Олег, улыбнувшись, взял меня за руку и притянул к себе. Я так оторопела, что даже не попыталась вывернуться или отступить. Он прижал меня к себе и уткнулся носом мне в макушку.

- Уймись, Соколова, - сказал он. – Перенес на январь – так всем удобнее будет. Ну что, выпьешь со мной?

- Я выпью, - осторожно выворачиваясь из хватки Маковецкого, буркнула я. – Но… Хм… А что пить-то?

- Виски, - ответил Олег, доставая из стеклянного шкафчика с подсветкой широкий бокал.

Я подняла палец, собираясь возразить, но слушать меня никто не собирался. Олег нахлобучил мне виски в бокал и сунул в руку.

Я растерянно постучала пальцем по гладкому стеклу, рассматривая янтарную жидкость, переливающуюся в бокале.

- Ну… Хорошо. Хорошо, если в январе, на самом деле. – Я приподняла бровь, свыкаясь с мыслью, что планы поменялись, и все волнения откладываются на потом. Самое прекрасное, что завтра не надо было рано вставать. – А в январе… это после Куршевеля что ли?

- Куршевель отменяется, - сказал Олег. И я оторопела больше прежнего. Маковецкий развел руками. – Ужасно неудобно перед вами с Серегой, но…

- А что? Почему? – Я отмахнулась, хотя и расстроилась. – Да нам-то что? Мы переживем, не в первой. Заработаем когда-нибудь.

- Мы расстались с Кристиной.

Олег развернулся и пошел в комнату. Я же так и осталась стоять на месте и хлопать глазами, глядя ему в след.

«И в правду лучше выпить», - подумала я, залпом выпивая всё, что было в бокале. Обожгло всю глотку, и я поморщилась. Какая гадость. Голову сразу приятно закружило, и мягкое, расслабляющее тепло разлилось по телу.

- Что у вас произошло? – спросила я, заходя в гостиную. Маковецкий стоял возле окна. – Вы поссорились?

- Она приехала, устроила истерику, сказала, что ненавидит меня и уходит, - ровно сказал Олег. – Я выставил её за дверь. Надоела.

Я тяжело вздохнула и покачала головой.

- Ну… А из-за чего истерику-то она устроила?

- Не могу сказать, - холодно отозвался Олег. - Из-за дури своей.

- Понятно, - пробормотала я, упираясь взглядом в желто-красные потоки огней, переливающиеся внизу, словно артерии города.

- Олег. Ну, ты же понимаешь, что… Вы же помиритесь. Кто не ссориться, особенно перед свадьбой! Ты же купил ей кольцо! А сколько я времени на эту бронь… Ну, в общем. Это все ерунда, разве нет?

- Катя, - так холодно сказал Олег, что я съежилась. – Хватит. Не хочу о ней говорить, вспоминать и думать. Я устал от этого. Пойдем лучше… Не знаю.

- Поиграем в Иксбокс, - на автомате выговорила я, все ещё не вылезая из путающихся мыслей.

- Точно. Отличная идея. Только бутылку принесу.

Я проводила Олега взглядом и подумала, что не узнаю его. Он изменился за последние дни. Он сам, по-моему, не понимает ничего.

*** В общем-то, мы, конечно, напились. Не то, чтобы до никакого состояния, но в одиннадцать мы уже были весьма пьяные, и ржали как сумасшедшие. Смеялись, танцевали, играли в приставку, к тому же, заказали пиццу.

К двум часам уже порядком протрезвели, и Олег в довесок решил заказать суши.

Я все смеялась и просила представить человека, который согласится в два часа ночи стоять где-то за прилавком и готовить суши.

Однако и в два ночи суши, оказываются, вполне успешно могли приготовиться и приехать туда, где их ждали.

И вот половина третьего. Мы сидим в обнимку перед телевизором и смотрим какую-то ерунду. Олег обнимает меня за плечо, моя голова лежит на его груди…

Я наслаждалась этим моментом. Так хорошо слышала, как бьется его сердце, ощущала так хорошо знакомый мне аромат его одеколона. Мне было тепло и уютно, будто бы я была где-то во сне...

Не знаю, сколько времени так прошло. Но мне вдруг стало стыдно перед Кристиной. Олег выставил её за дверь, хоть она и сама сказала, что уходит, а я теперь сижу в его объятиях, мне тут пьем и веселимся, а она наверняка рыдает.

