Командующий Красной армией, сын революции, хорошо знал солдат. Он знал, что их больная душа нуждается в поддержке. Солдат не переносит неудач, первая же из которых легко ввергает его в панику. «Краснознаменные железная пехота и лихая конница» для победоносного наступления нуждались в наркотике первоначального успеха. Продолжительные успехи и победы не были свойственны Красной армии. Поэтому следовало задеть чувствительные струны революционных бойцов, и, признаемся, на сей раз это очень хорошо удалось.

Под тяжестью морального и материального превосходства, которое противник себе тщательно создал, под ураганным ударом левый фланг нашего Северо-Восточного фронта рухнул. Рациональной деятельности и методичным усилиям неприятеля мы не смогли противопоставить достаточные силы, хотя за много дней до начала сражения отдавали себе отчет в силах и намерениях противника, сосредоточившегося на Авуте.

Протяженность польского фронта была слишком велика для тех сил, которыми в 1920 г. располагал главнокомандующий. Проблема была тем более острой, что бесконечная борьба с 1-й Конной армией Буденного на юге осложняла проблему резервов и их переброску на северный операционный театр.

Легко критиковать то, что сделано, но в тот момент сделать что-либо было трудно. Сегодня можно рассуждать о том, какая тактика была наилучшей в решающей схватке с Тухачевским. В числе прочих решений можно было бы, как на Юго-Восточном фронте в июле 1920 г., прибегнуть к отступлению, даже не имея резервных дивизий, но соединив его с контрударом во фланг наступающим главным силам русских. Этот маневр имел шансы на успех, но тоже был рискованным.

Точно так же сегодня легко отмечать допущенную в тот момент стратегическую ошибку. Однако если мы рассмотрим проблему в целом, то должны будем вспомнить недостаточность различных ресурсов у польской армии в 1920 г.; я расскажу об этих нехватках в третьей части данной работы, поскольку они способствовали успеху Тухачевского в сражении, которое он начал 4 июля 1920 г. своим наполеоновским жестом.

Нарушенное на Авуте равновесие было восстановлено лишь на Висле, где мы оказались в начале августа после беспрецедентного в военной истории отступления, преодолев за месяц 600 км на севере и 400 км на юге.

Взять в руки войска, уносимые таким гигантским потоком, и бросить их в контрнаступление – дело совсем не простое.

Не будем говорить о деморализации солдата, теряющего веру в своих командиров и в свою армию, переоценивающего силы противника; нужно как минимум собрать силы для контрудара.

Перегруппировка войск и подтягивание необходимых резервов требуют времени и пространства. До тех пор, пока эти предварительные условия успеха не будут обеспечены, все приказы о прекращении отступления и контратаках останутся неисполнимой теорией[10]. Останавливать отступление на рубеже внутри страны, чтобы перейти к пассивной обороне, тем более не следовало.

Эти соображения делали химерической и невыполнимой общую директиву Главного командования от 9 июля 1920 г., которая, согласно книге маршала Пилсудского о 1920 г., не получила одобрения главнокомандующего. Действительно, она предписывала остановить противника на линии Вильны, на старых германских позициях по Стыре и Збручу и вести на этом рубеже активную оборону.

9 июля мы оказались слишком близко к старым германским позициям, чтобы можно было думать о перегруппировке и закреплении на них.

Активная оборона фронта очень эффективный метод; но она возможна лишь в период относительного затишья. Второе условие ее эффективности заключается в наличии резервов, без чего невозможна никакая инициатива. У нас же совершенно не было резервов, и мы продолжали отступление; даже если бы нам удалось на некоторое время задержаться на германских позициях, мы не смогли бы собрать достаточные силы, чтобы остановить продвижение Тухачевского. На юге в особенности мы были скованы действиями Конной армии по нашим тылам.

Эта директива слишком общим образом определяла цели того, что Главное командование коротко именовало «энергичное контрнаступление по всему фронту», не давая никаких средств для его осуществления; это был просто приказ, невыполнимый в указанные сроки, отвести одну дивизию Полесской группы в резерв Главного командования, что не решало проблемы.

Точно так же невозможно было удержание линии Неман – Щара – Стырь; несмотря на теоретический приказ, мы вынуждены были оставить ее, не сумев организовать оборону, не говоря уже о том, чтобы перехватить оперативную инициативу, что показывали наши безуспешные попытки занятия этой позиции[12].

Итак, во второй половине июля 1920 г. мы оказались на последней природной преграде, прикрывающей внутренние районы страны, сначала на Немане, затем на линии Буга.

В Варшаве очень надеялись на реку Буг и крепость Брест, считая их значительными стратегическими преградами.

Согласно оперативному приказу Главного командования от 27 июля и письму от 3 июля 1920 г. генерала Анри генералу Розвадовскому, планировалось воспользоваться этими преградами для стабилизации фронта по линии Буг – Островец – Граево и Буг – Остроленка – Омулев, нанеся контрудар резервами, сосредоточенными, во-первых, в районе Бреста, а во-вторых, в районе Острува.

В это же время, то есть к 1 августа, 2-я армия, опираясь на кавалерийскую группировку, спешно сформированную в районе Замосця (две кавалерийские дивизии), должна была разгромить Буденного, чтобы затем прийти в Седльце в распоряжение Главного командования и оттуда выступить для решающего контрудара[13].

Идея контрнаступления прямо на север, с помощью сил, освободившихся на юге, из района Ковеля или Бреста, не может находиться в работах Верховного главнокомандующего. Сформулированная не ранее 30 июля (дата выезда главнокомандующего в Хелм), она потеряла всякую актуальность к моменту его возвращения в Варшаву (3 августа).

Лишь в письме, которое полковник Генерального штаба Юлиан Стахевич, начальник Оперативного управления Главной квартиры, направил мне 29 июля по приказу главнокомандующего, содержался следующий общий набросок предполагаемого контрудара, после пессимистической оценки ситуации:

«Контрудар предполагается в любом случае, с действием главных сил из района Бреста в северо-восточном направлении. Для этого необходимо удерживать Брест и его передовые рубежи, а также переправы через Буг, которые защищают Брест и железную дорогу с тыла… Следует принимать во внимание, что, пройдя Кобрин, вся большевистская XVI армия обрушится на вас, так как она наступает на Брест. Ваша задача, господин генерал, принять на себя удар этой армии и одновременно готовить контрнаступление…»

Находясь в Бресте, я серьезно обдумывал наилучший способ исполнить это требование Верховного главнокомандующего. Задача, поставленная Полесской группе, даже только в первой своей части превосходила силы этой группы; тем более что, имея большевиков перед собой и в своем тылу, невозможно было оторваться от них и попытаться собрать резервы, необходимые для контрнаступления.

Итак, я ожидал более четких инструкций Главного командования, которые бы уточнили его идею маневра. Но так ничего и не получил вследствие оставления этого плана.

Осуществление данной комбинации требовало продолжения обороны нами Бреста и линии Буга на участке Брест – Модлин, а кроме того, организации непреодолимой обороны на линии Малкин – Острув либо отсрочку отхода войск Северо-Восточного фронта минимум на десять дней. Главное командование, действительно, стремилось к этому, постоянно усиливая Наревскую группу, находившуюся сначала под командованием генерала Врочинского, затем генерала Рои.