Конечно, вместо грозной аббревиатуры местный олигарх услышал спич о родном третьем отделении, но хрен редьки не слаще.

В том же ряду стояло требования всеобуча, отмена сословных привилегий и национальных ограничений. Не сразу, но непреклонно, и никаких прав на самоопределение наций.

— В империи все равны, и кто с этим не согласен, тот враг народа без права переписки. Жестоко? — Федотов дерзко посмотрел в глаза самого богатого человека империи, и сам же подтвердил. — Да жестоко, но в противном случае кровищи прольется в десятки раз больше, и без мощной партии такого не провернуть.

— Вы надеетесь на успешный переворот? — Федотов впервые увидел искреннее изумление в глазах Второва.

— Какой переворот, Николай Александрович, бог с вами! Сегодняшние болтуны все перевернут с ног на голову без нас.

* * *

С семи лет глядя на покупателя из-за прилавка отцовой лавки, Второв научился безошибочно распознавать людей. Этот простофиля, ему сам бог велел всучить товар с гнильцой. Этого обвести трудно, но можно, а к типу с цепким взглядом надо отнестись со всем уважением. Бесконечная игра с людьми захватила на всю жизнь, и ошибок с наймом приказчиков он практически не совершал, тем более с управляющими своих многочисленных предприятий.

С Федотовым Николай познакомился через Александра Коновалова. Практически его одногодка, коренастый, с шевелюрой тронутых сединой темных волос, новоявленный миллионщик простофилей не выглядел, но и привычного шарма акулы делового мира в нем не было. С первых фраз Федотова Николай почувствовал, что с легкостью переиграет будущего компаньона. Предложенное дело сулило солидную прибыль, и то, как легко Федотов согласился отдать контроль над предприятием, только подтвердило первоначальный вывод, но дальше нашла коса на камень. Ни аргументы, ни риск потерять компаньона не действовали ни в малейшей степени. Зато условия, касающиеся отпуска металла фирмам его визави были сформулированы с величайшей тщательностью. Только теперь Второву открылось — основной задачей его партнера было гарантированное получение стали. Посетовав, что сразу не разобрался, Второв подивился, с чего это черный металл может стать дефицитом, и как такое можно просчитать на десятилетие вперед.

Была в Федотове какая-то неправильность. Нет, не в плане риска быть обманутым. Просто он был другой. Первое, что поразило Второва, это отсутствие даже намека на раболепие к сановным фигурам. И как бы в противовес бросилось в глаза отношение к Федотову со стороны инженеров КБ. Никто не вскочил, зато каждый бросил приветственный взгляд или кивнув, тут же погружался в свою работу, а у одного молодого сотрудника в углу чертежа красовался шарж на проходившего мимо директора. По тому, что рисунок не исчез, а Второв при возвращении намеренно обратил на это внимание, такое было в порядке вещей.

Поразила легкость, с которой Федотов делал заключения о целесообразности вложений в то или иное техническое начинание.

Для проверки Николай сделал предложение, обещающее скорый успех. Из тех, которым сам едва не занялся. Прикинув, Федотов, что называется мимоходом, разразился одним из своих каламбуров: «Этот ероплан не взлетит». Второву даже показалось, что компаньон разгадал его замысел, но на вопрос: «почему», практически слово в слово повторил мнение экспертов. И это при том, что нанятые специалисты работали над этой задачей месяц.

Вот и сегодня, Федотов дал удивительно емкие характеристики всем политическим партиям. По его мнению, правые в принципе не понимали грядущих перемен и поэтому были обречены на сокрушительное поражение. По-настоящему последовательной защитницей пролетариев была только РСДРП, но ей от Федотова досталось больше всех. Все так, и в тоже время Второв не мог отделаться от ощущения особого пиетета его компаньона к этим экстремистам. А на вопрос, не мог бы Федотов обосновать столь пессимистичную оценку в случае начала европейской войны, прозвучал ответ:

— Для начала рекомендую прочесть Блиоха, «Будущая война», а в ближайшее воскресенье могу показать некоторые заблуждения автора.

