Теперь я усвоила значение слова «достаток». С ним можно позволить себе многое. С ним можно купить себе что захочешь – на всё согласных шлюх, на всё закрывающую глаза жену, всё проглатывающее общество. В общем, достаток – это проплаченная выгребная яма, в которой гниём мы все.

– Жду в кабинете через пять минут, – появился в ту переворотную ночь на пороге спальни Борис, окатив меня мутным взглядом, в котором ярко искрила ненависть. За все восемь лет я так и не поняла, за что Уваров возненавидел меня.

Злить мужа я не стала и через пять минут открыла дубовую дверь в его мужское убежище. От увиденной картины отвисла челюсть, а когда дошёл смысл происходящего, ёкнул рвотный рефлекс. На столе в коленно-локтевой позе стояла голая шлюха, которую лупил Боря, засунув предварительно огромные дилдо во все её дыры.

– Садись, дорогая, – отвлёкся он на мгновение. – Попробуй опустить глаза и займёшь её место.

Я смотрела. Сначала смотрела, как он стегал жертву и запихивал в неё всё толще и больше предметов, затем смотрела, как он трахал её в рот, поставив на колени передо мной, потом смотрела, как белёсые капли выплёскивались на моё лицо.

Рвотный рефлекс удалось сдержать, а со временем я научилась смотреть во все глаза на эту вакханалию и думать о своём. Сцены спаривания переползали в мою спальню, любовницы переезжали в наш дом, а Борис оставался для всех примерным семьянином и любящим мужем.

Любовь

Белая скатерть, белое блюдце, белая чашка с молочной пенкой на кофе, отдающем горечью на языке. Какая по счёту была эта чашка? Пятая? Шестая? Не могла сказать, разве что в счёте посмотреть. Второй парень за год, уверяющий в любви и сливающийся в никуда. Ладно Тоша – молодой, безбашенный, недозревший, относящийся к отношениям как к игре, но Сергей… В двадцать шесть лет за свои слова положено отвечать. А вот так… не прийти на свидание, не сказать ни слова, отключить телефон.

Поначалу я подумала, что с ним произошёл несчастный случай, но консьерж в элитной многоэтажке, где у Сергея была квартира, не пустил меня в лифт, показав письменный запрет на мой проход в собственность Тробушева. Обидно? Не то слово. В груди защемило от боли, лёгкие сжало в спазме, а дыхание пыталось вырваться тяжёлыми толчками.

Что во мне не так? Вполне привлекательна, не избалована мужским вниманием, не испорчена положением и деньгами отца. Почему, стоило влюбиться, подпустить к себе ближе, чем позволено, как от меня сразу отделались, словно от сломанной игрушки?

Сколько мне осталось бегать на свободе? Полгода? Год? Когда отец подберёт удачную партию и выдаст меня замуж? Я не смогу терпеть незнакомого мужчину, как Верусик, которая смирилась и полностью растворилась в семейном уюте. И как Надюха не смогу. Она единственная, кто сказал отцу нет после того, как её суженный скончался от инфаркта за два дня до свадьбы. Не смог пережить в свои пятьдесят два года счастье, что станет обладателем молоденькой девушки невиданной красоты.

В тот день был большой скандал. Орал папа, кричала Надя, билась посуда и разлеталась в щепки мебель. Сестра выгрызла право закончить обучение и только потом обсудить варианты. Своим характером и упёртостью она пошла в отца, поэтому и прогнула родительскую тиранию, а мы с Верой отличались мягкостью и покладистостью в маму, которую я с каждым годом помнила всё хуже. Она умерла от кровоизлияния в мозг, когда мне было восемь лет, и с тех пор сёстры пытались её заменить. Насколько могли. Насколько позволял отец.

С Тробушевым мы познакомились шесть месяцев назад, когда я пришла сдавать экзамен на права, а он восстанавливать свои после бурных посиделок в ночном клубе. У меня тряслись руки и болела голова от страха, у него наблюдались те же симптомы, только от чрезмерного переупотребления.

– Поделишься пилюлей? – низко просипел он надо мной, и я от неожиданности смяла пластиковый стаканчик, выплёскивая воду на себя.

