А солнечное ауди неслось во весь двигатель по скоростному шоссе, управляемое тем, чьи глаза всю дорогу горели счастьем мальчишки, исполняющего свою давнюю мечту…

***

Я смотрела на быстро виляющую впереди змейку дороги и вспоминала события минувших дней, оставивших в моем сердце черные дыры жестоких стрел несправедливости.

Однажды, когда Никс был еще Никсом, я приготовила ужин на день рождения тети Рози.

Мне очень хотелось, чтобы все прошло идеально. Тете в те дни также, как и сейчас не разрешали покидать клинику, так как она была очень слаба. Да и я сама жила будто в золотой клетке, ключи от которой Мартин не выпускал из жесткого кулака.

Я побоялась просить его о позволении. Он стал настолько непредсказуемым и грубым, что я не знала, чего ожидать от мужа в ответ на простую просьбу.

Поэтому я приняла опасное решение — аккуратно все упаковав, я изловчилась тайком съездить к тете. Чувствовала себя Красной шапочкой с корзинкой пирожков. Только в отличие от той удачливой девчонки, мне предстояло убежать из дома жестокого хищника, в котором мне не повеезло жить.

В начале я честно собиралась сказать Мартину про именины тети Рози, но каждый день откладывала. А сегодня, проснувшись по утру и столкнувшись с презрительным льдом в глазах мужа, я испугалась, что он не отпустит меня

У Мартина был такой зловредный пунктик:

Стоило ему заметить, что для меня что-то важно, как он устраивал проверку. Выяснил, смогу ли я отказаться от своего ради него. Кого и что поставлю на первое место. Его интересы или свои собственные.

В первое время я еще, что назвается, брыкалась. Возражала против подобного абсурда, спорила… Потом он начал повышать голос. Толкнул. Когда же позволил себе распускать руки… а что я могла ему противопоставить?

И со временем я смирилась. По крайней мере внешне. Теперь, как только Мартин начинал проверять мою покорность, я молча отдавала ему одно за другим все, что имело для меня хоть какое-то значение. Увлечения, друзей, работу, пианино…

Пока однажды не проснулась, осознав, что у меня не осталось ни-че-го.

И почти никого. Тетя Рози и Дженни были последней ниточкой, связывающей меня с личным внутренним миром. Потому что к внешнему я давно уже потеряла всякий интерес.

И их, этих двух чудесных родных, которых я нежно любила, я никак не могла отдать ненасытному чудовищу, пожирающему мой свет.

А потому я приняла тяжелое решения — взять удар на себя. Несомненно, муж безжалостно накажет меня, узнав о моем своеволие. Но к тому моменту дорогая тетя Рози уже успеет получить заслуженный ею праздник. И проведет его так, как ей необходимо, чтобы вернуть надежду и силы для борьбы с затянувшейся болезнью.

Не мешкая более ни минуты, я поймала попутное такси, что было строжайше запрещено супруге мистера Никса. Ведь неизвестно, кто сидит за рулем случайной машины и какие коварные цели он преследует, в надежде призвать к ответу моего безнаказанного мужа.

Но и этот наказ Никса я нарушила сегодня, поехав в больницу со стариком-незнакомцем, всю дорогу добродушно развлекавшим меня старыми байками.

Не представляете, какой выброс адреналила пришлось переработать моему бешено стучащему сердцу. И никакими словами не передать, как я была счастлива, что мне удалось сбежать из ненавистного заточения в брюхе безликого особняка Никса.

А как радовались тетя Рози и Дженни, которым так давно не доводилось видеть меня!

Разве можно променять хоть на что-то счастливые улыбки, озарявшие их лица??

Тетя, у которой в последнее время частенько не было аппетита, наконец, смогла нормально поесть. Вот какое чудо творит всего лишь хорошее настроение!

Мы даже вместе задули свечи, на любимом черничном пироге тети Рози, который я испекла специально для нее по рецепту нашей покойной бабушки.

В первый раз за долгое время я испытала столько позитивных эмоций! Мне даже на мгновение показалось, что жизнь — это вполне себе сносное мероприятие, по крайней мере, если в ней чаще будут такие прекрасные мгновения, как эти.

