Жгуты и ремни надёжно удерживают Лиралиса на разделочном столе. Рядом — начищенные до зеркального блеска — разложены медицинские инструменты. Опыт показывает, что внутривенные инъекции оставляют неприятный привкус, поэтому приходится довольствоваться «винтом» и нашатырём. Как хирург, Травеллон знает, каким образом следует отнимать части тел и сохранять человека в живых.

Как сын охотника, он знает, что страх перед смертью придаёт мясу характерную, ни с чем не сравнимую пикантность.

Белая жилетка под смокингом едва сходится на животе, однако Маробет умеет правильно маскировать последствия питательной диеты хитростями и утяжками. Приходится идти на жертвы ради изысканного вкуса. Что поделать, если их шеф-повар творит чудеса с простыми специями и овощами, так что офицер Лиралис определённо станет главным блюдом вечера.

Из остальных же, не столь аппетитных частей, они приготовят и тайно отправят пайки для солдат НКР.

Комментарий к Изысканный вкус в сердце пустошей

Сюжет и герои принадлежат работе “Три перемены блюд”: https://ficbook.net/readfic/8033025

========== Волчьи игры ==========

Солас чувствует Лавеллан задолго до того, как может увидеть или услышать. Она без труда обходит выставленные им магические маячки, но ему и не нужны их запоздалые предупреждения: её присутствие — присутствие Якоря — тревожит структуру Тени. И он, привыкший всегда быть немного и тут, и там, ощущает это, словно лёгкую рябь на воде, словно внезапное прикосновение холодного ветра к обнаженной коже — одновременно освежающее и заставляющее поёжиться.

Она идёт через лес, выискивая его следы и обходя ловушки, игривая, словно молодая волчица…

И такая же глупая, хочется добавить Соласу, но это не так. Будь она глупа, не выжила бы. О, нет! Она умна, она наблюдательна, она любопытна, она учится, каждый день, каждый час, напряжённо и сосредоточенно. И не её вина, что он видит её (практически) насквозь, что он кормит её любопытство, как кормят пламя, превращая в пожар тлеющие угли: рассказами, оставляющими больше вопросов, чем ответов, молчанием, вежливой улыбкой. Что он разжигает её азарт, заставляет себя искать, расставляя на её пути препятствия, что она может преодолеть.

Лавеллан появляется на поляне, где медитирует Солас, садится у подножия раскидистого ясеня и принимается перебирать стрелы не глядя на него, делая вид, что его здесь нет, что она пришла сюда не ради него.

Ей кажется, что это игра. Лавеллан любит играть. Он знает, что она может просидеть так довольно долго, а затем молча подняться и уйти, так и не произнеся не слова.

В тот момент, кода Лавеллан стягивает с рук плотные перчатки, Солас наконец открывает глаза. Метка притягивает его взгляд. Она знает это и делает это намеренно. Она тоже играет с ним.

Когда Солас переводит взгляд с руки на лицо, Лавеллан поднимает глаза в ответ. Она чувствует его… интерес?

Метка.

Его ошибка, его слабость, его просчёт.

Его вина.

Некоторые духи говорят, что после смерти носителя он смог бы вернуть её силу себе, проведя необходимые ритуалы, и это тревожит его, соблазняет возможностями, но… Но в прошлый раз Солас слишком поторопился, переоценил свои силы и недооценил Старшего. Он не повторит своих ошибок. Он будет рядом, он будет наблюдать. Направлять. Оберегать. Советовать. Учить. Пока Инквизиция и Инквизитор идут путём, что нужен Ужасному волку, торопиться нет нужды.

— Ты искала меня? — спрашивает Солас.

— Хочу лучше «видеть» магию. Потренируй меня, — говорит Лавеллан и улыбается. По-волчьи зубасто и по-детски открыто. — А потом расскажи историю.

Тонкие, плотно сжатые губы Соласа растягиваются в ответной улыбке.

— Про героев и битвы? Про дружбу и предательство? Или про ревность и любовь?

