В аудитории не оказалось ничего необычного, кроме прищуренных взглядов однокурсниц – переживания за бедного, несчастного и брошенного боевика творили чудеса. С одними вчера уже сотворили, и я не прочь повторить урок для особо влюбчивых.

И не то чтобы у меня плохой характер, просто по пути в аудиторию до меня случайно донёсся отрывок разговора двух третьекурсниц. У которых Шалинберг теперь страдающий якобы влюблённый, а не циничный бабник, меняющий пассий чаще, чем накопители. Которые, кстати, боевикам выдавали раз в четыре дня.

До начала занятия оставалась пара минут и, подперев голову рукой, я задумчиво рисовала схемы в тетради, прервавшись только когда в аудиторию вошёл профессор. И то только потому, что приветствовать его полагалось стоя. Дождавшись кивка, мы сели, но начать лекцию не получилось – перед профессором лёг алый вестник.

– Гхм, – удивлённо откашлялся Поберг.

То, что игнорировать ректорского вестника чревато понимал и профессор, и мы. Поэтому он потянулся за яркой птичкой, в его руках развернувшейся идеально-гладким, сероватым листом. Все знали, что ректорский был красным, проректорский – жёлтым, преподавательские – синими, а студенческие халявные записки, по привычки называемые вестниками из-за одного и того же используемого заклинания, вовсе были разноцветными.

В зависимости от износа бумаги, на которой они писались.

– Лиерра Грасс, – Поберг поднял глаза поверх листка, – вас вызывает ректор.

– Меня?

Посещать кабинет ректора мне не приходилось ещё ни разу и, честно говоря, я не планировала появляться там вовсе, но грозно сдвинутые брови профессора придали ускорения. Спешно сбросив вещи в сумку, я вышла под удивлёнными взглядами остальных.

И мне бы испугаться, но ничего запрещённого, кроме вылазки в библиотеку, я не делала. Сомневаюсь, что ректор Оллэйстар передумал и решил наказать меня задним числом. Но для чего тогда меня вызывают? Что такого важного могло произойти? Может, Присли подавился желчью и умер?

Крамольная мысль заставила сердце замереть на несколько мгновений, и выбросить глупости из головы. Не с моим везением такое счастье.

– Можно? – Секретаря на месте не оказалось и, постучав, я заглянула в святая святых академии.

– Проходите, лиерра Грасс, – разрешил ректор Оллэйстар, и я послушно прошла, остановившись за два шага до его стола.

Массивная мебель, стеллажи с книгами, стеллажи с артефактами и дверь по правую сторону от меня, вот только гораздо больше обстановки впечатляла куратор Гронберг. Впервые на моей памяти, по-настоящему злая Гронберг, сжавшая тонкие губы так, словно их не было вовсе.

Искрящийся, напряжённый, едва не грозовой ореол вокруг неё прямо указывал на её принадлежность к боевикам. Удивительное открытие, с другой стороны, кто бы ещё мог держать в порядке женское общежитие?..

Вот только скрипнувших, при моём появлении, челюстей, я не ожидала.

И такой взбешённой не видела её даже тогда, когда на третьем курсе Линда решила отомстить Гронберг за выговор. Справедливый выговор, правда, Линду это не волновало и, подделав отпечаток магии, она забралась в комнаты куратора. Мало того, что при этом Линда повредила все охранки, так ещё и оставила протухшие яйца шаргха, хотя они и свежие у неуловимого грызуна-переростка воняют так, что хоть выносите.

И всё бы ничего, но эти самые яйца она оставила под заклинанием невидимости, и ещё неделю куратор не могла понять, что сдохло в её спальне.

Да, Линда была одной из самых талантливых студенток нашего потока, но за эту выходку её отчислили. Не посмотрев ни на, приближённого к императору, папу, ни на успехи в учёбе.

Вот и у меня уверенности в своей непогрешимости резко поубавилось, хотя яйца я точно не подкладывала. Не из-за трёх же истеричных девиц меня вызвали! Серьёзно, боевики регулярно устраивают и массовые потасовки, и дуэли, но никто при этом даже не чешется.

– Лиерра Грасс. – Из собственных мыслей меня вырвал строгий голос ректора.

