Может быть, вот так в какой-то зрительной эйфории, и разглядывал бы ее до конца представления, или репетиции (что это у них такое вообще?), только внезапно рыжая резко шагнула к краю сцены и, щурясь от яркого света, уставилась в мою сторону:
– Эй, домовой! Может, ты конем пока побудешь? Или для тебя принципиально?
Я посмотрел себе за спину, по сторонам и только тогда понял, что это она ко мне обращается! Невольно смерил взглядом уродливое чучело, которое она взгромоздила на стоящий сбоку на сцене стул. Вот это я должен на себя надеть? Хм, такого в моей жизни еще не было. Когда поднял взгляд на нее, рыжая смотрела с таким вызовом, что ничего другого не оставалось, как ответить:
– Да мне все равно! Конем, так конем!
Я легко взбежал по ступенькам на сцену и хотел было тут же натянуть на себя страхолюдный костюм, но девушка остановила:
– Стоп! Пошли за кулисы – там хитрость есть одна в облачении, боюсь, что сам ты не сможешь. Да и роль вкратце расскажу, – и без перехода, тут же крикнула куда-то вглубь зала. – Эй, Мария Николаевна, включай танец зайчат! Репетируйте, пока я коня подготовлю!
Шторы-шторы-шторы, стулья какие-то, столы, шляпы, елки, ящики тут и там – она лавировала между всем этим так, будто шла на автопилоте, зато я успел пару раз споткнуться, приложиться об стол бедром и даже облапать толстую бабку со шваброй и ведром – не специально, конечно, просто встретились мы с ней в очень уж узком проходе.
Я был заведен в какой-то закуток, откуда при всем желании самостоятельно, наверное, выхода бы не нашел. В тесном полутемном углу, со всех сторон огороженном пыльными шторами (или это кулисы?) она ласково сказала:
– Раздевайся!
– Что? – в моей жизни, конечно, было всякое, но чтобы так сразу! Чтобы даже имени не спросив? Да и дети тут неподалеку – место, конечно, неподходящее. Хотя… в полутьме я окинул взглядом красивые пышные волосы, милое личико, находящееся всего лишь в паре десятков сантиметров от меня, потом стрельнул глазами на прикрытую тонкой блузкой грудь, просто нереально шикарную грудь… и понял, что, в принципе, можно и так! Тем более, если девушка просит! – И даже имени не спросишь?
– Спрошу. Как тебя зовут? А-то "Конь" как-то обидно звучит.
– Меня Игорь зовут. А тебя? – я решил, что раз уж она предложила на словах, то дальше – дело за мной и шагнул к ней навстречу, буквально вжимая всем телом в бумажную русскую печку.
6 глава. Олеся
Батюшки мои! Елки-же-палки! Вот это у Севочки братец! Вот это красавчик! Черноволосый, сероглазый, в очках с модной оправой (этот факт почему-то в моих глазах только прибавлял ему очарования!), высокий, одетый, как с картинки – сразу видно, в городе учится! Правда, мне он почему-то показался значительно взрослее, чем, по логике вещей, должен бы быть парень-студент. Но кто тогда это мог быть такой? Никаких вариантов. В связи с эпидемией ветряной оспы в здание дома культуры не пускались посторонние, а родители встречали своих детей, занимающихся у нас, на стоянке рядом. Раз наш администратор пустила его, значит, это может быть только Севочкин брат, о приходе которого я предупреждала Клавдию Иосифовну заранее. Где интересно, сам Севочка? Ну, об этом потом – позже, сейчас некогда, а зайцы на репетиции без одного своего товарища справиться, в принципе, должны.
Все сомнения исчезли, когда я с ним заговорила – ну вот и замечательно! Вот и ладненько! Как бы ему теперь коня пристроить? Роль домового уже Юрке отдала! Но он, к моему счастью, согласился и на коня.
… За кулисами в укромном уголке, где частенько переодеваются те, кто играет несколько ролей и, в силу своей незаменимости, не может бегать в гримерку, парень вел себя странно – смотрел на меня с прищуром, как бы оценивал взглядом – нахал!
Когда я предложила ему раздеться (куртку и что там у него внизу – свитер?), он почему-то удивленно вскинул голову, оторвавшись от наглого рассматривания моей груди. Ну не налезет конь на верхнюю одежду – что тут непонятного?
– Меня Игорь зовут. А тебя?
