— Хочу сбежать отсюда. Куда-нибудь подальше, к чертям собачьим. От воспоминаний, от боли, от него. Помоги мне, Юнги-хён, потому что я не знаю, куда от этого деться.

Чимину надоело плакать, поэтому всё, что у него получается — бессвязное бормотание и неосознанные поддавки чужой руке, всё ещё зарытой в его волосах. Юнги словно окутывает аурой спокойствия и умиротворения, есть что-то такое у него во взгляде, мимике и действиях. Чимин расслабляется, измученно прикрывая глаза, и чувствует, как истощённый организм мгновенно отзывается на предоставленный комфорт. Да, назвать его положение удобным трудно — они всё ещё теснятся на максимально небольшой кушетке, его голова неестественно вывернута в сторону большой по сравнению с его ладони, покрытой россыпью причудливых татуировок, но впервые за затяжной период кошмаров Чимин чувствует себя… пустым.

Свободным от волнений, слёз и нервных срывов. Свободным от таблеток, прописанных психологом, искусанных наволочек и изгрызенных до крови губ. Приятно-опустошённый, уставший, но наконец-то цельный и прибившийся к призывно зазывающему причалу, Чимин чувствует, как неумолимо проваливается в сон, и честно хочет предупредить об этом Юнги, но губы будто отказываются шевелиться.

— Я тебя услышал, — доносится до него будто сквозь вату, и лишь тогда измождённый организм позволяет процессам внутри небольшого тела на какое-то время отключится, даруя долгожданный покой.

***

180215 - Южная Корея, Сеул, 22:05

Чимин выныривает из забытья, отчаянно щурясь и механически хватаясь за раскалывающуюся пополам голову. Следуя первой мысли, пронёсшейся в голове, он, слегка покашливая и потягиваясь, тянет руку к аккуратно лежащему на прикроватной тумбочке телефону, разблокировывая экран и подавляя невольный вскрик при взгляде на время.

Начавший свою деятельность мозг услужливо подкидывает ворох воспоминаний, а вместе с ним и пищу для размышлений. Вместе с обрывками ночных кошмаров и ощущением лёгкого стыда у ошалевшего Чимина возникает несколько закономерных вопросов. Первый: каким образом он оказался в своей спальне, если точно помнил, что заснул на кушетке в коридоре? Второй: неужели он действительно проспал практически сутки? Ну и третий: куда, собственно, делся его спаситель?

Не успевает он как следует развить эти мысли, как дверь, до этого слегка приоткрытая, с лёгким скрипом отворяется, являя взору Юнги в чёрной футболке и иже с нею штанах, держащего в руках пакет с логотипом круглосуточной пекарни, располагающейся в нескольких кварталах от его дома. Чимин при виде старшего мгновенно подбирается, приосанивается и устремляет взгляд в совершенно по особенному мерцающие в приглушённом освещении комнаты, необычные, практически лисьи глаза.

— Доброе утро, — хмыкает Юнги, протягивая младшему упаковку, как оказывается, довольно свежих круассанов, и бутылку с чем-то, напоминающим ягодный морс. — Или, правильнее сказать, ночь? Я не хотел будить тебя, поэтому, пока ты спал, съездил за вещами в свою квартиру и по дороге захватил тебе выпечку в какой-то пекарне — у тебя в холодильнике мышь повесилась, а переживания просто необходимо заедать вкусной едой. Такое это дело… Энергозатратное.

— Вещи? — цепляется за проскользнувшее слово Чимин.

— Ага, — как само собой разумеющееся отвечает Юнги, а потом, сталкиваясь с недоуменным взглядом младшего, растягивает губы в улыбке. — Ты хотел свалить отсюда, и вуаля: моя машина уже внизу, так что тебе остаётся только взять вещи первой необходимости и доверить себя мне на ближайший… Хм, думаю, месяц.

— Месяц? — растерянно вздёргивает брови Чимин. — У меня же работа послезавтра!

— Ах, та работа, на которую я уже позвонил и выбил для тебя продолжительный отпуск? — невинно хлопает ресницами Юнги.

— Ты сделал что?! — ещё больше офигевает младший, вспоминая своего донельзя сурового босса.

— Расслабься, — машет рукой тот, — мне даже почти не пришлось привирать!

— Обалдеть, — бормочет Чимин, лихорадочно бегая взглядом по комнате. — Ты грёбаная Тинкербель, пришедшая в мою жизнь в мужском обличие, чтобы решить все мои проблемы?