— Про древних элвен.

Он растит её доверие, её интерес, словно молодое деревце. Невидимые нити, что связывают их, всё крепче.

И временами Соласу начинает казаться, что, когда придёт время, некоторые из этих узлов ему будет совсем непросто развязать.

Комментарий к Волчьи игры

Лавеллан участвует в серии “Волчье время”: https://ficbook.net/readfic/5083226

========== Тавис, Лорд Подземелья ==========

Небо над Бодрумом сияет насыщенной индорильской лазурью — почти неприличной для редоранского замка. Солнце — ясное, чистое, щедро льющее лёгкое звонкое золото. Алые флаги над магистратом тщетно силятся придать городу строгости и достоинства: весна вступила в свои права — по крайней мере над землёй. Стрекочут полупрозрачные самцы нетчей, увиваясь вокруг величественной, как двемерский летающий корабль, самки; белокрылые грифоны, не обращая внимания на вездесущих скальников, уходят, красуясь друг перед другом, в крутые пике; даже бесстрастный автоматон-ангел, левитирующий над ними, бросил следить за порядком и просто наслаждается весной.

Капрал Ормейн, Чемпион бодрумской стражи, опускает взгляд. Земля — строже, дисциплинированней и скромней: от казарм доносятся простые, привычные звуки — звон мечей, топот, скрежет доспехов, резкие окрики инструктора. Мечники по праву считаются гордостью Дома Редоран; Ормейн и сам когда-то был одним из них. Несмотря на некоторые способности к магии, от предложения священников он отказался наотрез: истовый трибуналит, он считал веру чем-то слишком сокровенным, личным. Да и знал за собой скрытое под внешней невозмутимостью пылающее море страстей, и потому не был уверен, что выдержит строгую — телесную и духовную — аскезу фанатиков.

А вот Нелосу Ратриону, капитану бодрумской стражи, Ведам Ормейн не отказал: путь защиты закона отвечал зову его сердца и позволял раскрыть все данные волей Трибунала способности. Да и сам капитан, принципиальный, но гибкий, умеющий мыслить нестандартно, видеть любые средства — не изменяя при этом цели, — Ведаму нравился.

Когда капитан Ратрион задумал почти немыслимое — капрал Ормейн вызвался добровольцем сам. И не пожалел ни на миг.

В бодрумском небе правит весна; на земле — выучка и дисциплина. Ведам Ормейн оставляет и то, и другое без сожалений — его путь лежит в Подземелья.

Магистрат предпочитал не замечать город-под-городом; простые жители брезгливо отводили глаза, встретившись с обитателями подземелий; предыдущий капитан стражи любил списывать на них все преступления, но и не гнушался брать дань. Порой устраивали облавы — больше для тренировки бойцов, чем по необходимости: бодрумское дно было тихим омутом, и скампы, водившиеся в нём, не рисковали показываться на глаза Надземью.

Нелос Ратрион впервые попытался заговорить с Подземельем.

Ведам прекрасно осознавал, что едва ли у него бы вышло преодолеть вековую пропасть в одиночку, двигаясь навстречу лишь с одной стороны. Даже Ратрион был не настолько гибок, чтобы признать троглодитов или минотавров равными себе и допустить мысль о союзе с ними. Подземелью позволено было существовать — но не более: слепым, немым и невидимым.

Пока не появился он. Лорд — или хан, как звали его обитатели городского дна. Глаза — глаз — слепых и голос молчащих.

Тай.

«Тавис Отрелет», перекатывает на языке Ведам, спускаясь по извилистой тропе, начинающейся за рынком верхнего Бодрума. «Тавис», — думает Ведам, и в тысячный раз благодарит неведомого создателя стражницкого доспеха за то, что глухой шлем скрывает сейчас его лицо от досужих взглядов.

Не может мер из верхнего Бодрума излучать такое чистое, откровенное, жадное счастье, спускаясь под землю. Не может — но излучает, чувствует, почти кричит о нём.