Ладонь пахла чистотой девушки.

«Такое чувство, что я прожил с ней всю жизнь, – подумал Абуладзе, – Я уже знаю, как она за собой ухаживает, какое белье носит, на что надеется и на что не надеется. Ну, пожалуй, этого я не могу знать наверняка».

Лев Саныч вспомнил, что забыл чип Роверто в душевой, и вернулся за ним.

– Обезвоживание, крайняя степень переутомления, многочисленные ушибы внутренних органов, – Кутельский читал ленту с диагнозами Роверто, – По крайней мере, она точно не робот! Документы есть?

– Теперь у нас две девушки на руках.

– Обе поломанные, – Чарли принял из рук Абуладзе жетон-чип с электронным удостоверением личности Элизабет и направился к компьютеру в поисках разъема.

– А циферки то четырехзначные, маэстро, – бросил ему вслед Лев Саныч.

– Элизабет Роверто, студентка первого курса факультета психологии и антропологии, – прочел пилот вслух, – 36 лет, не замужем. Чего? 36 лет и первый курс?!

– А выглядит совсем, как юная девушка, – удивился профессор, – Родители?

– Воспитатель – Маргарет Роверто. Ничего не понимаю. Родители не упоминаются.

– У нее четырехзначный личный номер, маэстро.

– Вы хотите сказать, что…

– То самое. Она настоящая землянка. Искусственно зачатая из замороженных клеток. Потому и выглядит так хорошо. А погибшая Маргарет Роверто – ее пробирочная сестра, выращенная на поколение раньше. Мы ее приняли за мать.

– Это может стать проблемой, профессор!

– Почему?

– Вы встречали когда-нибудь настоящих землян? Зачатых от древних? Я – нет.

– И я нет.

– Вы понимаете, насколько они превосходили нас? Технологически, умственно? – спросил пилот.

– Глупости! – возразил Абуладзе.

– А технологии? Их корабли за несколько тысячелетий преодолели неимоверное расстояние от Земли сюда. А мы, наша цивилизация, что? Так и топчемся на месте. Стоим неподвижно на интеллектуальном фундаменте, заложенным древними. Вот вы ученый, Лев Саныч, объясните, почему так?

Абуладзе задумчиво посмотрел в потолок.

– Не верю, что они нас превосходят или чем-то превосходили. Да, взрывной рост технологий прекратился. Но сейчас эпоха другая. Вызовы другие. Землянам, чтобы покинуть умирающую планету, требовался качественный рывок. А у нас, их потомков, стоят иные, количественные задачи. Вон в системе Гизы почти все планеты земного типа, не на всех можно жить, но освоить их необходимо все! Даже вашу ледышку Эгаро. Существующих технологий нам достаточно, нет причин для качественного скачка.

– А я думаю, мы просто стали глупее предков! – запальчиво воскликнул Кутельский.

– Вы их романтизируете, маэстро, это – свойство юности.

Чарли поморщился и снова с тревогой взглянул на спящую Элизабет. Профессор примирительно добавил:

– Деградация, о которой вы говорите…

– О ней не только я говорю! – перебил пилот.

– Понимаю, но можно я выскажу свое личное мнение?

– Давайте! – разрешил Чарли.

– Это – не дефект нашего разума, а результат деградации языка.

Кутельский внимательно смотрел на профессора, ждал разъяснений.

– Понимаете, человечество, на тысячелетия заключенное в корабли, несущиеся в бесконечном пустом космосе, банально скучало. Одному мозгу для развития нужны образы, это – одно направление эволюции языков, другому для роста аналитических способностей необходимы объекты и предметы для изучения. Это второе направление эволюции, аналитические языки. А когда нечему восхищаться, нечего анализировать? Причин прерывать анабиоз просто не было. Конечно, многовековая спячка ослабила коммуникационные способности человечества. Стал язык беднее, понятий и слов стало меньше. Вспомнить технологии древних землян понадобилось время. Но глупее мы не стали! Сейчас происходит ренессанс языка, понятийный аппарат снова растет! И через пару-тройку веков прогресс снова понесется вперед и вверх!

Чарли Кутельский не выразил ни малейшего восторга речи профессора:

– Чем эта тетечка занималась первые 35 лет своей жизни? Училась в школе?

