В хижине стояла духота. Пона сдвинула свечу, накрылась одеялом только по пояс и уставилась в окно. Смотрела на месяц. Ей показалось, что он надсмехается над ней. Она положила ладони на живот и почувствовала неладное. В ее чреве вязался новый плод. Этот ребенок был крепок, он хотел появиться на этот свет. Пона знала, что на этот раз не станет избавляться от малыша. Вот что предрекало ей небо, вот какие перемены ждали ее. На сердце снова стало щемяще холодно. Пона отвернулась к стене и зажмурилась. По щекам покатились горячие горошины слез.

Дребезжащий перезвон, доносившийся издалека, во сне казался отголосками песни. На деле же это были удары главного колокола. Миранда открыла глаза. Нашла возле себя Мери и уже привычно сняла с ее груди налипшую солому. Молочная мать тяжело дышала. Девушка поцеловала сухие губы старушки, проверила, что вода в блюде еще есть и встала. В женском бараке было безлюдно. Она вышла во двор, стянула с плеч платье, оголив грудь и живот, и принялась обмываться на скорую руку. В общем корыте воды было на дне, но девушку это нисколько не смутило. Она зачерпнула в ладони и обдала себя. Под косым солнцем вода прогрелась ровно настолько, чтобы не чувствовать ее на своем теле.

Обтираться насухо было некогда. Звон колокола означал общий сбор у дверей хозяйского дома. Ронон не часто собирал у себя рабов, с последнего такого сигнала прошло больше пяти лет. В тот день на плантацию привезли новых рабов. Ронон называл их стадом голов. Действительно, их было не мало, все они выглядели изнуренными и напуганными. Всем на вид не больше четырнадцати. Тонконогие, большеголовые, с утопленными в череп глазницами. Один Бог знает, через что пришлось пройти этим детям.

Миранда шла к усадьбе. Вся округа заполнилась людом и гулом. Рабы спорили о причине общего сбора. Один голос в толпе выделялся, он скрипел как старое сухое колесо. Она легко узнала его, кто же не знал старика Хосео? Он никак не мог угомониться, вколачивал собеседнику, что этот сбор не к добру. Делал он это с завидным упорством. Округлял глаза, вскидывал руки к небу, выкрикивал бессмысленные фразы. «Кого-то сегодня вздернут! Вот хоть тебя!». Он тыкал пальцем в случайного человека и хрипло хохотал. На Хосео поглядывали, внимая словам «пытки» и «убийства», но быстро отводили головы. Женщины безутешно вздыхали.

Миранде не было дела до причин сбора. Она не знала, что им скажет Ронон и, чем в итоге закончится этот день. В чем она всегда была уверена наверняка, так это в том, что завтра все равно наступит новый день. Снова взойдет солнце и нагреет почву, еще до того, как она успеет открыть глаза. А вечером оно утонет в кукурузе, чтобы все немного остыло и улеглось. Что бы не вытворяли люди, мир никуда отсюда не денется.

Миранда легко переставляла молодые ноги, а мысли уносили ее далеко от этой тропы набитой камнями. Она вспоминала прошлую ночь, Леона и размышляла. Вчера он рассказал ей о побеге. Это будет опасно, но он и другие мужчины все продумали. Бежать надо с рассветом, в тот короткий отрывок, когда волки уходят в норы, а Белый демон еще не заступил на пост. Кевин уже стар и ленив, он часто просыпает начало дня. Они переоденутся, и притворятся мешками с початками кукурузы. По утрам Куция всегда везет несколько тюков на продажу. В дороге они раскроются, чтобы поставить к горлу извозчика нож. Если придется, они перережут ему шею.

Бежать хотят на север. Говорят, к черным там давно не относятся как к рабам. У них там равноправие, во что трудно поверить. Леон умолял Миранду бежать с ним. Сказал, что когда все утихнет, он построит для нее дом. Наконец-то они заживут счастливо. Будут много трудиться, но к этому им не привыкать, и смогут сами себя прокормить. А если появятся дети, Леон будет боготворить супругу. Оказывается, он давно мечтает о сыне.

Вчера она ничего не ответила. Бежать, конечно, страшно, но куда хуже будет остаться. Пугала разлука с Леоном, когда его не станет, кто позаботится о ней? А еще Мери – без ухода дочери старушка помрет.