В него невозможно было не влюбиться. Светло-русые, волнистые волосы, собранные в узел на манер самураев, выбритые виски, татуировка, начинающаяся на затылке и уходящая под футболку, озорные глаза, ярче майской зелени, острые скулы и насмешливый изгиб губ.

После сдачи первого этапа на компьютерах, я выскочила на улицу, запахивая куртку, и налетела на него. Он расплылся в улыбке, демонстрируя ямочку на правой щеке, протянул белую розу, сравнимую чистотой с выпавшим снегом, и закрепил мою влюблённость всего одной фразой: «После площадки ты моя».

Сергей ехал за автобусом, дожидаясь моей очереди прогона, а потом посадил к себе в машину и повёз в ресторан, забронировав стол в уголке, отгороженном резными ширмами. Романтичный вечер, наполненный тихой музыкой, утончённой едой и откровенными комплиментами. Устоять против его обаяния шансов не было.

Спустя три свидания, Серёжа заманил меня домой, подарил признание в любви и забрал мою девственность, обещая себя, свои руку и сердце. И я поверила, окончательно сдалась и полностью растворилась в нём. Шесть месяцев безграничного счастья.

Пользуясь занятостью отца с окучиванием иностранных партнёров, я сбегала с последних пар и бросалась к Сергею в объятия. Что он только со мной не вытворял. Чему только не учил. За пару месяцев скромная девочка, краснеющая от слова «член», заглатывала эту самую часть тела по самый корень.

Серёжа был ненасытным и очень затейливым в постели, всегда повторяя, что его малышка должна быть воспитана под него. Я воспитывалась, обучалась, выполняла любой приказ и желание, доверяла во всём, позволяла всё, даже если не получала от этого удовольствие.

Наверное, сказывалась мамина уступчивость и вбитое с детства послушание. Отец часто говорил, что муж для женщины – весь мир, и крутится она должна только для его удовлетворения. Типичное внушение девочкам, подготавливаемым для продажных браков.

А месяц назад Серёжа сделал мне предложение, подарив колечко с аккуратным камешком и витиеватым рисунком по ободку. Я сказала да, а колечко заняло своё место на цепочке возле сердца, так как до папы нужно было осторожно донести эту новость.

В тайне содрогалась от грядущего скандала и подумывала уйти из дома, если не получу согласие отца. Что-то он последнее время задумчиво задерживал на мне взгляд, решая, скорее всего, с кем организовать очередное слияние.

Теперь его планы вполне могли реализоваться, потому что Сергей меня бросил, сбежав и оставив без объяснений, а я сидела в нашем старом кафе, заказывала дцаую по счёту чашку кофе и пыталась залить пенной сладостью осколки разбитого сердца, закусывая солью от слёз.

– Что-нибудь ещё хотите? – материализовалась у стола недовольная официантка, толкая в мою сторону заезженное меню.

Цианистый калий – висело на языке, но я это не произнесла. Просто отрицательно качнула головой, оплатила счёт и шагнула в розовеющий вечер майского заката. Мне сейчас требовалась только одиночество, одеяло и подушка, в которую можно было выплакаться.

Надежда

– Я хочу продолжить этот вечер у меня дома, – прошептал Матвей, чуть сильнее сжимая ладони на моей талии.

Он не скрывал желания во взгляде и прямо озвучивал его, не юля и не водя хороводы с бубнами, как это делали молодые парни, не чувствующие достаточной уверенности и боящиеся получить отказ. Матвей шёл на пролом и в его глазах читалась решимость и твёрдость провести ночь именно со мной, по своему сценарию.

– Поехали, – улыбнулась ему. – На сегодняшний вечер я абсолютно свободна.

Если раньше я побоялась бы показаться доступной и легкомысленной, то в реальности, рухнувшей на меня своей скоротечностью, откладывать удовольствие и красться к нему маленькими шажками, пританцовывая в приличествующем темпе, была не намерена. За оставшиеся несколько месяцев в мои планы входило многое, о чём я даже никогда не задумывалась. Чудить на полную катушку, не оглядываясь на приличия и законы нашего общества.