— Может быть, — Юнги озорно подмигивает ему, после чего протягивает руку, помогая подняться и размять затёкшие от долгого лежания конечности. — Итак, ты готов? Я дам тебе время собраться и поесть, а также торжественно клянусь по окончанию нашего небольшого путешествия вернуть тебя туда, откуда взял.

Чимин слегка рассеяно кивает, поспешно впихивая в себя уже остывшую выпечку, после чего в некой прострации следует от кровати к шкафу, при помощи Юнги доставая из него вместительную дорожную сумку. Всё ощущается как никогда волнительно и странно, но Чимин понимает, что нуждается в этом путешествии, как не нуждался ни в чём все эти годы. Вне зависимости от того, куда они поедут и чем это вообще закончится, парень каждой клеточкой ощущает потребность сдвинуться с места, подхватить вещи и убежать от надвигающегося на него торнадо из давящих воспоминаний и чувств.

Возможно, когда-нибудь он научится с этим жить. Возможно, что не научится никогда. Так или иначе, идея провести в пути какое-то количество часов без знания конечной цели и точного плана на руках подкупает, а потому он, не раздумывая, наскоро кидает в сумку всё самое необходимое, после чего сигнализирует Юнги о своей готовности.

Они выходят на улицу, слабо освещаемую фонарями, и Юнги галантно открывает перед ним дверь серого BMW, в полутьме выглядящего не хуже знаменитого Хогвартс-экспресса. Чимина охватывает волна непонятного ему самому предвкушения, и он понимает, что впервые с его смерти чувствует что-то, кроме сожаления и отчаяния.

— Располагайся — это наш дом на колёсах на ближайший месяц, — будничным тоном сообщает Юнги, закидывая его сумку в багажник и усаживаясь на водительское сиденье.

Чимин оглядывает салон, вдыхая запах кожи и лёгкого освежителя воздуха. С машинами у него долгая и не самая приятная история, связанная со спонтанным укачиванием в зависимости от абсолютно непонятных ему факторов, однако ни в момент рассадки, ни после того, как Юнги мягко трогается с места, у него не возникает желания выблевать свои внутренности на панель управления, что Чимин расценивает, как хороший знак. Будто все звёзды сложились так, чтобы он мог сорваться в одну из самых безумных поездок в своей жизни, в компании одного из самых безумных людей.

Они удаляются из привычных ему мест довольно быстро, и Чимин с волнением и надеждой смотрит, как перед ними проносятся высотные здания, магазинчики и редкие прохожие. Юнги, очевидно, замечая чужой прилепленный к стеклу взгляд, решает не отвлекать его ненавязчивыми разговорами, а потому просто закидывает в рот жвачку и включает музыку на минимальной громкости. За это Чимин проникается к нему ещё большей симпатией: такое чувство, что человек, знающий его без году неделя, тем не менее абсолютно верно угадывает разнообразные оттенки его меланхолии, и точно знает, когда Чимину нужно помолчать, а когда — быть выслушанным.

Под сладкие напевы на корейском они проезжают ещё какое-то расстояние, прежде чем Чимина снова начинает клонить в сон. Как раз на моменте, когда граница реальности и сновидения начинает едва заметно истончаться, чтобы окончательно исчезнуть под давлением нечеловеческой усталости и стресса, Чимин слышит первые аккорды «LMM» Хвасы, и этого хватает, чтобы пробормотать невнятную просьбу жениться на нём прямо здесь и сейчас. Последнее, что Чимин отчётливо помнит перед погружением в сон — это чужая тёплая ухмылка, и рука, секундно зарывшаяся в его волосы.

***

180216 - Южная Корея, Чхунчхон, 00:55

Чимин выныривает из полузабытья довольно резко: в последние дни его сон назвать крепким можно только с большой натяжкой, и это при том, что каждый раз он засыпал в мягкий кровати — что уж говорить о не совсем удобном для этого сиденье автомобиля. Которое, кстати, кто-то услужливо откинул, пока он спал.

Первое, что делает Чимин при пробуждении — автоматически выглядывает в окно, пытаясь понять, как далеко они успели уехать с тех пор, как он снова заснул. Часы на панели услужливо мигают, показывая, что он дремал где-то полтора часа. Этого времени должно было хватить, чтобы выехать за пределы Сеула, но… куда?