Абуладзе покраснел, сказанное девушкой было правдой и неправдой одновременно. Кутельский гневно глянул на профессора, но сказать ничего не успел. Роверто прокомментировала:

– У Чарли когнитивный диссонанс. Он понимает умом, что вы, Моника, – андроид, но сердцем не может с этим смириться.

Кутельский сложил руки на груди и опустил голову смущенный. Профессор сказал:

– Спасибо, Лиза. Моника, что нам делать?

– Давайте решать задачи по мере возникновения. Вопрос первый: почему я вижу аборигенов, а вы – нет?

– Почему? – пилот и профессор спросили хором.

– Давайте искать ответ! – Моника уверенно обошла Абуладзе и ступила на первую ступеньку.

Чарли потрогал колосья в кадке:

– А забавно тут у нас. Недоступная секс-кукла возглавляет миссию по поиску невидимых инопланетян.

– Она вами манипулирует, – заявила Роверто.

– Кстати, – Моника обернулась, стоя на лестнице, – А что, Элизабет, вы изучаете на психфаке в университете Клиффшена?

– Антропологию и культуру. Первобытное древнее население Земли и все такое. А что?

– Любая цивилизация оставляет материальные памятники, произведения искусства, – Моника посмотрела на профессора, – Вы только представьте, сколько могут стоить поделки инопланетян на Хэнкессе?

– Здесь мы – инопланетяне, – уточнил Лев Саныч.

– Какая разница? Если вы, земляне, превосходите аборигенов технологически, – Моника оглядела собеседников, – То они не смогут нам противостоять.

– Вы предлагаете их ограбить? – В глазах Роверто мелькнул и тут же потух интерес.

Моника ответила, взобравшись на вторую ступеньку лестницы:

– Я рассуждаю утилитарно. Существует возможность решить ваши материальные проблемы и учесть интересы человечества.

Она переводила взгляд с одного мужчины на другого и избегала смотреть на Элизабет. Все молчали.

– Лев Саныч, пожалуйста, поддержите меня. Нам выпал исторический шанс! Я не хочу его упустить. Пожалуйста!

После этих слова Моника выбралась на крышу.

«Исторческий шанс выпал нам? – подумал Абуладзе и прикрыл ладонью рот, – Он выпал тебе, моя прелестная муза. Если мне ввязываться в эту историю, то ради тебя». Перед глазами профессора мысленно мелькнула формула. «Но Моника права еще кое в чем».

– Лиза, – Лев Саныч обернулся к Роверто. – Понимаете, добыть произведение салактионского искусства полдела. Потом его придется пристроить. Вы сможете помочь?

– На Клиффшене – да. Но… – Элизабет нахмурилась и отвернулась.

– Что-то не так? – Лев Саныч заметил гримасу Роверто.

– Не так. Моника вас не любит.

Пилот и Элизабет последовали за роботом. Профессор поддержал Роверто за бедра:

– Каким словом назывались на Земле охотники за артефактами?

Элизабет, не оборачиваясь, ударила его по рукам:

– Конкистадоры.

И вылезла на крышу ангара.

Яркая звездочка возвращавшейся связной ракеты пересекла черную громаду второй Салактионы, зависла над головами и мягко, с шипением, приземлилась на платформу. Чарли спрыгнул вниз и остановился около ракеты, ожидая, пока корпус остынет. Абуладзе коснулся плеча Роверто и удержал ее на крыше ангара:

– Так что вам не нравится, Лиза?

– Ваша меркантильность.

Плечи профессора поникли.

– Прожили жизнь, а так и не поняли, что деньги – не главное.

– Легко вам так говорить.

– Вы ученый! – звонко заявила Элизабет, улыбаясь. – Загадка двух Салактион и ваша формула, способная ответить, что удерживает их вместе?

Профессор молчал.

– Что может быть возвышенней, чем прикосновение к тайне? К тайне мироздания!

Абуладзе не ответил, лишь тяжело вздохнул.

– Какие у вас цели, Лев Саныч? – тоном строгой учительницы спросила Роверто.

– Заработать денег, – буркнул профессор.

– Неправда! Деньги вам не нужны. Деньги нужны банку!

– Согласен.

– Профессор, а мечта у вас есть?