Естественным образом всплывал вопрос — почему при таких знаниях и деловом чутье, Федотов лишь недавно занялся делом? Свой вопрос Второв оставил при себе — вторично выслушивать сентенцию: «Зачем задавать вопрос, если не знаешь, что будешь делать с ответом», ему не хотелось.

Когда надо Федотов реагировал жестко, но иногда его реакции были чересчур либеральны. Вспоминая минувший разговор, вновь удивился оценке, данной Коновалову: «Саша человек исключительно ответственный и только поэтому продолжает родительское дело, но его душа хочет спасать Россию». Так Федотов объяснил тягу Александра к просиживанию штанов в Госдуме.

Как это ни странно, но ответ на вопрос о реальной цели создания СПНР прозвучал без всяких экивоков. Точно так же прозвучало о стрешарах: «Угадали. На поверхности нажива, в глубине силовая поддержка. Кстати, советую озаботиться. Потом будет поздно».

Никаких скоропалительных выводов Второв предпринимать не собирался, но идея заставить Россию яростно трудиться ему импонировала. Самое интересное, что последние годы он буквально кончиками пальцев ощущал изменение динамики промышленного мира. Порою ему виделся прекрасный и могучий зверь, что сладко потягиваясь, вот-вот скинет с себя оковы и стремительно ринется вперед. И если он не ошибся в своих предощущениях, то идеи новых социалистов падут на благодатную почву.

До Владимира охотники возвращались в санях, а дальше Федотов предложил Второву проехать на его авто, которое он называл джипом. Именно так, с прописной буквы, значит это класс машин-вездеходов.

Весна 1913 — начало 1914 г.

В мире постоянно происходят события случайные или малопонятные. Среди таких, может оказаться неожиданно свернувший на проезжую часть пешеход, или забурившийся в чащобу грибник. Пешехода непременно обматерит кучер, а потерявший кошелку грибник, скорее всего, выберется из леса. Конечно, такие истории не всегда заканчиваются благополучно, и тогда о несчастье появляется заметка в местной хронике. Или не появляется. Мест, где газет еще нет, полным-полно. Вот и не попало в газеты ни одно сообщение, что с начала лета 1913-го года какие-то люди присматривались к железным дорогам на западе империи. Справедливости ради, надо заметить, что и сами эти люди привлекать к себе внимание не торопились. Представьте себе пару мужчин самой заурядной наружности, проехавших от Варшавы до Пскова. Время отправления они выбрали утреннее, и весь день задумчиво посматривали в окно. Они не молчали, но ничего особенного их случайные попутчики не услышали, ну, а то, что высокий делал пометки на полях книги, так мало ли что он там себе вычитал и хотел отметить.

Потом эта пара, имеющая предписание на осмотр дистанции пути Гродно-Белосток, от товарищества, что недавно выиграло конкурс на проведение этих работ, неспешно двинулась в обратный путь. До них путь уже осматривался, и сейчас мастеровые уточняла только состояние некоторых проблемных участков.

Вернувшись через Гродно до местечка Немейщизны мастеровые пешим ходом попылили вдоль полотна Петербурго-Варшавской железной дороги до станции Кузница. Если верить стоящим вдоль чугунки километровым столбам, пеший путь составил всего двенадцать километров, или, как по традиции говорили в империи, двенадцать верст. Что касается наименований мер длины, то тут все как раз понятно. Метрическая система была допущена к применению в необязательном порядке законом от 4 июня 1899 года к километрам российский люд не привык. Непонятен был интерес путников к этому извилистому участку пути, особенно у станции Бокуны, где дорога перепрыгивала через речушку Лососинку, и у крутого поворота тремя верстами не доезжая Кузницы.

У моста «железнодорожники» сначала долго высматривали, нет ли вокруг местных, а дождавшись прохождения очередного состава, принялись осматривать деревянную опору. Если бы кто прислушался к их разговору, тот бы понял — мастеровые соображали, как бы половчее заменить тронутое гнилью бревно. Прикидывали, какой для этого понадобится инструмент, и какими силами можно обойтись.