Открыл и присвистнул.

Протянул брату.

– Роланд… ты хотел? Это он?

Роланд подошел к столу, включил лампу. Разложил фотографии.

На двух, одна из которых нечеткая, – меч целиком, на третьей только верхняя часть. Клинок хорошо сохранился, рукоять показалась Артуру неправдоподобно тонкой.

– Почему? – спросил Роланд у фотографий, над которыми он навис, едва заметно покачиваясь. – Почему тебе все время везет?

– Везет?! Почему я все время вляпываюсь?! Неужели мне так необходимы этот мальчишка, этот меч?..

– И эта девушка? Ты это хотел сказать? Все так плохо?

– Ты что меня не знаешь?

Роланд повернулся и долго смотрел на брата, словно что-то складывал в уме, какую-то логическую цепочку, и чем дальше складывал, тем все более грандиозным представлялся вывод. Правда, он не разрешил себе поверить в то, что нагородил, но сказал таинственно, в своей излюбленной манере.

– Меч без рукояти, точнее со снятой рукоятью… понимаешь, что это, возможно, значит?

– Сломанный?

– Может, у тебя мозг сломанный, а меч без рукояти – Дюрандаль?

– Та самая? – Артур уставился на брата. «Шутит ведь». – Разве Дюрандаль не в Рокамадуре?

– Бутуз, ты всерьез думаешь, что та ржавая железка, которая торчит из скалы у санктуария, настоящая Дюрандаль? Что он швырнул ее за пару сотен километров, будучи при смерти, или что прилетел Архангел Михаил и воткнул ее туда непонятно зачем, да?

– Почему тогда считается, что это она и есть?

– По легенде считается!

– 1:1. – Артур сравнял счет.

Но Роланд, не услышав, продолжил:

– И еще – по деньгам считается, потому что Дюрандаль и Архангел Михаил магическим образом притягивают туристов и паломников. И потому что где она на самом деле находится – никому не известно. После смерти Роланда Карл вроде как бросил меч в озеро, но забрал рукоять, поскольку в ней были святые дары огромной ценности: кровь Василия, зуб Петра, волосы Дионисия Парижского, и даже кусочек ризы Приснодевы! А Архангел как раз рыбачил неподалеку! Чушь! Никому точно ничего не известно! Конечно, это не значит, что именно наш меч и есть…– он пересмотрел фотографии снова. – Я не знаток, но похоже меч раннего типа, до тысячного года, меч меровингов или каролингов – видишь, широкий дол занимает большую часть длины клинка, скорее всего, линзовидное сечение – по фотографии не понятно, короткая рукоять… сама она отсутствует, виден только хвостовик, но судя по состоянию клинка, рукоять не рассыпалась в прах, а могла быть снята. Если бы он был, можно было бы попытаться это выяснить… Пока остается только сличить фотографии с иллюстрациями из «Археологии оружия» Оукшотта. – Он еще раз осмотрел конверт, обороты фотографий. – Здесь больше ничего, никаких документов, записей и намеков.

– А здесь что? На, ты открой. – Артур поднял с пола конверт, протянул брату.

– Все-таки была… была у него тайна, о которой никто из нас не знал… – Роланд пересмотрел фотографии, вытащенные из второго конверта, – лицо плохо видно, но ощущение, что она чертовски красивая, да?

– Странные кадры… – Артур помрачнел. – Снято как-то исподтишка, словно кто-то следил за ними.

– Может быть. Наверное, им незачем было афишировать отношения. С ней он был до того, как к нам вернулся, и закончилось все для него плохо, так мне кажется. Мама с ней не сравнится.

– Почему это? – грозно спросил Артур.

– Малыш, потому что есть просто хорошенькие женщины, а есть вот такие, от которых не отвести глаз, которые приковывают взгляд даже на нечетких фотографиях!

– Может, все дело в нечеткости, остальное ты дорисовываешь сам?

– Посмотри на нее глазами отца!

– Она… самовлюбленная, эгоистичная…

– Кого-то мне это описание слегка напоминает!

– Кого? – Артур непонимающе уставился на Роланда, который молча вздернул брови, мол, что же тут сложного? – Нет, – помотал головой, словно пытался развеять это сходство.

– Различие в силе и слабости. На этих карточках женщина с очень сильным характером… Ладно, первоочередная задача – найти одного человека, Мореля, помнишь такого? Нет? Он редко тут появлялся, но у него могут оказаться нужные ключики. Если встреча состоится – расскажу, а пока не забивай себе голову, лучше готовься – скоро открытие выставки, увидишься со своей эгоистичной, самовлюбленной… Или что – сдался?

