Широкая, мускулистая, словно сила всех зверей лесных под кожей этой белой ходила мышцами тугими и упругими, что выпирали так красиво и завораживающе мощно!

Век бы такой спиной любоваться, да только взгляд мой метнулся по позвоночнику гибкому, по всей длине которого какие-то символы нарисованы были странные, старинные, на руны похожие.

И не просто нарисованы на коже белой, а словно выжжены краской черной от линии плечей по всему позвоночнику вниз ровной полоской широкой, прячась под водой озера, что не было льдом сковано, как раз там, где ягодицы начинались, отчего застыла я смущенно, понимая, что стоит мужчина в воде обнаженный.

Да такой огромный, что аж страшно!

И волосы иссеня черные инеем покрыты, но скоро поняла я, что не зря сердечко мое застучало так восторженно и радостно, потому что раздался смех, слаще которого не слышала я ничего в жизни своей, да голос ласковый:

- Нашла ты меня, любимая!

Снег в этой тьме так изыскан – как боль, как душа... С краю пройди не дыша на него, не дыша. Видишь – ладони твои горячи, как османский восход. Что в них положат волхвы, если тронется лёд?Что в них удержишь ты сам в эту полночь твою? Книгу какую услышишь взамен Бытию? Всё, что написано было тобой вдалеке, станет иероглифом чёрным на белой руке.Снегом, кочевьем, кочевником – кем же ещё? – будешь всегда, если путником зимним крещён. Свет в коридоре, короткий, прерывистый сон... Снег – это пыль на десятке небесных коронТех королей, что просты, словно боль и душа... Если по краю идёшь, то иди не дыша. Видишь, как белого мало в безудержной тьме? Пусть он лежит до утра на земле, на земле...Бес ли коснется его или маленький бог, ты не поймёшь по следам на развилке дорог... Кто тебе дорог, и дорог кому ты зимой? Снег так изыскан, как слёз Магдалининых соль... Если по краю идёшь, то иди не дыша. Падает снег – и ты следом иди не спеша...©Снежный Рыцарь

А я и слова сказать не могу, вся обомлела от радости своей долгожданной, да восторга, который грудь стянул, что и вздохнуть то не могу, когда обернулся Повелитель мой снежный, во всей красе себя показывая и зашагав ко мне, воду темную преодолевая, от которой клубы пара ввысь поднимались, все инеем белым покрывая.

Никого красивее мужчины этого я в жизни своей не видела!

Никого краше и представить себе не могла!

Плечи, как гора широкие, да нерушимые, словно сотнями лет все войны он выигрывал без войска в одиночку!

Торс мощный, да такой, словно каждую черточку, каждую мышцу природа любовно создавала, любуясь и лаская его! Руки большие, да широкие и от плечей до кисти на каждой такие же символы, что руку пополам повдоль рассекают, как и вдоль спины его нарисованы…или выжжены чернилами черными?

Дошел до меня он, из воды без стеснения выходя, да смеясь, над тем, как стою заворожено я, рот приоткрыв от красоты его и тела большого, да сложенного так, что и смеяться и плакать от восторга хочется, касаясь меня руками своими большими и сильными осторожно и бережно, положив ладони горячие на щеки мои пылающие, чтобы голову вверх поднять, да в глаза мои распахнутые заглянуть.

А я даже ахнуть не могу, вся замлела от вида его, лицо жадно рассматривая красивое и жестокое, думая, что только так он и должен был выглядеть, чтобы восторгаться им могли все и бояться до смерти!

Волосы чернее крыла ворона до плеч почти, свободно распущенные и лишь пара прядок над ушами были на затылке в узел скреплены, чтобы не мешались, да пара непослушных черных прядок на лоб свисала, делая лицо еще красивее.

Прямой нос, губы мягкие, улыбающиеся, теплоту которых я уже познала, как и ласку их с жадностью. Борода аккуратная и короткая, и брови черные, резкие, очерченные так, словно в каждой волосинке черной сила и жестокость к тем, кто жизнь свою прожил не по законам установленным.

И глаза волшебные!

Ни у кого из людей таких глаз быть не может, словно вся Вселенная в них заключена.