Я отстранилась от Олега и отвела взгляд, когда он посмотрел на меня.

- Знаешь, мне кажется, что всё это неправильно по отношению к Кристине… - выдала я, и у Маковецкого вытянулось лицо от удивления. - Я вам с ней сочувствую и не хочу… В общем. Всё это неправильно, да. Я поеду домой.

- Катя, сейчас полтретьего ночи, - скептически заметил Маковецкий.

Я поднялась с пола. Не без усилий надо сказать. У меня уже зажглась в голове идея, что я какая-то редкая дрянь, которая ломает людям жизни, поэтому решение поскорее уехать только крепло.

- Ну и что, - пожала плечами я. - На такси доеду.

Я направилась в прихожую, собираясь взять телефон и вызвать такси. Но… Нет. Потому что Олег поймал меня за руку, притянул к себе и поцеловал.

Я, наверное, должна была умереть в этот момент. Потому что так сильно моё сердце не билось ещё никогда. Меня словно бы закрутило в каком-то ледяном вихре, при этом сердце мое горело и сгорало, как в огне. Господи, Господи… Это словно какая-то сладость на губах, это какой-то ледяной ветер, свобода… Как ещё мне назвать то, что происходило со мной? Я ведь только могла мечтать о таком. Этот поцелуй был таким нежным, таим приятным, в то же время по-настоящему требовательным.

Я тут же забыла все свои рассуждения о том, какая я плохая, и как мне стыдно перед Кристиной. Нет, не стыдно. Моя любовь, которая так измучила меня, моя болезнь… Она словно бы получила ту усладу, то капельку лекарства, которая чуть-чуть облегчила мою муку…

Я сразу поняла, что в эту минуту моя жизнь ломается. Ломается всё. Мне казалось, что я падаю куда-то в ту самую бездну, в которую так долго смотрела. В ту бездну, которая вдруг начала смотреть на меня. И теперь мне не за что было держаться.

Внутри все горело. Я чуть отвернула лицо.

- Маковецкий, ты что вообще делаешь, а?

- По-моему и так понятно…

Я подняла на него взгляд. Олег был серьезен, хмурился, смотрел на меня так, как, наверное, никогда не смотрел. В его серых глазах не было ни следа какой-то пьяной отрешенности, он прекрасно понимал, что делал. Вот только ему-то это зачем?

- Ты же знаешь… - прошептала я, вдруг начиная заливаться слезами. – Ты же знаешь, как мне тяжело… Ну зачем? У вас с Кристиной… впереди будущее… Ты же должен сделать ей предложение…

- Никаких нас с Кристиной нет, - отрезал Маковецкий.

Я смотрела на него и умирала. Господи, какой же он красивый. Как вообще можно быть таким великолепным?

Олег обнял меня, и я уже продолжала плакать в его объятиях. Конечно же, он всё знал о моих чувствах к нему. Решил использовать? Нет, только не он. Я хорошо его знала. Даже, наверное, слишком хорошо.

Тогда вопрос «Зачем?» всё ещё оставался открытым.

Я стояла возле окна и смотрела на панораму города – ночного города, такого прекрасного, такого притягательного. Какая жизнь в нём кипела, как она менялась, как менялись мы, и наша жизнь…

Олег подошёл ко мне и обнял со спины. Я улыбнулась, повернулась к нему и, едва дрожа, подняла лицо, давая себя поцеловать. Я обняла его за шею, понимая, что всё, всё… Мы вместе в этой бездне, и у нас нет сил, чтобы собрать их в кулак, распахнуть свои крылья и выпорхнуть из неё.

Сил бороться больше не было.

- Никто не должен знать, - прошептала я, глядя ему в глаза. – Об этой ночи… Ты же знаешь, Маковецкий, иначе мы сломаем друг другу жизнь…

- Знаю, - прошептал он, касаясь губами моего лба на мгновение. Он прижал меня к себе, утыкаясь носом в мою макушку. – Никто ничего не узнает. Только одна ночь – и всё.

- И всё, - повторила я эхом, почему-то почувствовав облегчение.

Мне снилось синее море. Оно казалось мне самым спокойным на свете. Я была одета в очень красивое платье из тонкой белой ткани. Оно развевалось на теплом ветерке, который расцеловывал мне щёки и грел плечи. Солнце было жарким, а соленые брызги щекотали кожу. Я стояла на высоком камне совсем одна – вокруг был только бескрайнее море.