Конечно, батальоны таковыми могли быть только по названию. Могли, и наверняка численно отличались в меньшую сторону от пехотных, но сложность задач, стоящих пред такими подразделениями, на порядок превышала таковую у обычных. В этом Юденич ни секунды не сомневался.

— А говорили «частное лицо», — генерал ехидно напомнил Михаилу разговор месячной давности. Одновременно, в этом ехидстве прозвучало заметная доля уважения.

— Действительно частное. Ни в одной армии я не состоял, но мною получены директивы на расширение границ откровенности.

Против такой аргументации «прапорщика», генерал достойного ответа не нашел, зато масштабу заграничных сил ЧВК был откровенно поражен. По слухам, ее численность достигала максимум двухсот бойцов. Не верить сейчас Самотаеву было глупо — генералу явно целенаправленно давали доподлинную информацию. Выводов напрашивалось два — люди стоящие за Самотаевым, прятать информацию умели, и отказываться от встречи не стоило.

— Спасибо, по возвращении с этой компании, непременно о себе напомню. Мне доложили, что медицина минимум на месяц не допустит вас до полетов, — сменил тему генерал.

Еще под Гатчиной Зверев заинструктировал Михаила требованиями особого отношения к здоровью военлетов, и даже добился назначения в первый воздухоплавательный отряд фельдшера. Поэтому, иллюзий на свой счет Миха не питал. Даже если в госпитале медики дадут добро, то в отряде к полетам не допустят еще долго. Ответ на реплику генерала был краткий:

— Я в курсе.

— В небе, наверное, красиво, — с легкой не то тоской, не то завистью начал генерал, — а на грешной земле солдаты воюют. Приказать не могу, но не согласитесь ли вы проинспектировать подготовку пластунов казачьих отрядов?

Самотаев понимал, что этим предложением Юденич решал две задачи — получал полезную информацию со стороны, и еще раз прощупывал «прапорщика», а точнее тех, кто за ним стоял.

От генеральской просьбы Михаил не отказался, но четко оговорил условие: инспекция пройдет без вмешательства в подготовку, а свои рекомендации Михаил передаст лично Юденичу.

Генерал согласился. Человека со стороны примут далеко не все, а вносить смуту в военное время — глупость несусветна, но от помощи, если таковая появится, просил не отказываться.

В конце разговора со стороны прапорщика прозвучала надежда, что на этом контакт с генералом не окончится. На первый взгляд, такое пожелание со стороны заурядного прапорщика звучало, как минимум, неуместно, но ведь и прапорщиком Самотаев был только номинально. Что характерно, Михаил и сам не понимал, зачем Зверев просил его эту мысль непременно вставить в разговор с Юденичем, и желательно в конце.

* * *

Время на анализ разговора с «прапорщиком» у генерала нашлось только через неделю. Первое впечатление не всегда самое верное, зато всегда полезное.

Рост выше среднего. В меру коренаст. Руки большие, сильные. По тому, как он входил, как двигался и садился, чувствовалась грация, присущая людям физически сильным и тренированным.

Глаза серые, спокойные. Взгляд без тени подобострастия, и без намека на высокомерие.

Во всем чувствуется удивительный самоконтроль и внимание к мелочам. Тогда же мелькнуло неосознанное ощущение: «Работать с таким подчиненным одно удовольствие».

Во второй встрече эта особенность подтвердилась — за весь разговор, Николай Николаевич ни уловил даже намека на нервическое состояние, и это при том, что генерал провоцировал собеседника на темпераментное отстаивание своей позиции. Все ответы были лаконичные и обоснованные. Без попытки затушевать недостатки или преувеличить достоинства.

А еще Юденич отметил правильную и компактную речь — никаких слов-паразитов и эканий. Мысль излагается точно, кратко и без повторов. В тоже время по массе мелочей, по морщинкам у глаз, чувствовалось, что прапорщик натура едва ли не артистичная. Такой за словом в карман не полезет — острое словцо выскочит мгновенно. Самоконтроль и артистичность — редкое сочетание.

