Надежда

Что я ждала, признавшись Матвею в своей болезни? Скорее всего слов, что нам было хорошо вместе, но геморрой ему не нужен. Хотя, в глубине души тлела надежда услышать обратное. Мужчина оправдал мои жалкие надежды, неожиданно прижав к себе крепче и заглянув в глаза.

– Тогда я сделаю этот год для нас долгим и счастливым, – уверенно прошептал он и в ожидание уставился на меня.

Так и не ответила на его предложение переехать и жить с ним, раздумывая, смогу ли возложить на него такую ответственность за женщину, появившуюся на горизонте только вчера. Имела ли я право испортить значительный кусок жизни этого потрясающего мужчины, оставив после себя не самые приятные воспоминания.

– Мне нужно время разобраться в себе и подготовить отца, – отговорилась, цепляясь сильнее и боясь отпустить свой якорь, страшась ощутить в руках пустоту, не желая пройти через это одной.

Наверное, уже в эту минуту я знала, что уйду из дома к нему, просто женская сущность подвластна сомнениям и раздумьям, зачастую на пустом месте. В семье такие качества для нас были роскошью, лишь молчаливое согласие и рабское послушание.

– Слишком дорого сейчас время, – не согласился Матвей, урча как змей-искуситель, соблазняя каждым лёгким касанием. – Нам нельзя упустить и минуты.

Не знаю, сколько бы мы спорили, ходили кругами, мерялись отговорками, но нас прервал телефон, и звонившей оказалась Любаша, попросившая встретиться в кафе. Её голос дрожал от напряжения, а расстояние не смогло скрыть слёз.

Вылетая из автомобиля Матвея, не могла предположить в какую сторону завернёт наша беседа, и в какой заднице окажутся наши жизни. Смотрела на Веру и не могла проглотить её слова. Слишком они были неусвояемы, несъедобны, ядовиты. На фоне её существования беременность Любы и мой недуг смылись на второй, третий, десятый план.

Восемь лет жить с ублюдком, убившем собственного ребёнка, оказавшегося не того пола. Восемь лет терпеть избиения, издевательства и моральное насилие. Восемь лет мириться с предательством отца, позволять обнимать себя на общественных мероприятиях, скрывая под одеждой результаты побоев и зная, что косвенно это его рук дело.

– Я, всего лишь малый грех на душе отца, как и вы, – грустно качнула головой Вера. – Все эти годы я жила с уверенностью, что именно он убил маму.

Это признание обрушилось фантомной боль, пережитой десять лет назад. С уходом мамы исчезла нежность, забота и тепло, исходящее от рук и сердца. Потеряв её, мы враз стали сиротами при живом отце, не знающем что такое любовь и снисхождение к своим детям.

– Ты что такое говоришь, Вера? – с обидой спросила младшая сестра. – Она умерла от инсульта. Так сказал папа и врач.

– Отец всегда её поколачивал, а в новогоднюю ночь не рассчитал силы и избил, доведя до больницы, – со злостью выплюнула Вера. – Я всё слышала. Он нашёл у неё противозачаточные таблетки, кричал, что ему нужен сын, а мама плакала и пыталась объяснить о запрете врачей рожать ещё одного ребёнка.

Хотелось материться и, кажется, изо рта вылетело несколько крепких слов, только как-то повлиять и исправить ситуацию они не могли. Не знаю, кого из твареподобных мне хотелось убить больше. Прошлое рушилось, утягивая в руины с собой настоящее, такое же лживое, как и вся наша жизнь. Сплошная ширма, скрывающая нутро отца, оказавшееся прогнившим насквозь, прячущая гнусную реальность «счастливого» Вериного брака, уничтожающего всё живое, и ставящая нас в позу рака, разворачивая к будущему задницей.

– Мы должны действовать совместными усилиями, должны держаться друг друга, чтобы уйти от гнёта отца и научиться дышать свободно, – уверяла Вера, а я осознала, насколько важно уберечь Любу и сохранить её малыша. – За месяц-два я подготовлю почву для побега, добуду документы и сниму дом.

– А если папа узнает о беременности? – сжалась от страха Любаша. – Он убьёт меня, как маму.

– Через два месяца живот ещё не будет виден. Просто будь осторожна и не выдай себя, – сжала Вера её ладонь, вкладывая уверенность в голос. – Надя прикроет, если чего.

