Она чуть тушуется, но быстро находит выход:

– Я поняла вас, Андрей Станиславович. Но в свою очередь прошу вас о небольшом одолжении – перед праздниками в нашем ателье особенно много заказов, и работа каждой девушки для нас особенно ценна. Давайте вернемся к обсуждению этого вопроса сразу после новогодних балов.

Щеголь нетерпеливо притопывает ножкой:

– Простите, ваше благородие, но именно в преддверии праздников моя сестра также особо нуждается в гувернантке. И мне не хотелось бы тратить время на еще один приезд сюда. И, если позволите, я сделаю выбор прямо сейчас.

Он снова смотрит в нашу сторону, и через пару секунд взор его останавливается именно на мне.

– Вот, думаю, эта мадемуазель вполне понравится моей сестре.

Я, наверно, бледнею или, может, еще как-то выдаю свое волнение, потому что на губах гостя появляется хищная улыбка – должно быть, именно так мог бы улыбаться волк, глядя на загнанного им зайца.

Но бледнею не только я.

– Прошу прощения, Андрей Станиславович, – разводит руками баронесса, – но именно эту девушку, к сожалению, я никак не могу отпустить из пансиона до празднеств. Она выполняет особо тонкую работу для одной из наших клиенток.

– Вот как? – мрачнеет щеголь. – А ведь мне рекомендовали ваш пансион весьма уважаемые мною люди. Боюсь, я вынужден буду сказать им, как я разочарован. Хотя я всё еще надеюсь, что мы с вами придем к соглашению.

Баронесса пребывает в смятении, и не известно, чем закончился бы этот так мирно начавшийся разговор, не вздумай в него вмешаться сам барон.

– Разве вы не слышали, сударь? – его брови сходятся у переносицы, и обычно добродушное лицо принимает грозный вид. – Моя супруга сказала, что не может отпустить мадемуазель Муромцеву, и если гувернантка вашей сестре нужна прямо сейчас, то настоятельно советую вам поискать ее в другом месте. Не сомневаюсь, вы сумеете это сделать.

Щеки гостя становятся пунцовыми от гнева, но ему хватает благоразумия не излить этот гнев на хозяев. Ее благородие весьма уважаема в московском обществе, и нанести ей оскорбление означало бы обрести в Зибертах весьма серьезных врагов. Поэтому он только холодно откланивается и лишь на пороге позволяет себе заявить:

– Ну что же, сударыня, надеюсь, что дело, для которого вам требуется мадемуазель Муромцева, действительно столь важно, как вы говорите. Но мы вернемся к этому разговору спустя пару недель, и тогда я рассчитываю получить от вас другой ответ.

Я снова вздрагиваю. Кажется, он из тех людей, которые не привыкли отступать. Ну, тем больше у меня причин для разговора с княгиней на балу. Быть может, мне удастся получить место в ее магической библиотеке.

Я чувствую дрожь во всём теле. И сердце трепещет от страха.

Я уже надела праздничное платье и сама себе кажусь незнакомой, чужой. Баронесса прислала днем свою горничную, и та уложила мои волосы в красивую прическу, обвив светлые пряди жемчужными нитями.

Девочки уже несколько раз прибегали на меня посмотреть. Все, кроме Тамары. Они оценивают меня, выглядывая из-за неплотно притворенных дверей, и изумленно щебечут. Да я и сама себя не узнаю. Разве могу я быть той белокурой красавицей, что смотрит на меня с зеркального отражения? Я, Шура Муромцева, которая никогда не носила ничего более роскошного, чем ситцевое платье с оборками.

Да, я знала, что недурна собой. Я видела заинтересованные взгляды мужчин, когда шла по улице, направляясь в лавку за лентами или пуговицами. Я слышала комплименты в свой адрес от старенького учителя французского – нет, ничего фривольного. Обычные вежливые похвалы.

