– Был ещё один вещдок, – следователь выудил из папки новое фото, – вот этот большой клочок ваты, бинтом, словно веревкой, перевязанный в трех местах, мы нашли на правой руке последнего трупа. Вата вся в крови. Судмедэксперт говорит, что привязывали этот комок, скорее всего, когда человек был в агонии.

– Что по этой повязке? – Холс, словно ястреб, впился взглядом в фотографию.

– Ничего особенного. Вата из Узбекистана. Стерильна. Паровая обработка. Бинт тоже обычный – продавался в любой аптеке. Не к чему зацепиться.

– А кровь?

– Кровь человеческая. Вторая группа, резус положительный. К крови мы еще вернемся. Крови в этой истории хватает!

– И что интересно в этой повязке – она наложена крайне непрофессионально! Если хотели остановить кровь, то взяли бы ткань плотнее. А вата? Это просто как бы закрыть рану от внешнего воздействия. Бинты разорваны на клочки и завязаны бантиком. Явно использовали как шнурки для закрепления ваты. Ничего, кроме группы крови нам эта повязка не дала…

Со временем это дело потихоньку заглохло. А что мы могли сделать? Трупы есть, заявителей о пропаже нет! Откуда взялись пострадавшие? Ни малейших зацепок. Приняли единственное решение – установить негласное наблюдение за поляной. Три года – и нулевой результат! Нет, задерживали, конечно, случайных грибников, или ягодников. Но все не те! – Осинцов, взял бутылку, налил воды и гулко глотая, выпил.

Немного помолчал.

– Но это не то, зачем я к вам пришел. Хотя, как посмотреть – может моё дело как раз имеет самое прямое отношение к этой жуткой истории. Он вынул пузырек с лекарством, повертел в руке и поставил рядом с собой.

– Сергей Григорьевич, может вам лучше прилечь? – забеспокоился Холс, – или скорую вызвать?

– Пустое, сейчас пройдет! Так вот аккурат по прошествии этих трех лет, может чуть больше времени прошло, но точно помню, на исходе мая, случилось событие, взбудоражившее весь город. Ночью под воскресение, был зверски убит первый секретарь горкома партии вместе со своей супругой. Убит в спальне, на своей даче. Лоб секретаря был рассечен ударом топора, а его супруга, получив удар по шее, умерла через полминуты.

Убийцу нашли быстро – он спал внизу в маленькой комнатенке. Окровавленный топор валялся тут же. Рубашка убийцы, скользкая от крови, лежала на подоконнике. На простыне – багровые полосы, уже успели высохнуть и побуреть. Простынкой убийца руки вытирал. Это был двоюродный брат супруги секретаря горкома, некто Гордиенко. Этот вполне взрослый тридцатидвухлетний детина, только ума у него было не больше, чем у трехлетнего ребенка! Жил он на даче Шеверовых давно, исправно выполнял работы по хозяйству, был тих, безобиден и незаметен.

Похоронил я дядю и тетю, навестил разок слабоумного родственничка в психлечебнице и стал работать дальше. Дачка отошла ко мне по наследству, и я передал её на временное пользование своему другу – председателю местного общества охотников. Навещал, не скажу что часто, но навещал дачу. Шашлыки, отдых на природе. Особенно не заморачивался по содержанию дачи – эта территория попадала под застройку городского онкологического диспансера.

Приехал я оформлять документы на компенсацию – сносили мою дачу. Раздал по знакомым нехитрые пожитки, собрал фотографии, отобрал с десяток книг, что пришлись по душе. У Шеверовых богатая библиотека была. Погрузил всё на машину и вспомнил, что не осмотрел подвал. В подвал вели два входа – выхода. Один был просто люк, проделанный в полу кухни, а второй, снаружи – этакая дверь, спустись по ступенькам, отомкни ржавый замок, входи – выходи. Ключа я не нашел, поэтому, взяв из машины фонарь, распахнул люк и спустился вниз. Ничего интересного – узкая комнатка, с одной стороны стесненная стеллажами. Несколько запыленных кастрюль, банки из-под краски, а вот это интересно! Подшивки старых журналов. Я любитель старинных вещей. Взял пару пачек, бесцеремонно выкинул в люк, ещё несколько последовало следом, в вот это непорядок – одна пачка годовой подписки завалилась между стеной и стеллажом. Потянулся сбоку, рукой достать и отскочил в испуге – стеллаж отошел в сторону, потянув за собой часть стены! Это была потайная дверь!

