— Кристабель. — Берн осыпал горячими поцелуями ее глаза, щеки, шею. — Господи, Кристабель…

Он двигался внутри ее все неистовее. Скользнув вниз, его рука нащупала ту самую чувствительную точку и ласкала ее до тех пор, пока Кристабель не начала падать, падать… падать… прямо в ад вместе с самим Князем Тьмы. Мужчина, у которого нет души, овладевал ее телом настойчиво, безжалостно, заполняя собой ее всю — каждую жилку, каждый мускул, каждый орган, пока Кристабель не перестала понимать, где кончается она и начинается он.

Вот теперь она действительно пропала. Ей мерещилось, что адское пламя опаляет лицо, а в воздухе пахнет серой, но этот запах казался ей слаще аромата роз. Господи, помилуй ее! Ей не важно, куда увлечет ее Берн. Пусть она сгорит в этом пламени, а дьявол украдет ее душу. Ад с Берном слаще, чем небеса без него.

— Будь ты проклята, детка! — задыхаясь, прошептал Гэвин. — Кристабель… милая… девочка… моя… моя… моя!

Наверное, это голос дьявола, требующего ее душу.

— Мой… мой… Берн… ты тоже мой… — вторила ему в ответ Кристабель.

Гэвин лежал на спине, уставившись на вышитый полог кровати и боком чувствуя горячее тело Кристабель, прильнувшее к нему. Он все еще не мог справиться со сбившимся дыханием и бешено колотящимся сердцем. И напряжение последних минут было не единственной тому причиной.

Другой причиной были невероятные вещи, в которых Кристабель заставила его признаться. Неужели эта безумная исповедь ревнивца действительно прозвучала из его уст? И ведь он даже не лгал, чтобы заполучить эту женщину. Нет, каждое слово было чистой правдой. Черт побери эту вдову! Черт ее побери!

Многие любовницы использовали подобные моменты в постели, чтобы добиться от Гэвина чего-нибудь: украшений, подарков, заманчивых путешествий. Но ни одной не нужно была заглядывать к нему в душу. И надо признаться, ни одной не удавалось превратить его в ревнивца, готового задушить человека лишь за похотливый взгляд, брошенный в ее сторону.

Так что же все-таки с ним случилось? С таким же успехом он мог вскрыть себе грудь и на ладони предложить ей свое сердце: «На, бери его, милая, копайся в нем на здоровье». Этой вдове Хавершем недостаточно его тела. Ей надо заполучить его всего. И если он не будет осторожен, то легко может превратиться в одержимого безумца.

Слегка повернув голову, Гэвин взглянул на Кристабель, и его злость сразу же испарилась. Она ничуть не походила на коварную соблазнительницу, задумавшую уничтожить его. Ее лицо было спокойным, счастливым и уже немного сонным, и больше всего Кристабель напоминала сейчас мирно спящего котенка, свернувшегося клубком.

Похоже, дела Берна действительно плохи. Потому что он точно знает, что готов повторить все те слова, которые произнес под давлением Кристабель, чтобы снова увидеть это выражение на ее лице. И видеть его каждое утро, едва проснувшись. И каждый день любоваться ее сияющей улыбкой.

У Гэвина перехватило дыхание. Что же сотворила с ним эта женщина? И не дай Бог ей догадаться об этом! Потому что в таком случае, не успев моргнуть глазом, он окажется ее мужем и отцом кучи орущих ребятишек…

— Черт! — Гэвин резко сел в кровати. — Как же я мог позабыть о нем?

— Позабыть о чем? — встревожено спросила Кристабель.

— Все равно уже поздно. — Берн опять откинулся на подушку и привлек Кристабель к себе на грудь. — Я забыл о «французском письме»[2], моя милая. — Еще одна вещь, которая никогда не случалась с Гэвином раньше.

— Ничего, — сказала Кристабель чуть слышно, — наверное, это не страшно. Я, кажется, все равно не могу иметь детей.

Совершенно неожиданно для него самого у Гэвина при этом известии перехватило дыхание.

— Почему?

— Я ни разу не беременела за все годы замужества. Наверное, я бесплодна.