А однажды я даже получила настоящее признание в любви и предложение руки и сердца. Да-да, это было на самом деле! В прошлом году мне открылся в своих чувствах учитель танцев – молодой человек, красневший от каждого моего взгляда. Нет, ответного чувства у меня не возникло, но я была благодарна ему за столь лестное предложение. Быть может, я даже приняла бы его, если бы в дело не вмешалась баронесса. Она и подумать не могла, чтобы девушка из хорошей дворянской семьи стала женой простого учителя. По ее мнению, это был ужасный мезальянс. И вряд ли я сумела бы ей объяснить, что стать женой честно зарабатывавшего свой хлеб человека – куда более завидный удел, чем быть на побегушках у самых знатных аристократов. Об этой истории знала только Алька, для остальных же пансионерок так и осталось загадкой, почему у нас в середине учебного года появился новый учитель танцев.

– Просто наслаждайся балом, родная! – шепчет мне на ухо Алька, когда нам, наконец, удается поговорить. – И не думай ни о чём.

– Да-да, наслаждайся, – вторит всё-таки услышавшая это Тамара. – Локти кусать будешь завтра – когда поймёшь, что сказка кончилась.

Но ее издевки уже не способны ничего изменить. Аля права – я должна наслаждаться каждым мгновением на этом балу. Потому что других балов у меня не будет. А еще я должна поговорить с княгиней и попробовать убедить ее взять меня в библиотекари.

На бал мы с их благородиями отправляемся в разных каретах. Они – в собственной, с вензелем на дверце. Я – в съемной. И перед тем, как выехать во дворец, баронесса дает мне торопливые наставления:

– Ведите себя как подобает гостье на столь славном балу. Маскарад допускает более вольное поведение, чем обычный бал – там обходятся без церемонных представлений, и дамы могут танцевать даже с незнакомыми кавалерами. Думаю, при вашей внешности и вашем наряде вы не останетесь без приглашений. Танцуйте легко и свободно. И если вдруг кто-то из дам удостоит комплиментом ваше платье (а я не сомневаюсь, что так оно и будет), не забудьте сказать, в каком ателье вам его пошили. И самое главное – вы должны покинуть княжеский дворец не позднее, чем без четверти двенадцать. В это время еще никто из гостей не будет уезжать, и вы легко найдете вашу карету. В полночь маски будут сняты, а в наши намерения не входит раскрытие вашего инкогнито. Надеюсь на ваше благоразумие, мадемуазель.

И она легонько похлопывает веером по моей руке. Наверно, этот жест должен показать ее ко мне расположение.

А вот барон не стесняется облечь похвалу в слова:

– Вы прелестно выглядите, дитя мое. Не вздумайте стесняться на балу – веселитесь до упаду. Поверьте – остальные гости ничуть не лучше и не выше вас.

Я взглядом поблагодарила его за поддержку. Мы с девочками любили наш пансион во многом и потому, что его благородие всегда относился к нам по-отечески – а именно этого нам так не хватало в жизни.

Всю дорогу я пыталась себя успокоить. Повторяла слова барона, пыталась представить себе разговор с княгиней. Я никогда прежде не бывала в высшем обществе, и то немногое, что я знала о подобных мероприятиях, было почерпнуто исключительно из книг. Хотя маска на моем лице давала мне возможность чувствовать себя на балу более свободно. Даже если я невольно допущу какую-то оплошность, никто не будет знать, кто я такая. Для всех я буду просто девушкой в красивом платье и с ужасными манерами.

Княжеский дворец встречает нас множеством огней. Более роскошную иллюминацию трудно представить даже во дворце императора.

Я поднимаюсь по лестнице, придерживая подол платья. Мои туфельки утопают в длинном ворсе расстеленного на ступеньках ковра. В залах и коридорах уже шумно и весело, но танцы еще не начались. Лакеи разносят подносы с горками наполненных шампанским бокалов. Я тоже беру бокал, но не делаю ни единого глотка. Я никогда еще не пробовала шампанского. Единственный спиртной напиток, вкус которого мне знаком – это кагор.

– Сударыня, позвольте мне ангажировать вас на все свободные танцы, – высокий и тонкий как жердь мужчина оказывается рядом со мной так неожиданно, что я вздрагиваю.

Его лицо, как и мое, скрыто маской, но седина в волосах и морщины на лбу показывают, что он уже не молод. Впрочем, какая разница? Так даже лучше.

Я с самым серьезным видом заглядываю в маленькую книжечку – карне, что на цепочке висит у меня на руке. Делаю вид, что сверяюсь с записями.