Уже через минуту командир 4-го егерского батальона 12-й пехотной дивизии майор Аарнио Матти Армас пригибаясь покинул палатку и стал по неглубокому, к сожалению, окопу продвигаться на запад. За спиной он слышал хриплое дыхание егерей. Ничего, они ещё вернутся. Зря русские празднуют победу. Они соберутся с силами и ударят вновь. Генерал обещал, что через три дня должна подойти на помощь 13-ая пехотная дивизия. Их станет в два раза больше. Посмотрим тогда, чья возьмёт. Что-то царапнуло внутри головы, мысль какая-то паршивая там билась и не давала покоя, но предвкушение мести не давало ей проявиться, и вот, когда он уже добежал до леса и успокоился, мысль и проявилась. По ним не стреляли, им дали уйти в лес, почему? Опять ловушка, но нет, лес пустой, и по ним и здесь никто не стреляет. Майор озадачено почесал лоб. Звук. Самолёты. С запада летели большие самолёты. Раз с запада, то наши, должно быть. Майор глянул на небо, прикрываясь ладонью, как козырьком. Неяркое полуденное солнце мешало все толком рассмотреть. Незнакомые силуэты больших бомбардировщиков выкрашенных в белый цвет. Звёзд не видно. Прямо у него над головой бомболюки летящих на очень небольшой высоте бомбардировщиков открылись и оттуда посыпались огромные, просто гигантские, бомбы. Вот одна из них ударилась о землю недалеко от майора, и он уже мысленно попрощался с жизнью, но бомба не взорвалась. И вообще, она оказалась деревянной бочкой развалившейся на куски от удара о землю. И тут запахло керосином.

Майор мотнул головой. Что это, зачем русские сбросили бочки с керосином? Ерунда какая! Словно отвечая на его вопрос, самолёты появились с запада вновь, эти тоже шли на очень малой высоте, практически над вершинами деревьев. И с них тоже начало что-то валиться. Одна из этих штук упала на землю метрах в двадцати т майора и вспыхнула ярче солнца, на мгновение ослепив его. Нет, не на мгновение, глаза резало, и он ничего не видел. А потом он почувствовал жар. Стена огня приближалась к «Мотти-Матти».

Событие семидесятое

Истины врагу не открывай

Тайны дураку не доверяй.

Комдив Брехт Иван Яковлевич собрал на общую планёрку руководителей 18-й стрелковой дивизии и своей 9-й автобронетанковой. Специально посадил «соседей» по одну сторону стола, наспех из досок сколоченного, а своих по другую.

Взрослые, побитые жизнью дядьки, в мятых и грязный гимнастёрках, смотрелись рядом с молодыми и одетыми во все чистое и поглаженное командирами 9-й бронетанковой очень не выгодно. И как вишенка на торте – все сидящее по одну сторону стола были в орденах, а трое были героями Советского Союза, а все по другую в лучшем случае с медалью 20 лет РККА. В гимнастёрках сидели, не чтобы орденами меряться. Жарко было в штабной палатке, натопили. Люди с радостью полушубки постягивали, намёрзлись. Бегать по лесу в сорокаградусный мороз – то ещё удовольствие. Гости с завистью смотрели на трубы буржуек в лагере 9-й автобронетанковой, у них одна буржуйка на десяток палаток.

Комбриг Кондрашов Григорий Фёдорович – командир 18-й стрелковой дивизии РККА, и по совместительству поклонник Порфирия Иванова, представил своих. Почти все друг друга знали, но Брехт попросил это сделать и первым своих представил. Кондрашову ничего и не осталось, как повторить представление.

– Батальонный комиссар Михаил Иванович Израецкий – военком 18-й стрелковой дивизии. – Ну, этого все знали. Шебутной дядька. Если не знать, что он комиссар дивизии, то по его поведению и действиям можно было подумать, что это один из интендантов. Вечно всё выцыганивал для своей дивизии у 9-й автобронетанковой и командира 56-го стрелкового корпуса комдива Черепанова. А тот, только покинувший эту «свою» дивизию старался не отказывать.

– Батальонный комиссар Разумов Алексей Николаевич – начальник политотдела дивизии. – На учителя сельского похож, круглое такое изъеденное оспинами лицо, будёновские усы, бородка чеховская и длинноватая для военного пшеничная шевелюра.

