Стояла середина лета. Последние клиенты, пожилая супружеская пара, расплатились и покинули кондитерскую, когда солнце уже зашло за крыши домов. Я повесила табличку «Закрыто» и вошла внутрь. Берта домывала пол, Яна за стойкой подсчитывала выручку за день. Я села за барную стойку и придвинула к себе записную книжку. Предстояло придумать украшение для свадебного торта. Молоденькая восторженная девушка, заказавшая его сегодня, очень просила, чтобы он был самым-самым, чтобы все гости ахнули, а все подруги завидовали. Обещала заплатить в двойном размере… Свадьба через три дня, успею.

Вдруг дверь распахнулась, и в зал вошел Андре. Я удивленно выгнула бровь. Не помню, чтобы у нас на сегодня была назначена встреча…

– Завтра вас двоих вызывают в управление, – похоронным тоном произнес он, протягивая мне конверт с красивой гербовой печатью в виде короны в углу, – на допрос к главе ведомства. Мне приказали доставить повестку и проводить.

Справа испуганно ахнула Яна, прижав ладонь к сердцу. Я осторожно взяла конверт, словно ядовитую змею, не зная, чего ожидать от главного дознавателя. Неужели он решил отомстить таким примитивным способом? Мелко и недостойно для наследного лорда пользоваться служебным положением.

Внутри конверта находился узкий плотный листок, более похожий на билет. Всего несколько строчек.

– Зачем на допрос? Мы ничего не сделали, – залепетала подруга севшим голосом.

– «Как свидетелей по делу архитектора Янковича», – прочитала я громко, обрывая стенания Яны, и добавила, скривившись: – Не переживай, быстро посетим сие почетное учреждение – и домой. Мы ни в чем не виноваты.

Но откуда он узнал? Кто проговорился?

– Да, не виноваты… – эхом повторила Яна.

Андре заметно расслабился. Неужели он боялся, что мы действительно что-то натворили?

– Будьте готовы завтра к восьми, я пришлю казенную карету, – Андре переминался с ноги на ногу, не торопясь уходить. Я не глядя кивнула, вновь принимаясь за эскиз. Через пару минут молчания он произнес:

– Ну, я пошел? – я удивленно подняла голову: он еще здесь?

Лицо начальника стражи странно скривилось – он понял, что я про него забыла. Уголок рта дернулся, Андре молча развернулся и направился на выход.

– Могла бы и угостить его чем-нибудь, – зашипела Яна, легонько толкая меня локтем. – Он смотрел на тебя, как побитая собака, пока ты рисовала. А… – она досадливо махнула рукой, – у тебя камень вместо сердца.

Я задумчиво наблюдала, как Яна быстро собрала в корзинку непроданные пирожки с капустой и мясом и побежала догонять Андре. Отметила мимоходом, что подруга принимает слишком большое участие в наших с ним отношениях. Внутри ничего не дернулось: ни жалости, ни сожаления, ни ревности… Все ведьмы такие бесчувственные или только я?

Здание сыскного агентства вместе с тюрьмой находилось на одной улице с королевским дворцом, просто в разных концах. Дворец на юге, тюрьма на севере. Мы с Яной еще год назад бегали смотреть на огромное сооружение, где живет королева с наследным принцем. Оно было очень похожим на дворец в Выгребе. Такое же помпезное и величественное. Но если в Выгребе дворец дышал древностью, то Корнольский выглядел не очень удачной копией. Да еще и нелепой, ко всему прочему. На фоне маленьких низких домов, высотой не более двух-трех этажей, которыми была застроена новая столица, дворец казался монстром, громадным и неуклюжим. На юге вообще не принято было строить дома выше деревьев, а деревья здесь были чахлыми и низкими.

Кстати, в строительстве принимал участие, в том числе, и печально известный Янкович, тогда еще молодой. Надеюсь, в подвалах дворца не замурованы ведьмы? Или архитектор слетел с катушек позже?

Да, до тюрьмы мы так и не дошли – слишком далеко.

«Теперь довезут», – мысленно хмыкнула я.

Яна с Андре одинаково стучали пятками по дну кареты и нервно кусали губы, словно мы ехали на казнь, а не на допрос. Мне нервничать было категорически нельзя, иначе неизвестно, чем это все закончится. Я закрыла глаза и постаралась отвлечься, прокручивая в голове то песенку о голубом небе, то эскиз будущего свадебного торта, то слова Агаты о том, что никто и никогда не увидит во мне ведьму, если я сама этого не захочу.