Сергей Григорьевич, вынул из портфеля ещё одну папку, и развязав тесемки, стал выкладывать новые фотографии.

– Это я потом все отснял, когда более внимательно и детально обследовал этот тайник. Вот эта дверь.

Ничего примечательного, деревянная дверь, только вот изнутри обшитая толстым слоем войлока.

– Фонарь мне не понадобился, электроэнергию ещё не отключили и лампочка под потолком осветила комнату довольно приличных размеров. Первое, что бросилось в глаза – массивный деревянный стол, обитый оцинкованным железом. К ножкам стола, сантиметров на тридцать ниже, были приделаны кольца, с которых свисали цепи. На стене напротив стола – две деревянные маски. Ярко раскрашенные, с выпученными глазами, сверкая белоснежными зубами, две образины взглянули на меня. Рядом, на широкой деревянной доске, закреплены несколько топориков, три кривых ножа, разных размеров, две изогнутых пилки, кусачки и ножовка по металлу. Прямо над столом свисали две лампы в абажурах. Потом я нашел и выключатель от них. Можно сказать, что больше ничего не было, кроме небольшого журнального столика, сиротливо приютившегося в углу. На столике стоял плоский белый ящик. Подошел, распахнул. Вот это да! Сразу показалось – набор хирургических инструментов. Присмотрелся – нет, скорее всего, набор для патологоанатома. И знаете, запах, – бывший следователь, хотя чего это я заладил? Бывший, да бывший? Вот как все раскладывает по полочкам!

– Запах там был такой специфический! Сначала он мне напомнил запах мясной лавки, только вот более тяжелый, затхлый, с таким настоявшимся душком тлена и какой-то гнили, что даже холодок непонятного ужаса пробежал по спине! Стены этой комнаты, были выкрашены голубенькой краской, но во многих местах её прорезали замысловатые трещины, в которых так разрослась плесень, что они стали похожи на лианы. Пол так же был покрыт слоем зелени, которая, казалось, тихо шуршала под ногами.

Осинцов торопливо достал несколько фотографий:

– Это вот маски, а это топоры… Вот стол, а это – ящик с медицинскими инструментами.

Холс, брал одну фотография за другой, внимательно вглядывался. Фото с изображением стола он даже перевернул.

– Сергей Григорьевич, вы не находите что кольца на концах цепей, внутри несколько потерты. Я бы предположил, что сюда продевались ремни или толстые веревки.

– Вы угадали! Вот на этом снимке, стол со стороны стены. На крючках, приделанных к перекладине стола, висели четыре ремня с пряжками. Оказались – ошейниками для собак.

– Вот вы сказали, что сначала приняли эту комнату за лавку мясника. А что вы подумали про стол? – Холс взяв лупу, внимательно рассматривал фотографию

– Пытки! Стол для пыток! – следователь, снова взял пузырек с лекарством, но повременил с приемом его, а только потер ладонью левую сторону груди.

– Болит? – участливо спросил Холс.

– Ноет. Как разволнуюсь, дает о себе знать! Ничего, я почти закончил, осталось рассказать вам о ещё более странном случае. А сейчас позвольте пояснить вам, что удалось мне выяснить по поводу этой комнаты…,

– Комнаты пыток? – не выдержал я.

– Увы, это так, комнаты пыток! В тот день я смог сделать только фотографии этого без всякого сомнения места преступления. У меня была мысль привлечь к осмотру и сбору улик самых лучших специалистов. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что буду работать один. Причин было много, но главная – в этом деле замешаны мои родственники!

За месяц с небольшим собрал я весь материал по этой комнате. Самое важное – тут были следы крови. А они были везде, на ремнях, на столе, топорах, ножах и даже стенах!

В этой папке, – Осинцов положил руку на пухлую папку с документами, – акты экспертиз, фотографии, акты сравнения характерных травм и орудий, которыми они были сделаны.

И уже под конец обследования этого места, без сомнения, большого количества преступлений, когда я обследовал пол и стены с помощью металлоискателя, мне удалось найти главную улику. Вот, взгляните, что я нашел под слоем плесени и пыли!