Подруга открыла дверь так быстро, словно за ней стояла. На ней был прозрачный кружевной пеньюар в пол, под ним просвечивало алое бельё. Девушка кокетливо улыбалась и часто дышала. Не удержавшись, я без лишних слов обнял её, и вскоре мы оказались в её спальне на шёлковых простынях. На какое-то время я наконец-то расслабился и обо всём позабыл. Затем послал Алевтину на кухню за лёгкой закуской и кофе, но, не дождавшись, задремал.

– Отпусти меня-я-аааа! – хрипела девушка.

Я очнулся. На лице Алевтины был след от пощечины, пеньюар разорван, а мои руки гневно сжимали её шею. Я совершенно не помнил, что произошло. Всё было замечательно. Я послушно отпустил подругу, она тут же отползла на другой конец кровати и громко зарыдала.

– За что? – всхлипывала она.

– Прости меня, – забормотал я, – Наверно, мне что-то приснилось. Я ничего не помню, – совсем еле слышно добавил я.

– Ты накинулся на меня, ударил! – плакала Алевтина.

Тут я заметил валяющиеся на полу поднос, разбитую тарелку, чудом уцелевшую чашку, разлитый кофе и разбросанную еду.

Меня посетила неприятная мысль, не схожу ли я попросту с ума.

Всё моё тело словно охватило огнём. Боль была нестерпимой, но уже не локализованной в районе тату, а пронизывающей весь организм. В голове возникла лукаво улыбающаяся Ирина, её голос внутри меня ласково пропел: «Ты мой. Прежде чем посетить своих подружек, подумай, чем они могут за это расплатиться. Это только предупреждение, цветочки. До скорой встречи!»

Ещё раз пробормотав рыдающей Алевтине: «Прости!», я поспешно покинул дом подруги. Оказалось, я проспал всю ночь и было прекрасное нежное утро, с которым мало гармонировало моё перекошенное лицо. Я досчитал до десяти, нисколько не успокоился, и набрал Ирину. Она ответила сразу, словно ждала моего звонка.

– Что происходит? – рявкнул я.

– Рада слышать, – промурлыкала дьяволица, – как самочувствие? Голова не болит?

– Что ты сделала со мной?

– Ты знаешь, как действует пикосекундный лазер? – Ирина, как и я, ответила вопросом на вопрос.

– Ну… Пигмент разбивается на частицы, которые потом выводятся из организма.

– Верно, милый. Теперь я могу воздействовать не только на место нанесения тату. На всего тебя. Совершенно спокойно управлять тобой, как мне вздумается. Только вот… Частицы тату не покинут твой организм. Никогда.

В голову ударили тысячи молоточков, затем боль стала возникать в самых разных местах тела попеременно, словно тысячи маленьких иголок вонзались в меня. Не выдержав, я взвыл от боли. Меня тут же отпустило, а Ирина рассмеялась:

– Расслабься, малыш. Это просто демонстрация. Слушайся и всё будет пучком, больно больше не будет.

– Что ты хочешь?

– Да ничего особенного. Многого не потребую, не волнуйся. Позволю жить своей жизнью. Лишь иногда будешь выполнять… мелкие поручения.

– Приносить тебе и любовникам вино в спальню?

– «Хоботов, это мелко», – процитировала Ирина известный фильм, – жди инструкций, дорогой.

Она скинула звонок. Я в ярости набрал номер снова, но в ответ услышал только длинные гудки, враг на том конце не считал нужным отвечать.

Решение проблемы в лоб – уничтожение магического символа – не помогло. Следуя логике, следовало искать специалиста, который помог бы в моей беде. Но было одно «но». До того, как я так красиво вляпался в эту историю, я считал все оккультные сферы мракобесием и средневековьем. Мне очень нравилась мистика, но только на большом экране в кинозале. Моё мнение разделяло большинство моих друзей. И как найти этих самых специалистов, я понятия не имел! Не по рекламным объявлениям же, в самом деле!

И тут меня осенило. Бабушка! Ну конечно! Милая бабушка с рассказами про сглазы, злых людей, рассыпанную соль, чёрных кошек. Я даже припомнил, что в глубоком детстве она водила меня к какой-то старушке то ли заговаривать ячмень, то ли «отливать испуг». Как именно, я помнил плохо, кажется, что-то выливала в кастрюльку у меня над головой. Зато в память врезалось, что на обратной дороге бабуля покупала мне мороженое. Пломбир.