— Откуда тебе известно, что дело не в твоем муже?

— Доктор сказал, что мужчины не бывают в этом виноваты.

— А что еще он мог сказать? — усмехнулся Гэвин. — Если мужчина может быть бесплоден, то, не дай Бог, женщины начнут бросать своих мужей, от которых не могут родить, а этого никак нельзя допустить. Но для того чтобы родить ребенка, нужны два человека, значит, любой из двоих может быть виноват в том, что это не получается. Простая логика.

— А тебе кажется, что логика все объясняет? — спросила Кристабель.

— Да. И поэтому с этого момента мы будем пользоваться «французскими письмами». А ты на всякий случай используй еще и губку. Я не люблю рисковать. Понять не могу, как я забыл. — С иронической улыбкой Гэвин взглянул на спутавшиеся волосы Кристабель. — Вот что случается с мужчиной, когда ему долго приходится обходиться без женщины. Он теряет способность логически мыслить.

— Тогда понятно, почему ты всегда так безупречно логичен, — ответила Кристабель, бросив на Гэвина косой взгляд. — Наверное, тебе никогда не случалось обходиться без женщины больше одной ночи.

— Мне неделями случалось обходиться без женщин, — возразил Гэвин с непонятным раздражением. — Между прочим, моя жизнь проходит не только в спальне.

— В это трудно поверить, взглянув на гостей лорда Стокли. Сколько в этом доме твоих бывших любовниц? Две? Три? Десять?

— Четыре, — неохотно признался Берн.

Кристабель провела пальцем неровную линию по его голой груди и несмело спросила:

— А… леди Кингсли? Что ты скажешь о ней? Гэвин помрачнел:

— А что тебе сказал Стокли? Знаю, что-то он успел наболтать.

— Он сказал, что ты хотел на ней жениться, а она отказала тебе. — Кристабель понизила голос: — А еще сказал, что ты охотился за ее приданым.

— Вот дрянь! Это очень похоже на него: рассказать только часть правды. Мне никогда не нужно было ее приданое.

— Возможно, он не так понял. Он говорил, что об этом ему рассказала сама леди Кингсли. А может, она все не так поняла. Естественно, если тогда ты только основал свой клуби…

— Если Анна сказала, что мне были нужны ее деньги, то солгала. Мой клуб уже тогда приносил неплохой доход, и она это знала. И то, что она отказала мне, тоже неправда. Сначала, во всяком случае, все было не так. Мы были помолвлены. Тайно. Я уже подготовил все для того, чтобы мы могли сбежать, и она сама хотела этого. — Гэвин скрипнул зубами, вспомнив все, что чувствовал тогда. — А тут как раз появился великолепный лорд Кингсли, семья надавила на Анну, и она приняла его предложение. А нашим планам пришел конец.

Слова Гэвина были исполнены горечи. Кристабель положила руку ему на плечо, словно старалась утешить.

— Ты любил ее, да?

Гэвин неопределенно пожал плечами:

— Я был молодым идиотом. Наверное, я действительно считал, что влюблен.

— И она тебя любила. И до сих пор любит. Мне кажется, она сейчас жалеет, что послушалась родителей и предпочла тебе Кингсли.

— Если так, то это глупо.

— Почему? — удивилась Кристабель.

— Этот мир создан для мужчин. Женщины могут чего-нибудь добиться, лишь удачно выйдя замуж. Я никогда бы не смог дать ей того положения, которое она получила, став женой Кингсли. Она была бы просто миссис Берн, женой незаконнорожденного ирландца. А сейчас она леди Кингсли, жена ирландского лорда.

— Какое это имеет значение? — недоумевала Кристабель.—Вы любили друг друга, а для женщины любовь должна быть превыше всего.

— Тебе-то, кажется, это не принесло особого счастья? — Кристабель посмотрела на Гэвина так, словно он ее ударил. Берн мысленно выругал себя за свой несдержанный язык. — Прости, детка, я зря это сказал.

— Почему же? Это правда. — Кристабель отодвинулась и легла, повернувшись к Гэвину спиной. — Я любила Филиппа, а он растоптал мою любовь. Наверное, ты прав.