С чего началась это история? Наверное, со странного посетителя. Хотя, признаться, странностей в нем было ровно столько же, сколько и в простом прохожем.

В это утро мой шеф не терзал струны скрипки и не вышагивал по кабинету, изредка взмахивая пустой курительной трубкой.

Все дела нашего агентства были сделаны.

Всё раскрыто – подшито, и даже я, вечно опаздывающий в работе в силу природной медлительности, ещё вчера дописал последние строчки нашего последнего дела. Запутанное было дельце, скажу вам! Позднее узнаете – клиент наложил запрет на публикацию на целых пятьдесят лет!

Отметившись у шефа, я наводил порядок на столике, где рядом с компьютером громоздились два принтера – черно-белый и цветной. Протирал принтеры ваткой, стирая вездесущую пыль, да мурлыкал себе под нос какой-то неувядающий мотивчик.

– Владимир Николаевич! У Александра Архиповича посетитель! – до чего же скрипучий голос у нашей Марго! – он незамедлительно требует вас!

Секретарша Маргарита Сергеевна, величественно повернувшись, ушла к себе. Подозреваю – включить электрочайник и, приготовив три чашечки, ждать, какой напиток предпочтет сегодня шеф.

Едва я затворил за собой дверь, как навстречу мне встал невысокий человек с довольно пышной седой шевелюрой.

– Знакомьтесь, это мой друг и помощник, доктор Ваткин. А это – Холс повел рукой в сторону гостя, – Осинцев Сергей Григорьевич.

– Да, да! – подтвердил наш гость, – бывший старший следователь Пермской областной прокуратуры.

А вот это уже интересно! Все дело в том, что наше агентство недолюбливали представители прокуратуры и прочих следственных органов. И за то, что мы распутывали дела, которые у них были обречены нераскрытыми пылиться на архивных полках, и за нашу дурацкую, по их мнению, вывеску.

– Что пожелаете? Чай? Кофе? Или что покрепче? – шеф, убедившись, что я сел на свое место, повернулся к гостю.

– Нет, нет! Спасибо! Я, давно не пью ничего такого! Сердце, знаете ли!

– Тогда минеральная вода!

Раньше я поражался умению секретарши угадывать желания шефа, а сейчас не особенно и удивился, увидев на подносе бутылку минеральной воды и три чашечки.

В одной кофе – детективу требовалось взбодрить свой мозг, а мне – чай, способствует памяти. Наша Марго, нахватавшись рекламы с экрана телевизора, порой выдавала нам такие перлы.

– Я вижу, вы идете на операцию по замене клапана? – Холс отхлебнув из чашечки, бережно опустил её на стол.

– Да, левый желудочек барахлит.… А откуда это вам известно? – изумился наш гость.

– Походка у вас Сергей Григорьевич, знаете ли, левую ногу немного приволакиваете и внутрь чуть разворачиваете.

– Вот как! Сам в криминалистике не новичок, а такое слышу в первый раз! Вы простите меня господа, за некоторую иронию по отношению к вашему агентству! Но я просто не знаю к кому обратиться! Почему-то решил – надо к вам!

– Благодарю за доверие! – Холс встал и церемонно поклонился посетителю.

– Я слышал о вашем агентстве. Причем столько разного! Вот решил – дело у меня как раз только для вас. Надо подвести черту под всеми земными дела. Знаете, операция все же не простая…

– Ну, ну! Полно вам! Сейчас медицина шагнула далеко вперед! – шеф взглядом указал гостю на бутылку с водой. Тот жестом остановил его.

– Я буду рассказывать не по порядку, так вам легче будет вникнуть в мое дело, – господин Осинцев нагнулся и, выпрямившись, положил изрядно потрепанный портфель на стол.

– Родился я в небольшом городке Красновишерске, это самый север Пермской области. Городок не столь и старый, раньше там был посёлок, с несколько странным названием – Вижаиха. Мы, пацанята, частенько называли его «Визжаихой» и мечтали – когда вырастем, будем работать на металлургическом заводе. Завод этот был построен где-то в 1897 году ещё русско-французским акционерным обществом. Вот фотографии, – гость выложил стопку цветных фото.

Городские улицы, кварталы многоэтажек, вдали – завод. С небольшого возвышения, снята река с цепочкой островов. Они мне почему-то напомнили струги Ермака, вольно плывущие по просторам сибирских рек.