Бабушка была дома и очень обрадовалась моему приходу. Пока она суетливо хлопотала на кухне, ласково сетуя, что я предупредил о своём визите всего за полчаса, и она поэтому не успела сделать пирожки, я мучился, не зная, как приступить к расспросам. Рассказывать свою историю я не собирался, чтобы не растревожить ранимую бабулю. Возраст, сердце…

– Недавно вспоминал, как ты водила меня в детстве к своей знакомой…, – я замялся, не зная, как правильно именовать старушку-«специалиста», – ведьме.

Бабуля искренне рассмеялась:

– К Агриппине Тихоновне? Да какая она ведьма. Молитвами лечила, травками. Шепотками народными. Денег не брала, благодарили, кто чем мог. Бескорыстная женщина, Царство ей Небесное!

– Умерла она? – дрогнувшим голосом спросил я.

– Померла. Уж десять лет прошло, – вздохнула бабушка, – как время летит. Кажется, ещё вчера я была в твоём возрасте.

Она заговорила о былой красоте, поклонниках, смешливых подружках и ценах на докторскую колбасу в СССР, но я уже не слушал. Ещё одна ниточка оборвалась. Стараясь, чтобы увлекшаяся воспоминаниями бабуля не увидела моего разочарования, я навесил на лицо милую улыбку любящего внука.

– Ага, сразу заулыбался, – с удовольствием заметила старушка, – это ты ещё не видел, какая она красавица! И скромная!

– Кто, бабуль? – я попытался поймать ускользнувшую нить разговора.

– Да Ниночка же, внучка Агриппины. Встретила её давеча, разговорились. Всё там же живёт, одна. Вежливая такая, милая, одета скромно, не то, что нынешняя срамота. На чай меня приглашала! А я сразу подумала: вот бы моему Серёже такую невесту. А то всё один да один. Не век же тебе бобылём куковать!

– Баб, да я не один.

– А, говорила мне мать твоя. Однодневки твои не считаются. Хорошую надо девушку, скромную, хозяйственную. Чтобы о семье будущей думала, готовилась матерью стать. А не по клубам шастала, пила да курила.

– Баб!

– Что?

– Да есть у меня девушка, есть.

– Что ж не приведешь? С матерью хотя бы не познакомишь?

Я скрипнул с досады зубами. Именно из-за таких разговоров я ограничивал посещение родственников. Бабуля продолжала гнуть свою линию, ругая «однодневок», мою непутевость и превознося достоинства Нины.

– А то, что людей она принимает, как все в её роду, так это благо, а не недостаток, – вдруг донеслось до меня ворчание моей милой родственницы.

Людей принимает! Таинственная Нина продолжала дело Агриппины Тихоновны. Так это же всё меняет.

– Бабуль, – мой голос дрогнул, – а может мне и правда познакомиться с Ниной?

– Не шутишь? Да славно было бы, славно, – обрадовалась старушка, – и я была бы на старости лет спокойна, а уж мать как рада!

– Да-да, так как это сделать?

– А я позвоню ей сейчас. Она жаловалась, что помочь по дому некому, мебель всё мечтает переставить. Как раз и поможешь, и познакомишься.

Я снова скрипнул зубами. Какая-то беспомощная, инфантильная эта Нина. Ну вызвала бы «мужа на час» и переделала все дела, чем ныть малознакомым людям, что помочь некому. Может она и в «своём» деле такая же неумеха? Но в моём положении привередничать не приходилось.

А бабушка тем временем уже набрала номер:

– Ниночка, – засюсюкала она, – дорогая. Тут внучок мой зашёл, Серёжа. Помнишь, говорила о нём? Он мог бы забежать к тебе на неделе, помочь с мебелью.

– Сегодня. Сейчас мог бы забежать и помочь! – громким шёпотом вмешался я.

– Сейчас хочет зайти, нетерпеливый, – послушно повторила бабуля, выслушала ответ и засмеялась, – удобно, удобно. Сейчас отправлю к тебе.

Следующие полчаса я ёрзал на стуле и пил чай с бутербродами, от которых отвертеться не удалось. Мне не терпелось отправиться к таинственной Нине, на которую я возлагал большие надежды. Наконец-то, выслушав все напутствия и советы, я вышел от бабули, сжимая в потной ладони бумажку с адресом, собственноручно написанным милой родственницей (моим заверениям, что я запишу в телефон, она не поверила, объяснив, что на бумаге – «оно надёжнее»).