Профессор пожал плечами и посмотрел на экран компьютера:

– Информации нет. Может для вас она и тетечка, а для кого-то в самый раз!

– А куда девался «Норгекараван»? Они должны были хватиться шаттла и «мэй-дэй» принять.

– Хватились, но сигнал так и не приняли. С нами уже связались, – Абуладзе указал на станцию связи, – Прослушайте их сообщение.

***

Элизабет Роверто села на сканере и несколькими движениями оторвала диоды от запястий и лодыжек, огляделась. Грузный геолог сидел в кресле, стройный загорелый пилот – на кухонном столе – оба с бокалами. На кухне и на рабочем столе перед гигантским погашенным экраном царил невообразимый беспорядок.

– Я что-то проспала? – спросила Элизабет.

Геолог поднялся из кресла и кивнул:

– Лев Саныч Абуладзе.

Элизабет вспомнила его детский взгляд и озорную улыбку, с которой геолог пичкал туристов собственной стряпней. Улыбнулась в ответ.

– Чарли Кутельский – пилот, – Кутельский поставил на стол бокал.

Высокий, симпатичный, почему-то по совместному полету Элизабет его не помнила.

«Ага, он же не разлучался с подружкой».

– Элизабет Роверто, – в свою очередь представилась она, замешкалась на секунду и твердо добавила, обернувшись к Кутельскому, – Спасибо, без вашей поддержки я бы не справилась.

– Да вы – супер! – воодушевился Кутельский.

Элизабет рассматривала емкости на рабочем столе Абуладзе, затем взгляд ее сфокусировался на кулере. Абуладзе отыскал чистую чашку и налил Роверто воды:

– Мы собираемся похоронить погибших.

Роверто шмыгнула носом:

– А за мной и за телами разве не прилетят?

Абуладзе покачал головой и нахмурился. Его жест не ускользнул от Элизабет:

– Что-то случилось?

– Вчерашняя гроза отключила на планете всю электронику, – геолог обвел руками кухню, – И ваш шаттл вышел из строя из-за нее. «Норгекараван» сообщил, что не может выслать спасателей. Ваш сигнал бедствия они не получили. Атмосфера планеты стала непроницаемой. Какое-то неизвестное поле.

Все на мгновение задумались, и Абуладзе продолжил:

– Гробов у нас нет. Так что поторопимся.

– А ваша девушка, Чарли? Вы же с ней остались здесь, – вспомнила Роверто.

Кутельский зло взглянул на геолога, Элизабет заметила:

– У вас тут любовный треугольник?

– Она не девушка, – пояснил Абуладзе.

– Девушка! – возразил Кутельский.

– Хорошо-хорошо. Девушка – андроид. Во время грозы она тоже сломалась, – уточнил геолог.

– Моника сейчас в спальне, на зарядке, – сказал пилот.

– Мне нужно умыться, – заявила Роверто и направилась в сторону душевой, промахнулась мимо двери, врезалась плечом в косяк.

– С вами все в порядке? – спросил Абуладзе.

– Осторожней! – призвал Чарли.

Элизабет лишь махнула рукой, не оборачиваясь, и со второй попытки попала в дверь.

***

Для могилы выбрали место в дальнем углу рощи кипарисов. Мужчины копали яму вдвоем, а Роверто, не отрываясь, смотрела на пакет с телом сестры.

– И стоило ссориться, Марго? – еле слышно пробормотала и заплакала.

«Марго, этот островок – рай, тебе здесь понравилось. Покойся с миром», – мысли Элизабет путались, перед глазами чередой проходили картины ее детства. Маленькая она и взрослая, еще не растолстевшая, Марго с добрыми глазами. Напоследок Элизабет коснулась Маргарет рукой, громко всхлипнула. Абуладзе протянул ей не слишком свежий платок.

Тела в пакетах опустили на дно могилы. Лев Саныч спросил:

– Она вам была кем? Из досье мы поняли, что сестрой.

– Больше. Мы с ней клоны…

– Прямые потомки землян, – перебил Чарли.

– … с планеты Клиффшен. Она родилась на тридцать лет раньше, воспитала меня, как мать. – Элизабет промокнула слезы уголком платка, глубоко вздохнула и продолжила, – У нее были проблемы со здоровьем, и я ухаживала за ней много лет.

– Но вы совсем не похожи, – удивился Лев Саныч.