Самый крайний ободочек, что всю радужку опоясывал – словно небо ночное.

Вроде и черным кажется, а стоит к нему лучше присмотреться, как поймешь, что оно как бархат насыщенно синий с миллиардами звезд светящихся.

Вслед за небом этим ночным в глазах его бирюза разлилась, да такая яркая, что глаза слепит! Каким бывает небо в ясный день морозный, когда солнце светит ярко-ярко только не греет. Без единого облачка прозрачного, словно океан безбрежный раскинулся вверху штилем бирюзы яркой.

А за бирюзой, у самого края зрачка черного, по кругу его резкому словно ореол прозрачный, каким бывает лед чистейший из источника холодного, в которых лучи солнечные играют, даже сосульки делая словно камнями драгоценными, оттого что все блестели и переливались они, завораживая.

Вся красота и суровость зимы в глазах его была!

Все цвета и оттенки стужи лютой днем и ночью морозной!

- Отчего же молчишь ты, любимая? Или не люб оказался вид мой истинный? – улыбались эти губы чувственные и жестокие уголками, пока в глазах бездонных огонь полыхал жаркий и завлекающий, а в кончиках губ лукавость спряталась, пока руки его меня по лицу гладили, убирая прядки волос непослушных назад.

Видел ведь, что я обомлела вся от восторга, увидев его!

А все равно смеялся мягко и играюче, выгибая брови свои резкие и черные:

- Хоть слово скажи мне, душа моя, а не то в волка обращусь снова, чтобы привычнее тебе было!

Но я и тогда заговорить не смогла, выдохнув лишь с дрожью, и ощущая, что дышать рядом с красотой такой больно становится, ведь не ждала я ничего подобного, представить даже во снах своих смелых не посмела бы!

Теперь и аромат тела его большого ощущала сильнее и ярче, задыхаясь и выдыхая часто-часто, словно сознание вот-вот потеряю, вспоминая, что когда маленькая я была, выбежала как-то от игр веселых с Тайкой на улицу. Из дома теплого и родного прямо на мороз лютый, так и задохнувшись в первую секунду оттого, как воздух холодный легкие пронзил свежестью своей колючей.

Вот и сейчас больно было в груди от аромата его колючего и морозного, словно сама стужа в горло мое пробиралось, даже если большие ладони его теплыми были и такими нежными.

- Никто из смертных меня касаться не может, - прошептал он, надо мной склоняясь и в глаза заглядывая сквозь ресницы свои черные и густые, словно крылья ворона черного, шагая еще ближе, отчего я на цыпочки поднималась, чтобы только дыхание его на себе ощущать сильнее и ближе…ближе…, - Никто в глаза мои смотреть не может. Только ты, любимая…

А сам склонился так, что ресницы его мои щекочут, не скрывая больше взгляда полыхающего и обжигающего не холодом лютым, а огнем синим, от которого голова кругом идет.

-…так касайся меня. Смотри, покуда не наглядишься…

- Никогда я на тебя наглядеться не смогу… - едва выдохнула я в губы его красивые, что улыбнулись и к моим потянулись касаясь едва-едва, словно на вкус пробуя осторожно и размеренно, как вино терпкое, которое смакуют и удовольствие растягивают, чтобы опьянеть, а не в хмели пропасть.

Но руки его словно покоя найти не могли, когда одна ладонь на затылок скользнула, путаясь в волосах моих растрепанных, а вторая руки моей настойчиво коснулась, чтобы положить ладонь на тело его большое, крепкое и прекрасное, молчаливо давая возможность касаться его и узнавать…

Каждую черточку своими дрожащими пальцами исследовать, чтобы потерять и сердце, и душу свою уже навсегда в мужчине этом, что и человеком не был.

Одно понимала я через восторг, что границ не знал – непростая жизнь была у Повелителя моего снежного, и не зря тело было воина статного, который один всю армию одолеет.

Сразу было и не видно, а прохладными подушечками пальцев своих явственно ощущала я шармы на теле его красивом и белом.

Много- много белесых полосочек, словно хищники ранили его лапами своими когтистыми…словно резали руки его большие и сильные мечами….ранили тело мощное…