– Хорошо, десять минут, и я готова, – говорю я, начиная рисовать себе на веках яркие «стрелы Востока», и Артур, кивнув, выходит из комнаты.
– И что он в тебе нашёл, не понимаю, – недовольна фыркает моя коллега – Кисонька, которая сидит тут же, за соседним зеркалом.
– Возможно, молодость и талант, – бормочу я ей в ответ, не отрываясь от своего макияжа: у меня слишком мало времени на разборки. Чем быстрее я начну, тем быстрее я покончу с этим.
«Деньги, сегодня у меня будут деньги», – мысленно про себя повторяю я успокоительную мантру, чтобы хотя бы на время забыть об омерзительном Бошане.
– Ну да, ну да, ты же у нас самая талантливая и красивая, – тянет Кисонька, жеманно взбивая свои белокурые воздушные локоны. Её милый вздёрнутый носик недовольно морщится, а розовые влажные надутые губки растягиваются в презрительную мину. Дело в том, что совсем недавно, до начала моей карьеры роковой соблазнительницы Аиши в «Нью-Йорк 56», исполняющей восточные танцы, Лена с творческим псевдонимом Кисонька была главной звездой нашего небольшого варьете. Хрупкая, с тонкой талией, но пышной грудью и соблазнительной круглой попкой, она была крошечным порочным ангелочком нашей сцены. В своём трогательном пронзительно-розовом пушистом боа, мини-трусиках и бюстье, усыпанными сверкающими звездами кристаллов Swarovski, она выходила мягкой поступью ласковой кошечки на сцену под песню The Cardigans Lovefool, и весь мир был у её ног. В те времена я наблюдала за её выступлениями из своего «рабочего» уголка, и меня поражала Ленина способность сводить с ума всю мужскую половину нашего разбитного клуба. Посетители, как ополоумевшие мартовские коты, собирались у края сцены, лишь бы иметь возможность поближе рассмотреть свою Кисоньку. Ей даже ничего не надо было делать: она просто проходила по краю, немного пританцовывая, пару раз соблазнительно приседала у хромированного шеста в центре, виртуозно оттопыривая свою попку в стрингах, проводила розовым язычком по металлическому столбу, отчего зал приходил в полное бешенство, после чего ей оставалось только встать на четвереньки, и, выгнув спинку, подползать к очередному поклоннику, уже торопливо сующему ей приготовленные купюры в трусики. Кисонька мурлыкала клиенту в ушко, проводя острым кончиком языка по мочке уха счастливчика, и подползала к очередному мужчине, чтобы повторить свой номер уже с другим.
Её способность элегантно раздвигать ножки на сцене была выше всяческих похвал, и осчастливленные клиенты считали высшей наградой и честью затолкать ей туда свои заработанные честным или не совсем честным трудом денежки. Поговаривали, что этим таланты Кисоньки не ограничивались, и её выступления нередко заканчивались настоящими «горизонтальными танцами», но я никогда не знала этого наверняка.
И вот теперь мне предстояло соперничать с этой высококлассной опытной соблазнительницей, хотя, я уверена, она была бы в шоке, если бы узнала всю правду обо мне. Я мысленно представила себе её выражение лица, когда ей кто-то сообщает, кто её конкурентка на самом деле, и усмехнулась. И начала пристёгивать к своим бёдрам маленькие элегантные кожаные ножны для своего коронного танца.
Вся усыпанная, как золотым дождём, переливающимися монетками, я выхожу из гримёрки в душный и гудящий зал, где на сцене выступает моя подруга Света – Зажигалочка. Сквозь сладкий и дурманящий дым кальянов словно продираются оглушительные звуки песни La Roux – In for The Kill, оглушая уже захмелевших к этому позднему часу посетителей. Рыжая и яркая, она мастерски умеет обращаться с огненными факелами, и уже не ясно, что больше привлекает в ней разгорячённых мужчин: её рыжая густая грива, длиннющие бесконечные ноги, стройная и безупречная, как у Кэмерон Диас, фигура, или её прирождённый талант поджигательницы. Её бронзовое тело блестит как золотая статуэтка, пока она, в высоченных – до середины бедра, латексных ботфортах на двадцатисантиметровой платформе и ярко-алом полупрозрачном купальнике с блёстками ловко управляется с двумя пылающими факелами. Зажигалочка гордо вышагивает по краю нашей сцены, пока одурманенные её огненными чарами поклонники пытаются ухватить её за лодыжки. Вот один из них, совершенно пьяный и ополоумевший от желания, хватает Светин лаковый ботфорт и начинает страстно облизывать его, а она стоит и смотрит на него с усмешкой сверху вниз. Как королева на своего верного шута. Зажигалочка просовывает кончик своего сапожка ему прямо в рот, и он в экстазе начинает обсасывать его, обхватив обеими руками его глянцево-зеркальное голенище. Под смех и гогот окружающих, Света отшвыривает своего поклонника, но, на пару секунд присев перед ним с широко раздвинутыми ногами, дарит ему надежду на будущее. Мужчина счастлив, он с ошарашенным видом засовывает смятые бумажки ей за край ботфорта, а Света, размахивая своими горящими факелами, идёт дальше собирать дань со своих придворных.