А еще я старалась убедить себя, что настоящая реальность — она вот тут, сейчас. А то, что я проживаю из дня в день с Мартином — это просто кошмарный сон.

Но, к сожалени, мне рано или поздно пришлось вернуться домой. И стило это сделать, как я тут же спустилась из собственных надуманных грез на жесткую землю. Вернее. Меня туда с размаху опустили…

Мартин, которого еще час не должно было быть дома, почему-то вернулся раньше.

Несчастная служанка, которую я попросила прикрыть мое отсутствие, забилась в угол. Девчушка тряслась, размазывая по миловидному личику слезы.

Боюсь, ей тоже досталось от хозяина дома по моей вине.

Мартин, сняв пиджак от своего дорогущего идеально сидящего на нем костюма, вальяжно развалился в кресле со стаканом крепкого напитка в руках. Он выглядел холодным и отстраненным. И только взгляд и то, как он неторопливо вел рукой, играя янтарной жидкостью в бокале — выдавало всю степень его ярости.

— Где ты была? — спросил Никс будничным тоном.

Но я не стала обманываться. Мартин был зол. Очень зол.

— Я ездила в больницу, навестить тетю Рози, — ответила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Иначе он мог счесть мои слова за ложь.

— Почему не сказала? — спросил он ровным голосом. — Помнится, я запретил выходить из дому без разрешения, — сказал Мартин, покрутив стакан в руке.

— Ты же знаешь, что я только к ней и хожу, — ответила я, в безнадежной попытке достучаться до пустоты, которое заменяло этому человеку сердце.

— А может ты была вовсе не у нее? — выгнул он бровь. — Где доказательства? К кому ты ходила, Дебора? Ты что завела себе дружка на стороне? — все так же спокойно говорил он несусветные вещи, поднявшись и подходя все ближе и ближе. — Когда только успела? — гневно выплюнул Мартин под конец, перестав играть в безразличие.

— Конечно нет. Как ты мог такое подумать?! — воскликнула я, в ужасе отступая назад.

Ответа не последовало.

Мартин, размахнувшись, сильно ударил меня по лицу.

Кожу обожгло его ладонью, отдаваясь жуткой болью по всей левой половине головы. Не удержавшись, я упала вбок, зацепив поплвшим зрением, как на дорогой паркет из дубовых досок падают капли крови.

Служанка, вскрикнув, тотчас подбежала ко мне. В полной растерянности она зачем-то принялась, вытирать мою разбитую губу собственным накрахмаленным фартуком.

— Больше никакой тети, — безучастно сказал Никс, покидая гостиную. — Пока Я, — и добавил, сделав ударение на последнем, — не разрешу.

И сегодня Мартин, наконец, разрешил.

При этом зачем-то возжелав сопровождать меня…

А для тети и Дженни приход Никса был настоящим праздником.

Мартин-Итан.

Пожилая женщина с осунувшимся лицом, все еще хранящим отпечаток былой красоты, устало вздыхая, ворочалась в кровати. Она была болезненно бледна, и только некогда большие глаза все так же лучились добром.

Ее дочь Дженни, сидя у изголовья больничной кровати, без особой увлеченности, обычно присущей детям ее возраста, и с несколько меланхоличным лицом копалась в телефоне. При виде Никса, переступившего порог палаты, обе они замерли от неожиданности с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Привет тетя, — сказала Дебора, выглядывая из-за моей спины. — Дженни, привет, дорогая! Смотрите-ка, кого я привела, — поздоровалась Дебора, представ передо мной совсем другой девушкой.

Простой, искренней, не обремененной грузом ответственности за каждое свое слово и действие. Даже легкая веселость, правда слегка смешанная с тенью печали, проскальзывала в ее интонациях и жестах.

— Мистер Никс! Как же я рада Вас видеть, — женщина с трудом поднялась с кровати, опираясь на Дебору. — Знаете, мы все время следим за Вашими успехами по телевизору. И так приятно бывает каждый раз, когда слышим о Вашей новой победе на каком-либо поприще! — разговорилась обычно неболтливая тетя Рози, как со смешком утверждала сейчас сама Дебора.