- Сеньор Толедо велел сжечь ведьм. Они были ведьмы, все трое, они прокляты, сеньор, и они прокляли нас перед смертью, - прохрипел солдат. Кровь полилась у него изо рта, глаза его сделались белыми, закатившись за веки, и он умер.
Бюсси со свирепым воплем боли и грусти бросился в сторону.
- Но, если я не ошибаюсь, - тихо сказал герцог Анжу, подойдя к Генриху, молча созерцавшему, как солдаты выносят из кареты несчастных жертв, - госпожа Марин и госпожа Натали ехали в мужских одеждах, да, я это знаю, мне сказал их служанка Роксана. Быть может, им удалось избежать гибели, может быть, убийцы их не узнали.
-Тогда кто эти несчастные? - спросил Генрих Наваррский.
Шико медленно покачал головой и посмотрел на короля, лицо Генриха было бледно от ужаса, он выжидательно посмотрел на своего друга, будто ожидая, что Шико, развеет наконец этот кошмар, но никто не издал и звука. И Генрих затрепетал и кинулся прочь.
Вдруг раздался крик Келюса и Можирона:
-Государь! Государь! Мы нашли след!
Генрих покачнулся и осел на снег, Ла Валетт поспешил подхватить его, а Шико, герцог Анжу и Наваррский подбежали к миньонам. Оказалось, они увидели на снегу кровавые следы, как будто бежало двое человек.
Шико оттолкнул всех, его сердце бешено колотилось, следы были такие маленькие, что вполне могли принадлежать Марин и Натали.
Вечерело, сгущались сумерки. Закат догорел и теперь темнело, довольно стремительно. Среди деревьев в стороне от дороги стали видны два окоченевших трупа мальчиков, одетых в черный бархат.
-Смерть Христова! - герцог Анжу зажал рот ладонью.
Шико подошел к ним, оба мальчика лежали лицом вниз. Они потеряли слишком много крови и замерзли.
Можирон прикоснулся к плечу одного из пажей, перевернул его и издал страшный возглас.
-Клянусь Святым Чревом Господнем! Это не они!
И действительно это оказались два мальчика, которых сестры Бомонт одели в свои костюмы.
-Выходит, - нерадостно констатировал Наваррский, - те связанные тела женщин в карете все же они.
-Что за страшная смерть! - воскликнул Келюс.
Шико не хотел в это верить. И он вернулся на поляну, где произошло пожарище.
Бюсси приказал похоронить слуг у дороги, засыпав их снегом, а тела сестер Бомонд, завернуть в саван из шёлка, который найдется в его личном багаже и бережно погрузить в сундук. Франсуа Анжу велел привезти покойниц в свою церковь в Анжере, чтобы похоронить их в замке Бомон-Сюр-Уаз, который накануне он намеревался им подарить.
Медленно знатные особы разошлись. Шико остался, он не ушёл, не хотел уходить. Он даже не знал, где сейчас Генрих и в каком он состоянии.
Шико стоял подле изуродованных огнём останков сестёр и вспоминал, как ещё только полдня назад распрощался с ними. В этом не было ничего особенного, но тысячи воспоминаний как маленькие жала вонзались в его сердца, создавая нестерпимую боль. Казалось, что все можно было предотвратить, если не пускать их одних. Но разве время возможно повернуть вспять.
Шико смотрел и смотрел немигающим взглядом на почерневшие кости, как будто хотел рассмотреть, что-то такое, что бы могло вернуть их назад, безумной надеждой стараясь заполнить ту жуткую пустоту, что возникла теперь в сердце на месте той любви, которая прежде заполняла его до краёв. Но пустота в его сердце всё не заполнялась.
Если бы тела сестёр Бомонт были бы не изуродованы, то можно было проститься с ними последним поцелуем, но и этого не даровал ему Господь.
Неужели Марин, та, что запомнилась ему такой чистотой и эфирностью натуры не оставила бы ему знак на прощание. Неужели так и ушла, не оставив ему ничего.
Шико присел, наклоняясь близко над телами. И вдруг что-то увидел. На шее тела одной из дам он заметил какой-то блеск. Протянув в перчатке руку, он обнаружил, что золотая цепь расплавилась и впечаталась в кости несчастной. Но на ее груди, под корсетом сохранился круглый медальон.
Шико почувствовал, как внутри него что-то оборвалось, внезапно всё прекратилось, и мир потемнел у Шико перед глазами, и он пришёл в ужас, от неотступной мучительной правды. Он взял медальон. Это был изящно сделанное украшение с изображением Святого Марино Далмацкого на одной стороне и крестом на другой.
Шико узнал бы этот медальон из тысячи. Его всегда носил на себе Маринус. И в ту ночь, когда они с Генрихом ворвались в спальню Бомонт, Шико впервые увидел его на груди Маринет. Тогда он полагал, что она спрятала внутри него какие-то важные сведения, ибо в ту ночь она выкрала бумагу с заговором, изобличающим герцога Анжу.
Шико раскрыл медальон. Внутри него как ни странно лежал обрывок бумаги. Он развернул клочок. Там было написано имя герцога Франсуа Анжу и Алансона и его подпись.
Спрятав записку назад, Шико с горечью захлопнул медальон. Внутри него все похолодело.
Он понял две вещи, что он навсегда потерял Маринет, и что она все это время носила на груди записку с именем герцога Анжу.
Идя среди деревьев, пошатываясь, не откликаясь на зов солдат, Шико разыскал последнего принца Франции.
Франсуа стоял, облокотившись на своего белого коня, его огромные глаза были устремлены в стремительно темнеющее небо. С его ресниц капали слезы.
-Монсеньор, - хриплым голосом сказал Шико.
Герцог Анжу вздрогнул, так будто его позвал потусторонний голос.
-Шико?
Франсуа и Шико почти никогда не общались напрямую, так как были врагами.
-Монсеньор, - еще раз сказал Шико, - я вижу, что вы безутешны.
-Я? Шико, да…я потерял своего друга. Моего милого друга, возможно единственного человека, который отнесся ко мне с добротою. И хотя я не мог претендовать на любовь Марин Де Бурбон, я постараюсь сохранить память о ней в своем сердце.
-Возможно, вам будет легче, - сухо сказал Шико, - если я отдам вам это.
Шико протянул сжатый кулак. Франсуа с удивлением подал ему свою руку и в нее упал клочок бумаги.
-Что это, Шико?
-Что-то что принадлежит вам, и что-то, что госпожа Марин хранила в медальоне у своего сердца.
Глаза герцога Анжу расширились, он сжал бумажку в ладони и отвернулся.
Потеряв самообладание, Шико покачнулся и, сжав в руке медальон так сильно, чтобы почувствовать боль, он пошел куда глаза глядят. Позади него раздавались горестные всхлипы. Кажется, все было кончено.
