Несколько часов я потратила, пока две корзины с верхом плотненько набила. Потом до следующего вечера плела веревки, побольше, с запасом. Ну а после пошла на поле, к охоте готовиться. Западню делать.

Поле, конечно, – без слез не взглянешь… но даже не жаль. Кто ж виноват, что у старосты жадность весь ум отшибла? Как ни странно для ведьмака, но кельпи мне жальче – столько лет на поляне паслись, травку по ночам щипали. И овес этот они были вправе за подарок от деревни принять.

Но ясно ж, что у ночных лошадок ума больше, чем у старосты, и они прекрасно понимают – не про их честь здесь все засеяли. Вот и мстят…

Выстроив вокруг поля забор из факелов, я смочила их специальной жидкостью. Натянула обычную веревку поверху от факела к факелу, чтобы они вспыхивали почти подряд один за другим без моего участия. И огненное лассо приготовила, чтобы в любую секунду могла достать, как понадобится. А сама прилегла подремать…

Проснулась где-то в середине ночи, почувствовав, что не одна уже на поле. Шалит пакостник! Даже приглядываться не надо, сразу видно – конь, не лошадь. Молодой конь, красивый… Черный как смоль! Грива пышная на скаку развевается, ноги длинные, стройные, глазища… Твою ж нечистую душу налево, я же его прямо не как коня, а как парня оцениваю!.. Но красив, чертенок!

Только любоваться мне им некогда – незаметно подожгла первый факел и отползла подальше. Притаилась на другом конце поля, к себе поближе подпустила, лассо из огонь-травы метнула и повисла на красавце-жеребце…

Удержать силенок не хватает, но сбросить меня у него тоже не выйдет – не на ту напал! Точнее, это я на тебя напала… но овес старостин топтать ты сам, мститель чертов, решил!

Мышцы на руках у меня даже заныли от напряжения, голова от мотания туда-сюда и от скачки закружилась. Зверюга эта ржала еще оглушительно и укусить норовила, тварь бешеная! Но я вцепилась пальцами и в веревку, и в гриву из последних сил. На очередном прыжке сумела вывернуться и ногу перекинуть так, чтобы верхом на этом чертовом красавце оказаться.

А дальше – пришло время факелам вспыхивать. Через них краса эта темная не перепрыгнет – опасно водяной лошади пламя, смертельно опасно. Огонь-трава и людей жжет до волдырей, а уж нечисть совсем не щадит, они от боли ничего соображать не могут.

Главное теперь – не слететь к чертям, ударившись об землю закружившейся головой и позвоночником. Пусть все мышцы судорогой свело – надо продержаться до рассвета. При виде солнышка кельпи станет сговорчивее, а уж когда я заговорные слова скажу и надену на него уздечку, сплетенную из той же огонь-травы, – совсем послушным станет. Как ягненок! Ну это если отцу верить, конечно. И само собой, как только уздечка порвется – сбежит, но, скорее всего, не очень далеко, при их-то мстительном характере. Поэтому сыну старосты я уже заранее сочувствую… и себе тоже. Не так уж мне деньги нужны, чтобы за них купить себе постоянного врага.

Все то время, что осталось до рассвета, меня мотало на коне по полю, а мои мысли в голове – между жадностью и жалостью. Чем ближе был рассвет, тем больше мне хотелось просто убить эту чертову нечисть! Упертый водяной черт попался! Не сдавался, ни в какую…

Мало того: он несколько раз пытался перепрыгнуть через факелы, самоубийца. Ржал от боли, почти выл, но упрямо искал выход. А я уже прикидывала, что продешевила, мало взяла за эту бестию. Знала бы – в три раза больше потребовала. Псих, а не кельпи! Мстительный псих, на всю голову!

Приближение рассвета мы почуяли оба, засмотрелись в небо, и эта хитрая черная тварь решила, что я расслабилась. Как же! Не на ту напал… Но вместо того, чтобы сдаться и угомониться, меня снова принялись мотать по всему полю. У проклятого кельпи словно второе дыхание открылось.

Лишь когда предрассветные сумерки стали сереть, а светлое пятно на горизонте становиться все больше, парень сдался… Да, сдался он не конем, а парнем. Обратился внезапно, но я успела в последний миг срезать с него лассо из огнетравки и сама спрыгнуть так, чтобы оказаться стоящей на земле, а не валяющейся со сломанной шеей.