Вот только я не поняла когда успела осознать себя виновной и опустить голову, изучая затейливый узор ректорского ковра. Выпрямившись, я вскинула голову и уверенно посмотрела прямо на Оллэйстара, но почему-то увидела его таким, каким встретила ночью в библиотеке – казавшимся безобидным, в рубашке с закатанными рукавами и ясным взглядом зелёных глаз.

И вот вопрос, какое мне, собственно, дело до глаз ректора?

– Что вы делали вчера с одиннадцати часов вечера до трёх часов ночи?

– Спала, ректор Оллэйстар. – Идиотский ответ на идиотский вопрос.

– Вы, правда, рассчитывали, что она сама признается?! – обрушилась на меня куратор, заставив нервно отступить на шаг. – Это точно она! Больше некому! Я же показывала вам…

Но один брошенный ректором взгляд и куратор замолкла на полуслове. Впечатляюще.

– Лиерра Грасс, а есть кто-нибудь, – ректор Оллэйстар даже не поморщился, – кто может подтвердить, что это время вы провели у себя?

Какого шаргха?!

– Да как вы смеете! – Академия далека от благородных пансионов, и к последнему курсу студентки могли обзавестись не только женихом или мужем, но и детьми, но чтобы я?! – Вы…

– Лиерра Грасс, – холодный тон и такой же взгляд заставили заткнуться, но обиженная гордость от этого никуда не делась, – я задал этот вопрос не для того, чтобы вникать в подробности вашей личной жизни. Можете быть спокойны, имя свидетеля в любом случае останется тайной, но оно же может сильно облегчить жизнь и вам, и нам.

Да что такого у них случилось?

Несколько долгих мгновений не отводя глаз от взгляда ректора, я, наконец, опустила голову. Виновата, не подумала, сорвалась. А кто бы не сорвался, каждые каникулы подвергаясь унизительной проверке Присли. Как же, для его высоких планов и невеста должна быть на уровне. Невинной как минимум.

– Простите, ректор Оллэйстар. Нет, никто не сможет этого подтвердить.

Торжествующий взгляд куратора ощущался всем телом.

– Раз так, тогда посмотрите, – ректор демонстративно положил что-то перед собой, – лиерра Грасс, это ваше?

Повинуясь его жесту, я подошла, но даже с расстояния двух шагов сердце замерло, узнавая рубиновый отблеск. Перед ректором лежал массивный кулон на длинной цепочке – единственная вещь, оставшаяся мне от мамы.

Я снова во что-то влезла, да?

– Это кулон Стефании Араны Грасс, моей мамы, – призналась тихо, забирая украшение и сжимая его в кулаке.

Казалось, я давно привыкла, что от родителей мне остался только портрет и этот кулон, но каждый раз понимание отзывалось горечью на языке.

– Эту вещь нашли в кабинете куратора Гронберг, – не в силах выдержать испытующий взгляд ректора, я опустила глаза, – она является единственной уликой в деле кражи журнала проверок.

Журнала проверок?!

– Я этого не делала, – негромко, но твёрдо призналась я, поднимая взгляд.

– Как же! – едко отозвалась куратор. – Все вы так говорите! Но стоит отвернуться и… – вскинутая ладонь ректора Оллэйстара заставила её оборвать обвинение.

Как доказать свою невиновность, если я не могу подтвердить, что была в комнате в ту ночь? Что делать, если мне не поверят? От одной только мысли, что меня могут исключить, вспотели ладони и задрожали пальцы. Так глупо потерять шесть лет и шанс на нормальную жизнь?

Ни за что!

– Ректор Оллэйстар, я согласна на вмешательство воздуш… ментального мага.

Казалось, даже падающий снег за окном на мгновение замер.

– Вы серьёзно? – Ректор смотрел на меня оценивающе, вряд ли веря, что я готова идти до конца.

– Абсолютно. И приму все возможные последствия этого… воздействия.

От потери магии до лишения рассудка. Стихийные маги воздуха открыли собственную предрасположенность к ментальной магии лет двадцать назад и добились определённых успехов, но что такое два десятка лет! Особенно, если ты лезешь в чужую голову.