– А ты с кем будешь? – спросил Артур вместо ответа, – Ты уже больше недели ни с кем не встречаешься – почему?

– А правда… Как-то даже не думал об этом… Тобой занят! Твоими влюбленностями и приключениями! Просто не остается времени на личную жизнь! – Роланд сладко потянулся, потер глаза, ему уже хотелось улечься, полистать книгу о старинном оружии и неспешно подумать обо всем, что открылось. – Ну, ничего, наверстаю…

– За эти дни у тебя пени набежали… – покивал Цоллерн-младший. – Как ты так живешь? Не надоедает?

Вопрос был в общем-то риторический, но Роланд ответил.

– Меня все устраивает. Я знаю достаточно, чтобы сносно управлять своей жизнью и по своему желанию строить отношения. И я мог бы рассказать тебе много интересного о рычагах, кнопках, ниточках и так далее, но тебе это все не поможет.

– Почему?

– У меня два варианта ответа: первый – ты выше этого!

Артур улыбнулся, он знал, что красиво выданный братом орден, обычно таит какой-нибудь подвох.

– А второй?

– Второй – ты до этого еще не дорос, малыш. Но все-таки кое-что я скажу. Лучше оставлять за собой не грязь, а воздух – неосуществленные мечты, невыполненные обещания, недорассказанные сны, какую-то небольшую силу притяжения. Обычно я делаю так, и уверен, что большинство женщин, с которыми я расстался, с удовольствием встретятся со мной вновь, если мне это будет нужно. Часто люди совершают ошибку, в краткосрочном сближении стараясь сразу раскрыть себя, но лучше обойтись без этого – чем больше в человеке нераскрыто, тем более привлекателен он для партнера. Поэтому уходить надо, когда ты еще на высоте, а не когда тебя начинают пинать и топтать. Я согласен с Бонапартом – в 225 максиме он говорит: «Можно останавливаться лишь при подъеме в гору, но при спуске – никогда». Ты добрался до вершины, и перед тобой открылся спуск – самое время развернуться и полететь за прощальным букетом.

– Франс ты подарил прощальный букет?

– Букет ей не нужен. Я решил, что ей полезней будет новая камера, и те альбомы Ле Гре и Лартига, на которые она так облизывалась в Париже.

Роланд снова пересмотрел фотографии незнакомки.

– Поговорить бы с ней, но ее, мне кажется, уже нет в живых. Мы с Чиккетой как-то развлекались – я угадывал по фотографиям, кто из ее родственников уже умер, и угадал довольно много.

– Вы с Чиккетой?

– Да.

– Интересно было?

– Ну да.

– Было хорошо вместе?

– Да отлично все было, что ты пристал?

– Вот пригласи ее на свою выставку и сделай ей предложение.

– Что за бред? Я не собираюсь жениться! Если ты собрался – теперь все должны? Я не хочу этого! Не хочу изо дня в день наблюдать, как женщина, в которую я был влюблен, начинает мне осточертевать, как она превращается в нудную, неинтересную, ревнивую особь, пригодную только в качестве инкубатора…

– Это ты про Франсуазу сейчас?

– Нет.

– Тогда кто эта женщина твоих кошмаров? Хочешь, я убью ее?

Роланд захохотал.

– Я могу на тебя рассчитывать? – спросил он. Артур кивнул. – Давай, ты женишься, а я на тебя посмотрю. – Артур снова согласился. – Перекрещусь и продолжу жить, как жил, – улыбаясь, закончил Роланд.

Мы настоящие, когда читаем. Тогда мы не исполняем свою роль. За чужими переживаниями душа показывается в своем истинном обличье. Если бы книгу жизни читать так же, не кривя душой. Если бы как не заинтересовавшую историю часть жизни можно было бы поставить на полку – авось потом осилю.

5 мая

Когда картежник сказал: «Знаешь, что высоко пред людьми, то мерзость пред Богом», меня как водой окатило. И все же я надеюсь, что будет хоть немного земного счастья, может это и низко пред Богом, но я люблю Архитектора и очень сильно. Я даже стала замечать за собой, что невольно повторяю его фразы, интонации, мимику, жесты. Со мной так еще не было. Как сказал кто-то, не помню, кто, любящая женщина лишена индивидуальности, она лишь отражение того, кого любит. Теперь я начинаю понимать, что в какой-то степени это верно. А Моль думает, что мы вообще похожи.