Заметив меня рядом с нашим охранником Сашей, она всё понимает, и, незаметно для всех, делает мне наш тайный знак руками: прикладывает свою правую ладонь к сердцу, отчего мне становится не так страшно и тоскливо. Я в ответ поднимаю левую руку на уровень груди и сжимаю кулак, и она всё видит.
Как восточная наложница на древнем арабском рынке, я послушно ступаю за своим охранником в тёмное ненасытное чрево нашего клуба, в ту часть, где за огромным общим залом скрывается целая сеть подземных коридоров с приватными комнатами. Все наши постоянные посетители знают о них, и обеспеченные клиенты нередко пользуются ими для того, чтобы уединиться с понравившейся девочкой. Или мальчиком. Или сразу несколькими тёлочками.
Мои бёдра как гладкой чешуёй покрыты золотом звенящих монет, грудь приподнята безумно тесным для неё топом, а плоский и гладкий живот украшают драгоценные узоры из хны и блёсток. В волосы вплетены разноцветные камни, а лицо всё так же прикрывает полупрозрачная золотая вуаль. Я иду, склонив голову, словно на казнь, за своим охранником, пока мы не проходим мимо вип-столика, где с друзьями сидит Он. Он что-то увлеченно рассказывает своим приятелям, всё так же не выпуская из одной руки тумблер с самым дорогим виски в нашем баре – Macallan за три тысячи евро, а второй сжимая толстую кубинскую сигару. Его гости громко смеются над его шутками и, не стесняясь, лапают хихикающих полуголых, разодетых зайками Playboy официанток нашего клуба. Тут его голос резко умолкает, и я практически ощущаю, как несколько пар глаз будто облепляют меня, как чёрные жирные мухи. Я поднимаю голову и буквально спотыкаюсь о взгляд его бесконечно ледяных глаз. На доли секунды смутившись, я тут же беру себя в руки, несмотря на сковавший меня холод, и продолжаю свой путь.
– Эй, у вас всё нормально, приятель? – обращается Он к Саше.
– Да, всё отлично, ребята, – отвечает за нас мой надсмотрщик, и мы ныряем в тайное чрево клуба «Нью-Йорк 56»…
Ходят легенды, что раньше на месте нашего заведения был старинный храм, с проделанными прямо в скальной породе коридорами и пещерами, и здесь приносили в жертву древним кровожадным богам юных прекрасных девственниц. Но это только сказки, а теперь здесь самые влиятельные и богатые люди нашего города могут получить всё, что они пожелают. Впереди меня словно гора, вздымается квадратная громадина Сашиной спины, пока мы не останавливаемся перед «Бархатной комнатой». Мой телохранитель тихонько стучится, пока по ту сторону не раздаётся низкий скрипучий и такой ненавистный для меня голос:
– Входите! – и Саша аккуратно, словно клетку с диким зверем, открывает тяжёлую сейфовую дверь, впуская меня перед собой внутрь, словно маленькую птичку на съедение тигру.
– Пятнадцать минут, Бошан Булатович, – тихо и послушно произносит охранник перед тем, как закрыть за собой замок. Я невольно вздрагиваю, когда слышу, как сзади меня раздаётся щелчок, и понимаю, что меня не выпустят, пока я не отработаю своё время. У меня есть пятнадцать минут – практически вечность, чтобы удовлетворить отвратительное чудовище, запертое со мной в одной комнате, но при этом не погибнуть самой…