В деле архитектора-маньяка мы были жертвами. А то, что назвались ведьмами в поселке для получения работы, так за невинную ложь никто в тюрьму не садит. Пока, по крайней мере.

Андре оформил бумаги на входе, показав наши документы и «приглашения» к главному дознавателю. Несмотря на то, что ему нужно было ехать на работу, он нас уверил, что дождется окончания допроса и отвезет домой. Грозного вида гвардеец в серой форме повел наверх. Лестница на второй этаж была длинной, и Яна успела три раза обернуться, чтобы найти Андре глазами.

– Успокойся, – шептала я ей, – мы ни в чем не виноваты.

– Прекратить разговоры! – рявкнул наш конвоир. – С этого момента никаких взаимных перешептываний.

Подружка дернулась и побледнела, я же только сильнее стиснула зубы. Работа, что ли, у них такая – пугать мирных граждан?

Яну вызвали первой. Она бросила на меня взгляд идущей на бойню жертвы и вошла в кабинет. Сквозь толстую дубовую дверь не проникало ни звука. За ней могли допрашивать, пытать, убивать… слышно не было. Я некоторое время судорожно вслушивалась в тишину, потом перестала, удобнее уселась на жесткую лавку, стоящую у стены, закрыла глаза и приготовилась ждать. Гвардеец, приведший нас, остался стоять рядом, с каменным выражением лица.

Допрос занял немного времени. Яна вышла уже где-то минут через пятнадцать. Правда, ее щеки алели, и на глазах блестели слезы, но в общем и целом ее вид не вызывал опасений. Все обошлось?

– Спускайся к Андре, подождите меня вместе где-нибудь, – улыбнулась я и решительно шагнула в распахнутую дверь.

Оказалось, что за дверью располагалась маленькая приемная, без окон, с одним-единственным столом, за которым сидел хмурый седой мужчина. Он бросил на меня короткий злобный взгляд и буркнул:

– Проходите, не задерживайтесь, – было похоже, что меня уже записали в ярые преступницы.

Вышинский выглядел точно так же, как и в последнюю нашу встречу. Темный строгий сюртук без нашивок и украшений, хмурое выражение лица. Я, коротко поклонившись, уселась на одиноко стоящий стул в центре комнаты, не дожидаясь приглашения. «Как раз для допрашиваемых», – мысленно усмехнулась, поерзав на неудобном жестком сидении.

Некоторое время в кабинете стояла тишина. Если Вышинский специально тянул паузу, чтобы напугать или заставить признаться в том, чего я не совершала, то он просчитался. Десятилетняя практика держать лицо и скрывать эмоции пригодилась. Я спокойно рассматривала кабинет, медленно переводя взгляд от одной полки книг к другой. Могу еще квадратики на паркете пересчитать, времени у меня полно. А у вас, уважаемый начальник сыскного ведомства?

– Расскажите, что произошло в Малинках, с того момента, как вы туда приехали, – наконец подал голос Вышинский. – И постарайтесь без эмоционального окраса, я уже потратил все салфетки на вашу подругу.

Последней фразы можно было и не говорить, ни одной слезинки от меня он не дождется. Я холодно и скупо рассказала о наших приключениях, не упустив ни произошедшего в таверне, ни обмана купца. Что скрывать, если Яна до меня рассказала то же самое? Да и не было обмана – крыс мы уничтожили, как и обещали. В процессе повествования видела, как лицо Вышинского приобретает кислое выражение. Неужели он надеялся подловить меня на чем-либо?

– Как вы пробили стену? Когда я ее вскрыл, она была толщиной более полуметра, – вот и посыпались вопросы.

– Это нужно спросить у тех, кто нас замуровывал, – тут же ответила я ровно. – Руки у них явно были не из того места, откуда положено. Они просто не сумели замесить правильно раствор.

– А вы, значит, замесили правильно?

– Нам помогал Питер.

– Да, конечно… молодой архитектор, муж вашей подруги, – Вышинский пристально рассматривал меня в свете утреннего солнца, льющегося из окна. Сам он сидел спиной, и лицо утопало в тени. Хорошее расположение, что и говорить.