Абуладзе не ответил и пристально посмотрел в лицо Роверто. Глаза девушки светились азартом.

– Раскрыть тайну двойных планет! – вместо него ответила Элизабет. – Но согласитесь, если мы подружимся с местными, а они наверняка знают свою планету лучше нас, то вы легче достигнете обеих целей! Найдете если не гибсоний, так что-нибудь еще!

– Вы думаете?

– Уверена! – Элизабет встряхнула волосами. – Потому нам лучше сотрудничать! Мы – команда!

Цунами прилива оборвало разговор. Абуладзе и Роверто остановились у перил. Моника вышла из домика за приземлившейся ракетой, подошла к ним. С перекошенным лицом профессор смотрел на водоворот у опоры.

– Что случилось, Лев Саныч? – спросила Моника.

– Вот эти темные блики, Лиза, Мо, на самом деле какого цвета?

Моника присмотрелась:

– Зеленого.

– Мне тоже так кажется, – подтвердила Роверто.

– Зигрит? На высоте трех километров? Он должен был раствориться! Черт!

– Такого раньше никогда не было? – тревога профессора передалась Элизабет.

– Никогда! Две семьсот для него предел высоты.

Едва Абуладзе прикрыл за вошедшими дверь геостанции, настенный компьютер принял новое сообщение.

– Салактиона-1! Прием! Говорит, Норгекараван-74, капитан Коглер. Господин Абуладзе. Мы не получаем никаких сообщений. Ни ваших, ни со второй Салактионы. Мы считаем, что ситуация чрезвычайная, о чем сообщили на Хэнкессу. Мы больше не можем оставаться на орбите. Нам приказано возвращаться. Ждите корабль с помощью. В первую очередь спасатели полетят на «вторую», там больше народу и у них дефицит воды. Надеюсь, вы сумели спасти команду и пассажиров нашего шаттла. До встречи!

Кутельский сел в кресле профессора, последовательно согнул три пальца на левой руке:

– Сигнал бедствия шаттла раз и два, доклад Моники – три. Все сигналы из стратосферы. Может, это у «Норгекаравана» проблема со связью?

– Но с Хэнкессой они на связи? – Абуладзе печальными глазами посмотрел на девушек.

Мысль, мешавшая сосредоточиться, наконец, созрела. Профессор взял в руку ладонь пилота и загнул тому четвертый указательный палец:

– Первое сообщение Моника отправила, едва увидела аборигенов. И в этот момент в нее попала молния.

Кутельский, не моргая, уставился в глаза Абуладзе.

– Профессор, молния?

– Да! – Лев Саныч повысил голос. – Коллеги! Молния, одновременно обесточившая Монику, челнок на орбите и всю электронику здесь, не случайна. Кто-то отреагировал на встречу Моники с аборигенами, лишил нас связи и окутал планету неизвестным полем. Мы заперты. И уровень зигрита, похоже, повышается.

– И что? – воскликнула Элизабет. – Как вы формулируете задачу, профессор?

Абуладзе промолчал, потому Роверто ответила на свой вопрос сама:

– Мы должны найти того, кто запер нас на Салактионе и понять, почему?

Что-то горело. Чарли Кутельский никак не мог понять: снится ли ему это или происходит наяву. Пилот находился в том пограничном состоянии, когда грань между реальностью и иллюзией истончается, почти исчезает. «И все-таки… Чем так пахнет?»

Запах плавленых проводов проник в ангар, и Кутельский сел на раскладушке. Прислушался. Волны плескались о борт гидроплана, но за стенкой, в домике геостанции, что-то шипело. «Она же робот», – вспомнил Чарли, застегивая рубашку. Он представил себе жужжащие под кожей Моники механизмы, внутренне содрогнулся и направился к выходу из ангара.

Когда Чарли вошел в дом, Элизабет Роверто хлопотала у плиты спиной к нему, а Моника, сгорбившись, сидела перед верстаком, на котором в идеальном порядке стояли колбы с жидкостями и лежали крошечные куски породы. Моника смотрела в микроскоп, а рядом на стеклянной подставке крепилось что-то белое и круглое. Кутельский разглядел микро-разъем, подошел ближе и ахнул.

С подставки на него смотрел глаз Моники. Девушка оторвалась от микроскопа, взглянула оставшимся глазом на пилота: