– А ты им цепочку в ноздрю продень да и всё.

– Каку таку? А здерут?

– Так куды ж он с драной ноздрёй-то? Сразу любой поймет откуда пришёл. И приведут. Эй, ты спишь чёль?

– Ох, щас. Щас. Погодь. Давай, охальник, давай уж. Давай. Ох, ох и здоров у него елдак-то, Людк. Ооооххх… Взнуздывай меня, заложи! Ох припас бог для меня сладость. Ох припас!

– А вот мне браслет казали…

– Ох, Людк, щас, щас. Осилит он меня. Ахахааааааа…. Ох…. Браслет? Какой такой браслет?

– Так електронный. Отошёл лишку, так руку и отхватило. Врывчатые они.

– Ооооо … Оооо… Лежи сказала. Мастырка. Врывчатые… Ооооо… Боязно. А ну как рядом шарахнет. По случаю мало ли как чё. Людк, к тебе отправить? Хошь?

– А давай! Щас я…

Послышался звук снимаемой одежды.

– На. Вот с этого начни. Так. Да. Медленнее! Может их на любовь подсадить? Каждому с утра по полторашке и вечером по одной. Неделя и всё. Куды бечь, когда всё тут?

– Любовь… Недостойные они любви… Любовь… Сказала тож…

– Твари же божьи. Чё ж недостойные –то?

– Потому как твари и есть. Членоголовые. Уж разве так человек выглядеть должен? Не гордо ли должен звучать?

– Да уж как есть… Ох есть… Ахааааа…

– А что это он мне так не делал. Сдриснул?!

– Да стой ты! Дай меня доведёт жешь. Ох и мастак он языком-то молоть видно был. Ох и мастаааааааааак. АААааах… Аааязыктоунегохорош! Ещчо! Ещчо! Вот так. Так! Так! Ээээх…Кхкх..Мудаки мои позорные. Вот как надо. Вот как. А вы! Страдала я с вами всю свою жизнь. Недоёбыши. Опарыши. Козлищииииииии ААааааААА! Ох, что делается, ахааааха!

– Забрало, а? Забрало?

– Ох, осилил он меня. Ох осилил червь. Давай елдашку свою. Умн… Ты смотришь каков… Умн…Ням! Ха-ха-ха!!!

– А ну итить сюда. И мне так давай. А ну! Люююдк, а, Люююдк, где он так тебе, что тебя аж забрало всю? Вот, понял? Понял?! Давай. Люююдк, здесь?

– Да здесь, здесь. Но ОН же говорил, что всех надо любить, разве нет?

– Это он про людей говорил. С животными другой сказ. Это жешь мешок с органами. Сёдни органы есть, завтра нет. Вот и всё их предназначение. Они даже не животные. Это… Грибы знаешь выращивают на колоде? Вот это такая колода. Грибы мы соберём, а колода в печку пойдёт. Ты шо, мать, ополоумела что ль, колоду любить. Ну ты… Ты… Ох… Ох…

– Язык, да, у него?

– Ох да… Ты, Людк, завтрева всех гони в степь. Много нынче колод бродит по степи. Пока они не расчухали, надо прибрать их. Пущай поскачут. Порыщут. Надо еще голов полтораста и можно отправлять.

– Полтораста?! Где ж взять столько то?!

– А ты ребятишек-то своих поднапряги. Неча им дома то сижывать. А то ишь, приноровилися – на дармовщинку. С каждого по три головы. По три! Кто не приведет – любви не будет, так и передай.

– Ну как-то ты прямо жестока, жестока. Как они без любви-то?

– А вот так. Пущай идут кизяки закуривают. А любви не дам, пока полтораста голов не будет.

– Так ломать же их будет. Злые будут.

– Лучше искать будут. Гони их. Прям щас гони.

– Так ночь же.

– А утром – утро. Гони сказала. Пошла! Ну!

– Да пошла я уж, пошла.

– Забери с собой. Елдаха хороша у него. Но чай не последний. Отправляй его.

Коля услышал сдавленное мычание. Он выглянул из-за угла.

Голый человек распростерся ниц около сидящей на кровати бабы. Необьятная жирная жопа расплылась по кровати. Груди лежали на коленях. Жирные бока спускались складками. Ноги она широко расставила в сторону. Свести их мешали толстые ляжки.

Коля спрятался за угол и понял, что всю жизнь был эстетом. И это уже – перебор.

– Людк, а, Людк?

– Чё?

Люди здесь мы. Ты несгибаемая. Меня хрен сдвинешь. Здесь с тобой только мы достойны любви. Потому что мы её вырвем из любого. За жилы вытянем. С печенью выдернем. С хребтом. Мы, а не эти, членоголовые. Мы достойны любви. Мир на нас держится. На нас! Мы мамонта забьем. Освежуем. И пожарим. Нам пущай все любят. Наша вся любовь. Наша!

Огненный водоворот всосал Колю, протащил и выплюнул обратно. Он отвёл взгляд от хищного прищура бабы и, бочком, пошёл за спины. Хотя и спины те, если разобраться, были не менее опасны чем и сама баба. Коля очень захотел побыстрее уехать отсюда.

Торговля закончилась быстро. Мешки пустели. Их, под конец, забрал тот мужик, что назвал Толстого барыгой.

– Мог бы и подарить… – отдавай пригоршню мелочи, обвинил он Толстого.

– Мог бы и больше дать, – не промолчал тот.

– Приходи вечером, посидим. – наехал на Толстого мужик.

– Ага. Придешь к тебе. Посидишь. Как же. Самогонки то нальешь, наверное, да? А мне потом страдай.

Наконец все разошлись, крышки подземных домов закрылись. Толстый сидел на борту телеги и подбрасывал в руке крепенький мешочек. Он приятно позвякивал и оттягивал ему руку.

«Ну что. Коляша, поехали дальше. – приказал он Коле и махнул рукой, указав направление, а сам завалился в телегу, положил мешочек под голову и заснул. Коля потянул телегу и пошёл.

Солнце сползало к вечеру. Тени вытянулись и сбоку от себя Коля увидел, как огромный, длинноногий гигант, тянет за собой… Тут он задумался, что же такое он тянет, но удар в спину бросил его лицом прямо в пыль.

Коля встал на колени: «Меня уже убивали», – чихая и кашляя напомнил он. «Тем более», – пропыхтел Толстый, – знать дело тебе знакомое». Коля услышал свист и прижался к земле. Раздался деревянный стук и Толстый вскрикнул. Коля прислушивался. В лоб, без предупреждений, врезалось что-то тяжелое. «Ага!», азартно вскрикнул Толстый. «Но мне ничего не надо. Да и нет у меня ничего. Зачем ты?» – удивленно спросил Коля и снова приподнялся.

И тут послышался стук копыт и жизнерадостный голос Валерчика: «Чак-чабак, люди добрые! По што убиваемся?». «Да вот, выставить меня хотел. Еле отбился» – заныл Толстый.

Коля разлепил губы, но услышал ЕЁ смех:.«Ух ты, какая инсталяция! Пади в пыль. Будешь пылевым червем». Коля грохнулся на землю и пополз к ней.

– Чё, Толстый, нормально так комерснул? – уточнил Серенький

– Да шо ты! – жалобно запричитал Толстый. – Какие деньги? Погорельцы же мы все. Я так чисто вожу, чтобы хоть как-то мы тут смогли… Хоть землянку какую к зиме соорудить.

– А выставлял он тебя на что? – потребовал ответа Серенький.

Коля уткнулся головой в ноги, одуряющее пахнувшие черникой. Он прижался щекой к ноге и замер. Ира поставила на него ступню и стала перебирать пальчиками. Коля еле сдержал дрожь.

– Он нас обманывает, Валерчик, – придурковато проблеял Серенький. – Разводит как последних мудаков. Он нас огорчает.

Ира ногой заставила Колю перевернуться на спину, поставила ступню ему на член и принялась легонько его трогать. «Ооо… Ах…аххааааа» – застонал Коля в себе.

– Покажи денежку, Толстый. Может там и шум – гам не из-за чего поднимать? – предложил Валерчик.

Толстый достал из телеги тугой мешочек и показал. Валерчик протянул руку и Толстый, помедлив, кинул. Валерчик одобрительно хмыкнул: – Тяжеленький. А! Гулять, так гулять! Берём всё!

Коля старался не шевелиться, но пальчики Иры знали куда надавить, чтобы случилось то, чего Коля остановить не мог. Но пока он держался.

– Но это не честно! – заорал Толстый.

– В первый раз в жизни слышу такое от мента.

– Я не мент

– А кто ты?

– Я…

– Ты пылевого червя хотел убить. Вон, Ирка его откачивает. От греха мы тебя уберегли, Толстый. Еще здесь наша доля. А за обман наглый надо платить.

– Не отдам! – услышал Коля рёв Толстого.

Раздались звуки борьбы. Пальчики Ирины и ее ступня двигались всё быстрее. Раздался выстрел. Еще один. Коля тоже кончил прямо на пальцы Иры. Пальцы напряглись, сжались, а потом расслабились и Колю укутал запах ежевики. Он вдыхал его, втягивал, всасывал в себя, стараясь забрать весь. Ира поглаживала его ступней и немного щекотала пальцами.

«Вы же обещали, что я в него стрельну!» – обиженно протянула Ира.. «Да как-то быстро всё случилось.,.– оправдываясь зачастил Валерчик. – Так вот же у тебя еще один! Он что – кончил? Ну ты кудесница!».