– А вот это моя школа, – ещё одно фото, – дом культуры ЦБК, – поверх ещё одна фотография.

– С него, с ЦБК, то есть со строительства Целлюлозно-Бумажного Комбината и началось становление нашего города. Зеки строили. В двадцать девятом году даже образовалось собственное управление Вишерских лагерей. Вот здесь, справа, – ещё одно фото поверх остальных, – сидит на крыльце мой дед, Осинцев Михаил Егорович, бухгалтер Вишлага. Да, а вы знаете, что в Вишлаге отбывал свой срок Варлаам Шаламов? – оживился наш гость, – где-то тут у меня фотокарточка, там и он есть… Ой, наверное, я отвлекся и ушел от темы? Просто хочу рассказать вам, что наш город, конечно по меркам столиц – так себе, захудалый городишко! Да и статус города он получил во время войны – летом сорок второго года. Сейчас не тот городок! Совсем не тот! Населения стало меньше – вон ЦБК закрывают, говорят – банкрот! – внук бывшего бухгалтера печально вздохнул и махнул рукой.

– Это я к тому, что половина населения нашего города, что называется, оторви да выбрось. Селились, кто отбыл срок, да из тех, кто охранял, тоже нередко застревали в городе до конца жизни. Преступности хватало. Не знаю, какой бог меня уберег от тюрьмы, но только поступил я в на юрфак и, окончив его, вернулся в родные места. Каюсь, не без блата, как говорится. Мой родной дядя по отцовской линии занимал немалый пост в Пермском обкоме партии. Было это в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Давненько было. А кажется – как вчера! – бывший следователь замолчал, порылся в портфеле и ничего не достав, вздохнул:

– Хотел вам фото нашей прокуратуры показать, да, наверное, забыл взять. Три года я занимался разными делами, а в редкие выходные да короткие отпуска, не забывал наведываться на родину. Там, в Красновишерске, у меня осталось немало родни, друзей и просто знакомых. Увы, моя мама умерла, когда я учился на втором курсе, и вместо неё самым дорогим человеком была для меня тетя Оля. Сестра моей мамы и заведующая городским здравотделом. Её муж, Всеволод Михайлович Шеверов, так же был очень важной персоной. Первый секретарь горкома партии! Так что, приезжая к ним, я был как у себя дома. Особенно когда удавалось пожить на их даче. О ней, о даче моих городских начальников, расскажу особо. Вот, полюбуйтесь! – наш гость протянул фотографию.

Довольно уютный домик, размерами явно больше дачного. Резные наличники, веселенький дощатый забор, хотя калитка сделана из массивных витиеватых прутьев явно кованой работы. На фасаде под высокой крышей виднелся уютный балкончик, двери которого, скорее всего, вели в спальню.

– Обратите внимание, – наш посетитель достал ручку и, как указкой, провел по фотографии, – сразу за оградой, вот тут, возле баньки, начинается лес. Жаль, вы не знаете наши Пермские леса! Порой сплошной бурелом и валежник среди деревьев, а порой – яркие ягодные полянки да чистые грибные подлески. Про горы и наши знаменитые скалы на правом берегу Вишеры я уже не говорю – это надо видеть! – Сергей Григорьевич помолчал, давая нам, возможность оценить родные чащи и бережно положив ручку на стол продолжил:

– А в восьмидесятом, случилось у нас дело. Непростое и чрезвычайно громкое. Все началось на исходе августа. Это в вашей полосе август – летняя пора, а у нас это почти осень. Грибной сезон в разгаре. Набрел один грибник в лесу на полянку и обратил внимание на холмик свежей земли. Вытянутый холмик и веточка засохшая воткнута с краю. И с чего это ему померещилась могила? Присмотрелся – а на поляне полно таких холмиков! Хоть дождями размыло, а видно. И веточки возле некоторых валяются! Вот он и пришел с этим в милицию.

Там поморщились, да делать нечего, взяли лопаты, и повел их грибник на эту поляночку. И завертелось! Сорок восемь могил! Трупы разной степени разложения, от пяти – шести лет до трех месяцев! И что характерно – все трупы детские, самому старшему лет четырнадцать, а младшему лет семь. Все – расчленёнка. Хотя в каждой могиле фрагменты, принадлежащие одному убитому. Вот, полюбуйтесь!