– Ой! – она махнула ладонью, предварительно освободив эту руку от ложечки, при помощи которой вкушала то одно, то другое варенье. – Да на всё! Куда ни кинь, всюду клин с этим бюджетом. Не спускают, а сами требуют: то колодцы у них обрушаются, то кровля на школе протекает, а то, вишь ты, вот недавно распоряжение пришло борщевик по обочинам ликвидировать. По обочинам! Тут про сами дороги некогда подумать, а им обочины подавай! Хотя, правду сказать, борщевик этот совсем замучил: метра на два вымахал повсюду, всю траву хорошую забил, скотине выпасу совсем не осталось, а его самого, борщевика этого, скотине никак нельзя – отрава, да она и сама его не станет, сама скотина-то.

– А я помню, бабушка из него в нашем детстве борщ как раз варила, не из свёклы, а из его – помню, посылала нас листочки помоложе сощипать, за огородом он у нас рос, и ничего не было, а теперь вот говорят: ядовитый. Даже до смерти иногда, говорят, – подала голос Люська. – Прям вредительство какое-то. А так-то он у нас и теперь растёт, но в суп-то что-то боязно: вдруг правда ядовитый? Я для зелени другой какой листочек заправляю – по весне сныть хорошо, потом щавелёк подрастёт, глядишь, а летом-то уж когда совсем – и хренок, бывает, в дело идёт, черешки от листвы его. А борщевик-то этот – что-то боязно стало.

– Да и у нас в доме варили – мама, помню ещё, – подхватила замша, – и ели, ничего не делалось. А теперь вот, поди ж ты! Агроном один по телевизору объяснял, я смотрела: мутация, говорит, с этим борщевиком произошла. А отчего мутация-то эта, толком-то не сказал: одни, говорят, говорит, – учёные тоже – от ядохимикатов, гербицидов даже, сказал, а другие – всё же от радиации больше. Радиация-то с нашего-то детства, поди, и вправду подросла.

– Безусловно! – весомо произнёс с места Валерий Дормидонтович.

– Ты в сторону-то не уводи, мутация! – Генка вложил в последнее слово максимум своего отношения к власти в лице заезжей её представительницы. – Знаем, проходили – и мутацию вашу, и мелиорацию, и всё! Училка нашлась! Ты на вопрос отвечай, какой тебе поставлен: на что вы ещё бабки с народа сговорились потянуть? А то – мутация!

Замша с большим удовольствием на лице облизнула последнюю ложечку черничного, прихлебнула чайку и, приветливо улыбаясь, спросила у бывшего редактора:

– Это кто ж у вас такую вкусноту варит – неужели сами?

– Супруга, – не менее весомо, чем в предыдущий раз, молвил Валерий Дормидонтович.

– А-а… Наезжает, значит? – с пониманием на лице уточнила Надежда Николаевна и, не дождавшись ответа на свой чересчур уж риторический вопрос, обернулась к Люське: – А ты-то варишь чего?

Видно, столь демонстративно пренебрежительное отношение к высказанной им позиции окончательно взорвало Генку.

– Суп она из хрена варит – тебе ж объяснили! Как в голодуху вашу советскую! Только тогда у вашего брата таких машин не было, чтоб у нас слюна посильнее текла, на вас глядя! Вы тогда больше ревóльвером стращали да пулемётом с тачанки! – Генка задохнулся, потерял мысль в её дальнейшем развитии и на секунду запнулся.

Надежда Николаевна мастерски воспользовалась паузой:

– Люсь, ты ему опохмеляться сегодня давала, что ль? А то я смотрю, он боевой больно – как не подлечился будто. Нехорошо, подруга, мужика-то так мучить, грех. Налей ему, что ли. Так вот, извините – имени-отчества вашего не знаю пока, – повернулась она в мою сторону, – бюджетное распределение вдоль вертикали власти пока в работе – некоторые недочёты пока ещё не устранены окончательно – можно даже сказать, что имеется определённый перекос в сторону верхних её звеньев. Ну это – между нами. Проблема видна на всех уровнях, – она чуть вздохнула, – я хочу подчеркнуть: на всех уровнях. Видна и решается. Но пока жизнь не стоит на месте, жить-то всё-таки надо. Это же все понимают. Ну почти все, так скажем, – она коротко и строго взглянула на Генку. – Вот исходя из этого, мы и решили с вами посоветоваться: может быть, нам по чуть-чуть скинуться, пока вопрос решается, и порешать самое неотложное хотя бы.

– А что самое неотложное видится? – постепенно овладевая её лексической манерой, но при этом вполне вежливо спросил я. – Первоочередным – на краткосрочную перспективу?

– Так вот я уже назвала частично, – она ещё приосанилась, – ну а кроме перечисленного выше следовало бы упомянуть ещё вот хотя бы благоустройство кладбища – оно же пополняется год от года, опережающими, я бы сказала, темпами, а зайти на него просто стыдно – вот я маму, например, иной раз захочу навестить, а что-то прямо ноги не идут, как представлю, что там увижу: мусор, грязь, оградки повыдернуты на металлолом, грех сказать: кресты местами – тоже. Это, думаю, цыгане или таджики – им, басурманам, крест наш нипочём, у них Аллах-акбар один, а кушать всё равно хочется – работы-то нет почти, а кушать надо, да и семьи дома, в Таджикистане, я имею в виду, да и не только – понять можно. Понять, но не оправдать! Вот они, я полагаю… Да и не я одна, между прочим. А скорее – цыгане. Может, конечно, и бомжи какие наши из района, на них ведь тоже креста нет, а металлолом в цене. Потом – уличное освещение: ведь вечером на улицу не выйдешь – страх! Или боишься, что пристукнут по темноте, или что ногу в колдобине сломишь. Вот и это – тоже: щебёночки ямки подзасыпать задаром ведь никак. Платить надо, а из каких платить? Конечно, есть и ещё, но, полагаю, вот это наиболее неотложнейшее, если на ваш вопрос, – она ободряюще улыбнулась, видимо, чтобы я не очень робел.

Я так и сделал:

– Уваровка, мне помнится, большое село – человек триста проживает?

– Проживало – лет десять ещё тому, а теперь уж – сто тридцать девять всего и осталось, переместились многие: кто в город подался, кто на погост, а новых столько не нарожали. Да и не столько не нарожали – так, один-два в году, если кто сподобится. Даже капитал этот материнский не подействовал. Он мне – тут одна инспектор из области приезжала, на Кавказе сильно подействовал, а у нас вот нет – не прижилось. Ну это, конечно, строго между нами, – она доверительно взглянула на всех, включая Генку.

– Вымирает Россия, – резюмировал Валерий Дормидонтович.

– Но всё равно, – продолжил я не робеть, – сто тридцать девять – это не трое-четверо, как у нас тут. Вон ещё в Авдеевке – двое, в Косырях, я слышал, – семеро целых. В остальных вроде бы пусто.

– Ну почему? Зачем вы так говорите? В Теплыньке у нас сорок восемь человек населения проживают, в Гнутищах – пятнадцать или шестнадцать, не знаю, баба Вера жива, что ль, – говорили, плоха больно. Да и в Васильках – пятеро целых пока наблюдаются. Ну да: в остальных двадцати опустело за последние годы, но всё же не везде. Да и у вас тут – за болотом-то, в Драчёвке пасечник, я слышала, завёлся – из города какой-то, дай Бог ему здоровья. Так что местами, можно говорить, и прирост наблюдается. Неестественный, правда, но какой есть, и на том спасибо.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.