– Придурок! Я же тебя задушить могла! – понятное дело, что кроме этих фраз я выдала темному ослу весь набор ругательств, которыми может владеть воспитанная двумя старшими братьями девушка. – О чем ты думал вообще, псих ненормальный?!

Псих смотрел на меня злющими черными глазищами из-под взлохмаченной черной копны волос. И молчал, чтоб его волки задрали… А на востоке делалось все светлее, вскоре первые лучи коснутся этого идиота и… Нет, конечно, кельпи не вампиры, сгореть не сгорит. Но именно утреннее, рассветное, солнце опасно для всех ночных тварей. Скрутит от боли, будет орать и по земле кататься...

В этот миг наши взгляды пересеклись, и я поняла – этот орать не будет. Сдохнет в конце концов, но никаких клятв и обещаний от него не дождусь. И главное, я же с перепугу его освободила, осла темного, потому что иначе при обороте петля на его шее так под кожу и ушла бы… То есть навсегда и остался бы с ожерельем из огонь-травы, а она ведь жжется!

Так что мы сейчас оба стояли, смотрели друг на друга и обдумывали, кто и как нападет первым. В итоге я сдалась, хотя и понимала, что совершаю огромную ошибку. Просто… просто где-то глубоко в подсознании я была за кельпи и против старосты. Поэтому я выдернула нож из ножен, усмехнулась, заметив, как темный псих напрягся, готовясь к прыжку… и метнула свое любимое оружие прямо в факел, срубая его, чтобы мгновенно обернувшийся осел… то есть конь… перепрыгнул через изгородь и умчался в сторону озера.

– Ты отпустила его?! – раздался неподалеку тихий голос. Бедолага-заказчик просто не мог поверить в то, что произошло, и поэтому не возмущался. Но на меня уставился обвиняющим взглядом.

– Я с ним поговорила, – уверенно объявила я, хотя назвать то, что между нами произошло, разговором было бы очень… очень рискованно. – Но я проведу здесь на поле еще три ночи, чтобы убедиться, что заказ выполнен.

– Мне нужен этот кельпи! Ведьмачий выкормыш, мне нужен кельпи! И если на следующую ночь ты…

Я молча подошла и подняла с земли нож, вытерла его об штанину и положила в ножны. Потом посмотрела на раскрасневшегося от гнева сына старосты:

– То что? Под дверью в дом нагадишь? Уговор был – поле защитить. Уговор выполню. А про поимку кельпи сразу же сказала – как выйдет. Так что нечего тут орать, у меня голова болит…

Высказалась и пошла, дура, домой отсыпаться. Кто ж знал, что вокруг меня одни психи упертые?

Вечером я сначала решила прогуляться на озеро, попробовать договориться с чернявым ослом и объяснить ему, что поле трогать не надо. Вот такая несправедливость, которой полна наша жизнь.

У берега резвился целый табун кельпи, я даже застыла прямо на тропинке, не понимая, по какому случаю такая массовая радость. Но потом среди мешанины черных влажно лоснящихся тел разглядела яркие всполохи. И тут же, почти не задумываясь, рванула вперед, распихивая удивленных моей наглостью водяных коней.

В центре водоворота спина к спине стояло пятеро огненных оборотней. Павлины проклятые… Если честно, терпеть их не могу, хотя в птичьем облике они безумно красивы! Но перья у них сверкают так, что глаза слепит, да и людьми – прямо пылают, не подпуская к себе озверевших кельпи.

Тут разбираться, кто прав, кто виноват, смысла нет – огонь и вода постоянно враждуют, к тому же птички явно не на свою территорию залетели…

Запал наглости у меня почти закончился, но его все же хватило, чтобы так же уверенно начать проталкиваться обратно. И тут меня заинтересовало – почему чертовы павлины не улетают?..

Ну вот, спрашивается, какое мое дело?! Только любопытство – это ж движущая сила, поэтому я повернулась, прищурилась, чтобы не ослепнуть от яркого сияния, пригляделась…

Обычно жар-птицы сражаются двумя мечами, однако у одного из парней правая рука висела неподвижно, и на его чуть вытянутом скуластом остроносом лице отражались уже знакомые мне по прошлой ночи эмоции – отчаянное упрямство и боль, которую терпят из последних сил.