. Но не ради красивого вида он забрался так высоко. Вглядываясь в окна прилегающих зданий и вместе с тем, что было еще важнее, пытаясь при помощи чутья, не столь сильного, как хотелось бы, прощупать вокзал и прилегающую территорию, Дима прокручивал в голове свой недавний разговор с Ласмой.

– Хорошо, что ты пришел! – сказала Ласма, когда он снял ботинки и куртку и прошел на кухню, в которой, единственной во всей квартире, горел свет. Дима вопросительно посмотрел на неё, и Ласма объяснила:

– Бессонница замучила. Садись! Чай сейчас сделаю.

– Спасибо!

– Ну вот. Расскажи мне всё! – Ласма достала из холодильника хлеб и колбасу.

Дима во всех подробностях, но, стараясь говорить только по делу, рассказал, что ему было известно. Ласма слушала его спокойно, не перебивая. Она всегда была очень внимательным визави и давала своим подчиненным высказаться, лишь подчеркивая для себя некоторые моменты из их докладов и предположений для того, чтобы впоследствии принять правильное решение.

– Как интересно! – наконец сказала она, ставя тарелку с бутербродами и чай перед Димой. – Такого не было очень давно. Когда-то в прошлом, может, и были прецеденты, но об этом сохранились только обрывки информации, больше похожие на легенды, и вряд ли им стоит доверять, – тихим голосом начала она. Теперь настало время Димы слушать, не перебивая. – Ну вот. Конечно, то, что вы его упустили – это плохо. Даже не то, что вы его упустили, а то, что вы его напугали. Он, безусловно, способный мальчик. Опустим пока всё то остальное, странное, а будем говорить только по факту. Нам нужны люди, Дима, ты сам это знаешь не хуже меня. Каждый человек на счету. Баланс подорван, и посмотри, к чему это привело. Всё разрушено, бандиты творят, что хотят, телевизор страшно смотреть… Ну вот. Равновесие надо восстановить. Конечно, нужны были перемены, без них не бывает развития, но если мы это не остановим, то всё зайдет слишком далеко и свалится в хаос. Арона надо вернуть, но действовать теперь придется по-другому. Он боится. Никому не доверяет.

Её голос с каждым сказанным словом становился всё увереннее, и из простой сорокалетней домохозяйки она на глазах стала превращаться в лидера Рижской ячейки темных. Её огненно-рыжие волосы, туго заплетенные в длинную толстую косу, были подобны жидкому пламени. Белое лицо овальной формы придавало ей сходство с древней богиней. Дима всегда поражался, насколько не соответствует её маленькая, ничем не примечательная квартирка своей хозяйке и тому, что в ней происходит. Полная энергии и интеллекта, она буквально гипнотизировала людей голосом. Котлов иногда задумывался, было ли это её способностью, про которую она молчала, или же это просто обычный дар, которым может обладать каждый человек, но спросить не решался, да и не рассказала бы она ему о таком.

– Мы сделаем так: не будем больше пытаться его к себе привести. Он сам придет, когда настанет время. Его темная сущность потянется в нашу сторону. Теперь мы, – она взглянула на фотографию восходящего солнца, висевшую над кухонным столом, – должны оберегать Арона от «крыла».

«Крылом» она называла светлых, и это и было их официальное название, если слово «официальный» вообще можно было применить в этом случае.

– Самое лучшее сейчас – дать ему полную свободу действий. Он, скорее всего, поедет к себе домой в Даугавпилс, и пускай едет. Мы не будем ему мешать! – Упомянув родной город Арона, Ласма давала понять, что тоже готовилась к встрече и уже собрала кое-какую информацию о беглеце. Погладив длинную «лисью» косу, она продолжила. – Сначала Арон должен успокоиться. Ну вот. Когда он вернется, а я думаю, это будет скоро, вы с Юрой…

– С Юрой? – удивился Дима. Юра был их лучшим агентом. С Димой они были одногодками, и между ними всегда чувствовалась конкуренция. Однако для оперативной работы не было никого лучше Юры, хотя Дима и признавал это с неохотой.

– Да. А что тебя так удивляет? Дело серьезное, и уже столько, извини, косяков в этом деле было допущено, что больше ошибок позволить себе мы не можем. Ну вот. – Она говорила это «ну вот» по-русски, хотя разговор шел на латышском. – Когда он приедет, конечно же, его почувствуем не только мы. Скорее всего, «Крыло» тоже уже будет в районе вокзала. Там,кстати, у них не дураки сидят, но они не знают всего того, что знаем мы, так что, думаю, пошлют немного людей, по крайней мере, я на это надеюсь. Понимаешь, Дима, нам надо сделать всё так, чтобы не только Арон ни о чем не догадался, это как раз-таки не сложно, но и чтобы они ни о чем не догадались. По крайней мере, сначала. Арон должен пропасть. А тогда уже пускай «Крыло» гадает, куда и как.

– Работать будем вдвоем с Юрой?

– Да. Ты же знаешь, я считаю, что в делах чем меньше людей, тем лучше. Техническая сторона дела тебе понятна?

– Возьмем печать. На какое-то время это его спрячет, если они, конечно, не придут с «овчаркой». «Овчарками» звались «аффектус» с этой особой способностью: находить кого угодно или что угодно в самых трудных условиях.