Разговоры о русских наемниках в Никарагуа, Корее и в других местах, шли уже давно. Такую новость офицерская среда России пропустить не могла. Кто-то презрительно кидал: «Ничтожества, воюющее за деньги», но большинство относилось с пиететом: «Да, за деньги, но это русские добровольцы».

В печати периодически проскакивали совершенно невероятные истории о подвигах бойцов частной военной компании «Вагнер». Якобы так эта ЧВК себя называла, хотя официальных подтверждений этому никто не приводил. Зато разговоров, мол, Рихард Вагнер, принес в мир свою музыку, а что за «музыку» принесет ЧВК «Вагнер», ходило более чем достаточно. Кстати, и сама аббревиатура «ЧВК» все чаще мелькала на страницах журнала «Разведчик». Не отставали от «Разведчика» газета «Русский инвалид» и журнал «Военный сборник». Последние два издания являлись официальными вестниками Военного министерства и публикации о «Вагнере» шли в литературных рубриках. Исключение составил последний номер «Военного сборника», в котором о ЧВК впервые упоминалось в разделе «военная наука».

Истории о добровольцах подогревались «очевидцами». Чего стоили эти «очевидцы» Юденич до конца осознал после общения с «прапорщиком». Это как же надо исхитряться, чтобы сохранить в секрете подлинное количество сил!? И это при том, что нигде так не болтают, как на войне.

В России этой ЧВК как бы и не было, а о стране, приютившей у себя наемников, ходили самые причудливые слухи. Кто-то намекал на Францию, кто-то на Аргентину, но все это было не конкретно, без ссылок на документ о месте регистрации. Аналогично обстояло дело с руководством. Кто эти люди, оставалось тайной. Ходили разговоры, что в части стрелковой подготовки «Вагнер» связан с базами Стрешара. Но это естественно — Стрешары лучше всего подходили на роль полигонов.

Зато сегодня прозвучал намек — «Вагнер» имеет какое-то отношение к Звереву. Или наоборот? Прямо об этом не говорилось, но из контекста следовало.

Анализируя сейчас информацию, Николай Николаевич не мог отделаться от впечатления, что кто-то ненавязчиво дирижировал информацией в печати. Если прошлые публикации в основном касались оружия «Механика» и, мягко говоря, несерьезных рассказов о приключениях бойцов «Вагнера», то с недавних пор статьи начали разбирать роль ЧВК и особенности ее действий.

Сегодня из уст прапорщика прозвучало пожелание продолжения контактов. Прапорщик делает предложение генералу. Было о чем задуматься.

Ноябрь 1912 г. — февраль 1913 г.

Сегодня Таврический дворец заполнен до отказа. С хоров торжественно звучит «Боже царя храни». Все стоят. Еще бы, пятнадцатого ноября 1912 года происходит открытие IV Государственной Думы!

В зале все 442 депутатов. На галерке репортеры. В правительственной ложе председатель совета министров — Владимир Николаевич Коковцев. Совсем скоро он огласит волю Императора. После чего Думу напутствует старейший депутат нового созыва и председатель прежнего. Они сейчас в президиуме.

Потом пройдут выборы председателя и на этом повестка первого заседания, будет исчерпана.

Будущий председатель известен, это октябрист Владимир Михайлович Родзянко. Он руководил прежней думой и никому особо не насолил. Фигура несамостоятельная, но всех устраивающая. Про него часто говорят: «Вскипел Бульон, потек во храм». За зычный голос его дразнят «барабан», а за грузную фигуру «самовар». Родзянко поддержат трудовики и кадеты с октябристами. Этого достаточно. Настоящий лидер у октябристов Гучков, но он предпочитает оставаться в тени.

Бодаться с Владимиром Михайловичем не сложно, его легко спровоцировать на опрометчивые высказывания, а в сложной обстановке он теряется. Последние годы Самотаев частенько замечал — при анализе он пользуется терминологией Зверева. Аналогично используются зверевские прибаутки.

Основная рубка за влияние в Думе начнется позже. Надо будет выбрать двоих товарищей председателя, секретаря и пятерых его товарищей. От этой «восьмерки» во главе с председателем будет зависеть очень многое.