– Полковник Глогоров Иван Кузьмич – начальник артиллерии дивизии. – Полная противоположность предыдущему. Бритая под Котовского голова и гитлеровские усики. И ряха такая, тоже под Котовского. Не занимается товарищ физкультурой. Или, чтобы пушки из колеи вытаскивать – главное не сила, а масса.

Брехт подвинул к соседям карту.

– Нам до деревни Леппясилта осталось семь километров. По данным разведки там окапываются остатки 12-й пехотной дивизии противника. У них есть несколько десятков миномётов и противотанковые пушки. Шведские. Называются 37-мм противотанковое ружье Bofors. Ваши танки пробьёт. Я в Испании с этими пушечками сталкивался. Неплохая вещь.

– А если сначала по ним артподготовку провести? – военком и здесь первый.

– Так и будем делать. Только не вашими пушками. У меня есть несколько гаубиц японский переточенных под наш калибр. Вот ими прямо отсюда с семи километров и произведём артподготовку. Авиация поддержит. Одновременно атакует с воздуха. Сначала пройдут лёгкие бомбардировщики с бомбами Заря-4, потом тяжёлые, а последними истребители там всё свинцом засеют. Хватит с ними играть в скаутов. Нужно просто уничтожить, тем более они нам такой подарок сделали и все вместе собрались, не надо по лесам за ними бегать.

– А мирные жители в деревне этой? – скривился, как от зубной боли, батальонный комиссар Разумов – начальник политотдела дивизии.

Чего скривился, от того, что могут эти мирные пострадать или от того, что финнов с их партизанскими методами и зверствами приходится мирными называть?

– У нас хорошие артиллеристы, финны не в самой деревне окопались, а на околице, на подступах. Но вы правы, товарищ батальонный комиссар, надо дать возможность деревенским жителям уйти. Сегодня вечером на Леппясилту будут сброшены листовки с предложением военным сдаться, а гражданским покинуть деревню.

– Правильно.

Конечно, правильно, тем более что листовки будут подписаны, как и предыдущие Камалла Брехт. (Брехт – ужасный).

– Так, товарищи командиры, я тут вам сейчас военную тайну открою. Надеюсь, что никому не скажете. Если пойдут слухи, то только с вашей стороны. Повторюсь, только вам, и то с огромной неохотой, вынужден рассказать этот план. Рискую жизнью сотни лучших своих бойцов.

– Да, мы могила. – За всех командир дивизии прорычал, обидившись.

– Ладно. Зачем я вам это говорю? Мною с полковником Бабаджаняном и майором Светловым разработан план «Заход в зад». В тылу у 12-й дивизии нашими гидропланами будет высажено около сотни вооружённых пулемётами и снайперскими винтовками бойцов батальона майора Светлова и несколько приданных на время операции товарищей. Давайте спрогнозируем ситуацию. Когда станет совсем плохо в … Кстати, вы знаете как называют деревни в Финляндии? Понятно. Объясняю. Нет в Финляндии никаких деревень. Все местные селения, будь то городок, по нашему, или хутор, или та же деревня, называются «кюля». Так вот, когда офицеры 12-й дивизии поймут, что им туго приходится, то они отступят, оставив нам подожжённую и обчищенную до последнего зёрнышка кюлю Леппясилту, и, отойдя на пятнадцать километров, и мобилизовав всех способных носить оружие, организуют оборону следующей кюли – Ляскеля. И так до самого городка или тоже кюли Сортавала. А мы будет терять время, обстреливать их из тяжёлой артиллерии, забрасывать бомбами. И время жалко и боеприпасы, они ведь не валяются на дороге, их на заводе рабочие делают, ресурсы не безразмерные нашей не очень богатой страны тратят. Ну, и главное, нам нужно, как можно быстрее, выйти в тыл войскам финским, что засели на линии Маннергейма. Там сейчас гибнут наши товарищи. – Брехт оглядел смотрящих на него командиров из 18-й дивизии, – Потому, нельзя дать им уйти из Леппясилту. Вернее дать уйти из кюли, и обстрелять, и уничтожить на марше. Только в это время мы сами будем наступать, вот и надо, чтобы вы были в курсе и дали команды у себя в дивизии не преследовать финнов после оставления Леппясилту. Их там встретят. А то вы палить в белый свет, как в копеечку, начнёте и моих спецназовцев постреляете. Всё. Доклад окончен. Вопросы слушаю.