Вместо ответа я (знала ведь, что танец уже к середине подходит – нужно было торопиться, а мы еще и не начали переодеваться) потянулась к его расстегнутой куртке и, ухватившись за нее по обе стороны от воротника, начала снимать. Он неожиданно наклонился к самому моему уху и прошептал жарко и ошеломительно, обдавая меня запахом потрясающе приятного парфюма:
– Какая ты страстная, рыжая малышка…
Пока я пыталась осознать смысл этих слов и по инерции все еще тянула с него, никак не желающую сниматься одежду, горячие длинные пальцы ухватились за мой подбородок, приподняли его, а затем… ОН. МЕНЯ. ПОЦЕЛОВАЛ! Сказать, что я была удивлена – это ничего не сказать! Я была в шоке! Я была в ужасе! Я забыла, как меня зовут, кто я такая, где я. Я стояла и, выпучив глаза, изо всех сил пыталась понять – кто решил надо мной приколоться подобным образом? Кто эта скотина? При этом я рассматривала с очень близкого расстояния его длиннющие ресницы, не иначе как стеклами очков увеличиваемые раза в два, а то и три.
А он явно старался… Сначала легко коснулся своими губами, а потом с каким-то непонятным звуком приложился всем ртом – пахнущим почему-то моими любимыми конфетами барбарисками, а потом… потом обвел мои губы своим влажным языком и попытался сунуть его мне в рот! Вот же гад! Вот же подлец!
Мой папа, работающий участковым в нашей деревне, много раз показывал мне, что нужно делать, если какая-нибудь тварюка пытается сделать с тобой что-то непотребное. В данном случае, наглое вторжение в мой рот, я расценила именно, как непотребное, и, недолго думая, резким рывком колена вверх, легко добилась того, чтобы он не только вытащил свой язык, но и вообще скрючился в три погибели, прикрыв пострадавшее место руками. Конечно, по закону подлости, музыка прекратилась, и его вопль было слышно, наверное, даже у Стоцкого в кабинете!
– Значит так, ИГОРЬ… хотя ты не Игорь, ты… та еще скотина! Мне такой конь не нужен! Я другого найду!
Развернувшись на каблуках, забыв про костюм, я с гордо поднятой головой – все-таки не прошли даром отцовские уроки – пошла на сцену продолжать репетицию. И через пять минут уже почти полностью выбросила из головы наглого студента и его поцелуй…
Репетиция только еще подходила к концу, когда в зал прибежала, точнее, приковыляла, на своих двадцатисантиметровых каблучищах Светка:
– Олеся! Олеся Петровна! Мария Николаевна, Юрий… как там тебя! В общем, все творческие сотрудники – срочно в кабинет к директору!
– А дети? – спросила хореограф Галочка.
– За ними пусть Клавдия Иосифовна приглядит! – Светочка проявляла чудеса находчивости.
– У нас вообще-то репетиция! Через полчасика придем, – осмелился вставить скромняга Юрочка, выглядывая из-под серого патлатого домовенского парика.
– Стоцкий сказал, чтобы в течение пяти минут все собрались! Иначе поувольняет! И учтите, он там рвет и мечет!
– А что случилось-то?
– Он просил не говорить. Я по секрету… слышала случайно, что кто-то нашего нового режиссера за кулисами избил.
В моей голове что-то ощутимо щелкнуло, потом с головы до ног все тело окатила волна нестерпимого жара, и паззл в голове сложился – это был новый режиссер! И я безумно захотела сбежать – вот просто развернуться сейчас, броситься в свой кабинет, схватить куртку и ключи от Гешки и рвануть домой, замкнуться на все замки и спрятаться под одеяло. Да только… только подумала вдруг: "Стоп, Олеська, он сам виноват! Ты-то его за дело треснула!" И стараясь держать спину ровно, а голову прямо и гордо, я пошла следом за своими коллегами… сдаваться.
7 глава. Игорь.
"Вот это девушка! – восхищенно думал я, когда она стягивала с меня куртку. – Вот это город! Вот это командировка! И это только первый рабочий день!"
И, наверное, у меня просто бабы давно не было. Или, может, звезды так сошлись? Или… да что теперь размышлять, сидя в кресле директора ДК, за его же столом, если я был просто шокирован своей сумасшедшей реакцией на эту маленькую рыжую девчонку! А потом был шокирован ее реакцией на меня! Коза! Разве можно так бить мужика, да еще в таком возбужденном состоянии? Не знаю, как я смог удержаться и не упасть прямо к ее ногам! Но именно в такой, скрюченной позе, с прижатыми к несчастному члену ладонями, меня и застал Роман Сергеевич. А теперь он ходил взад-вперед по своему кабинету, яростно махал левой рукой, украшенной старинным серебряным перстнем, и требовал описать ему "этого мерзавца", который посмел посягнуть на самое дорогое, что только есть у мужика!