И тут я добавила ещё порцию дерьма в и так светлое будущее, рассказав о своём диагнозе и решение уйти из дома на днях.

– Помогу чем смогу, но последний год своей жизни я хочу прожить с любимым, – сразу озвучила свою позицию, очерчивая рамки возможного. – Матвей обещал сделать его незабываемым.

– Кто такой Матвей? – смахнула слёзы Вера. Многолетний опыт сдерживать эмоции трещал по швам, но молчаливые паузы тяжело нависали над нами, и их заполняли малозначащими вопросами.

– Мой мужчина, – сквозь сопли скривила губы в улыбке я. – Он очень хороший и чувствует меня. Уверена, Матя обязательно поможет, но тебе, Любаш, придётся оборону с отцом держать самой.

– Я справлюсь, Надюш, честное слово, – проныла сестрёнка, громко всхлипывая и комкая салфетку. – Ты только не умирай, не оставляй нас.

– Солнышко, это не от меня зависит, – притянула её к себе и позволила увлажниться глазам. – Но я буду стараться.

Мы так и сидели весь день, разговаривая, оплакивая неподатливую судьбу, делясь сокровенными секретами и строя радужные планы на будущее. Эта встреча расколола уродливое настоящее на острые куски, разорвала хлипкие связи с тираном отцом и вернула друг друга нам, отыскав потерявшихся в дебрях лжи трёх сестёр. Был ли у меня ещё кто-то роднее? Возможно, им станет и Матвей, но сейчас ближе девочек для меня не было никого.

Вера

В кафе мы просидели до вечера, и водитель уже несколько раз напомнил сообщениями, что необходимо возвращаться домой. Видела его в окне, нервно расхаживающего перед автомобилем, оценивающего границы дозволенного для возврата игрушки хозяина в темницу. Мне было плевать, насколько сильно взбесится Борис, не застав меня суетящейся в столовой, когда вернётся.

В данный момент душу сковала такая тяжесть, что единственным желанием стало закрыться в тёмной комнате, заткнуть уши и вылить всю эту боль через удушливые слёзы, рыдая и вырывая волосы. Все эти годы я старалась дистанцироваться от семьи, от сестёр, боясь окунуть в свою грязь, и сейчас всё оказалось до ужаса глупым. Потеряла кучу времени, отняла его у нас, не жила проблемами и радостями девчонок, отняла у самой себя огромную частицу любви.

Надя-Надюша. Как такое могло случиться? За что она так наказана? Видно, не зря говорят, что грехи отцов падут на детей, и мы погрязли в камнепаде расплаты за делишки Белова. Больно, несправедливо, но так распорядилась судьба, что недавно лишила меня продолжения рода.

– Вера Михайловна, вам следует немедленно вернуться домой, – не вытерпел мой игнор водитель и подошёл к столу. – Борис Маркович будет волноваться.

Подняла голову и столкнулась с сочувствующим взглядом. Волновался? Переживал? Беспокоился обо мне? Не похоже было, что Юрий трясётся над своей шкурой, что-то мерцало в его глазах. Что-то похожее на человечность. Выйдя замуж, я перестала замечать столь нужное качество в людях, отличающее разумное существо от животных инстинктов. Прислуга закостенела, оценив деньги и безопасность дороже сострадания, партнёры мужа потеряли его, обгоняя друг друга в забеге за властью.

– Через пять минут поедем, – устало вздохнула, беспомощно сжимая кулаки. Он кивнул и молча вышел, а я никак не могла поднять себя со стула, не могла пошевелиться и проститься с сёстрами, не могла заставить себя вернуться в свой склеп, гниющий с каждым днём всё больше.

– Езжай, Вер, – коснулась моей руки Надя. – Тебе нельзя сейчас злить урода Уварова, раз решилась сбежать.

Она во всём была права. Боря мог пойти на говно, наказать, ограничить в передвижение и в средствах, а мне предстояло постараться вдвойне, раз планы на будущее так резко поменялись. Необходимо было позаботиться о себе, о Любаше с малышом и узнать всё о болезни Надюши, разведать все способы помочь ей. Не могла я поверить её словам и безнадёжному заключению врачей. Должен быть шанс, сколько бы он не стоил. А деньги? Борис раскошелится, не догадываясь об этом. Он задолжал мне за сломанную жизнь, за поруганную молодость, за очерствевшее сердце.