Миранда ушла далеко от толпы, чтобы скрыться в тени каштана. Она наблюдала за происходящим издалека. Там что-то менялось. Появился хозяин, другие мужчины, Пона, охрана с ружьями. Все это отвлекало Миранду от главного, от ее мыслей. Прошло еще немного времени, и Ронон заговорил во всю силу своего голоса. Это окончательно выбило из сна наяву.

– Всемогущий бог, звезды и луна вдохнули жизнь в каждое живое существо. Всемогущий родил людей, луна – волков, звезды – все остальное. Они же поставили живых существ на лестницу. Каждому досталась своя ступень. Белые люди заняли самую верхнюю, потом встал раб, потом волк, а внизу все остальные. Потом боги говорили. «Нижний должен служить тому, кто выше, а белые люди богам. Любого, кто осмелится противостоять своему предназначению, ждут вечные муки в мире эфира».

Это были строки из священного писания. Каждый знал их и, вторя господину, читал, шевеля лишь одними губами. Ронон сделал несколько широких шагов к толпе невольных. Темнокожие расступились, образуя круг. Он продолжил:

– Прошлым полнолунием волки поймали трех бегунов. Они уже терпят свое наказание. Помните, что у каждого из вас есть темное пятно в глазу. Оно говорит вам повиноваться ему, а не всевышнему. Оно лукаво, это чистое зло! Перестаньте его слушать, умойтесь!

– Умойтесь! – Эхом пронеслось по толпе.

Ронон закрыл глаза и возвел руки к небесам.

– Умойтесь! – проорал он.

– Умойтесь! – отозвалась толпа.

Воцарилась полная тишина.

– Я люблю вас! – Воскликнул он, открывая глаза и опуская руки. – Вот почему я собрал вас сегодня. Это судьбоносный день, впервые раб сможет побороться за право стать вольным.

Толпа ахнула.

– Я сам даю такое право! Гиена наденет шкурку льва – раб поднимется на ступень белого человека. Получит лошадь и плеть, займет должность надсмотрщика. Я не раздаю привилегии незаслуженно. – Ронон раскатисто рассмеялся, задрав подбородок. – Право стать вольным получит только один мужчина, самый сильный мужчина, ловкий и смекалистый. Полагаю, все присутствующие уже догадались к чему я веду… Итак! Торжественно объявляю о начале кровавых боев!

Ронон замолчал и внимательно всмотрелся в чернокожие лица рабов. Их взгляды выражали смятение и одновременно надежду на что-то пока непонятное, но определенно светлое. Эти тупые обезьяны решили, что всех их ждет другая жизнь. Ронон так и знал, он предполагал именно такую реакцию. Вышло, как он планировал. Уже в коей раз у него получилось напудрить мозги стаду недоразвитых. Все они были и навсегда останутся людьми второго сорта, а такие как он до окончания веков будут стоять сверху.

Одно огорчало, что так получилось с Кевином. Видит Бог, он этого не хотел. Их дружбе уже много лет, и Кевин еще ни разу не подвел. Ронон вдруг поник, ощутив, что сладость от ежесекундной победы начинает сползать с губ.

– Кевин! – Обратился он к действующему управляющему. – Иди же поближе ко мне, друг мой!

Кевин стоял неподалеку, буквально в десяти мужских шагах. Но слушая речь, он чувствовал, как отдаляется от Ронона. Будто земля между ними раздвигается, а вдоль новой территории множатся глубокие уступы. Подходя к де Антуру, он уже понимал, что происходит неладное. Ноги подкашивало, перед глазами нарастал белый туман. Кевин встал рядом, развернувшись всем телом к толпе, копируя позу Ронона, словно его брат близнец.

– Кевин тоже сможет побороться за свое место, – продолжил Ронон, – я даю и ему такое право! Он вступит в схватку с победителем. Невольные будут бороться на кулаках, а Кевин получит секиру. Бой, как я уже сказал, будет кровавым, новым надсмотрщиком станет единственный выживший из трех мужчин.

По плантации эхом пронеслись вздохи женщин, в глазах мужчин читался ужас. Стало мертвенно тихо, гул птиц растворился в полуденной жаре. Солнце зависло над макушками. Все, что шевелилось, замерло на один бесконечный миг, будто несуществующий фотограф предупредил о начале съемки.