Она неопределённо усмехнулась, и это было больше похоже на оскал, не предвещающий ничего хорошего.

— Ярослава, прошу вас…

— Мне нужно время. Оставьте меня одну, — резко отвечает она и ее голос вздрагивает. Глаза наполняются уже не стеклянным блеском, а подступающими слезами. Девушка почти не дышит, из-за рвущихся наружу всхлипов.

Я встаю без лишних слов и выхожу из палаты, ощущая на сердце безмерную тяжесть. Мне стоило больших усилий стоять возле палаты, слыша тихие, едва различимые, но все-таки удушающие всхлипы девушки, которая несмотря ни на что, готова идти до конца.

Через три с половиной часа, когда Ярослава успокоилась и пришла в себя, она дает отмашку. Понимаю ее без слов, а когда отправляюсь за Господином Гордеевым, мне в спину летит взволнованный вздох.

— Господин Гордеев, — я стучу в дверь палаты и осторожно захожу. Я застаю мужчину врасплох, когда он одевается после душа. — Зайду через три минуты.

— Нет, не уходи. Докладывай, — остановил он меня, не оборачиваясь.

Он натягивает чистую рубашку и не спеша застегивает пуговицы.

— Госпожа Гордеева, она… — он моментально обернулся, требовательно впившись в мои глаза.

— Что? Что с ней? — взволнованно зашептал мужчина. Я хмуро смотрю на его расстегнутую рубашку и опомнившись, Гордеев поспешно продолжает одеваться.

— Она пришла в себя, чувствует себя стабильно, но… — я намеренно замедляюсь, и Гордеев напрягается всем телом.

— Эльдар! — рявкнул он, невыдержав напряжения.

— У нее амнезия, был небольшой шок и скандал с персоналом, девушка начала вырываться и кричать, но мы с докторами ее успокоили, и сейчас она хочет видеть своего брата и родителей.

Ярослава проявила инициативу с этим скандалом, и я, немного ошарашенный, не сразу смекнул о ее плане, когда она вдруг начала кричать, собирая вокруг себя всех медсестер и докторов. Подобным образом она скрыла следы недавней истерики, и выглядела весьма правдоподобно — потерянная, заплаканная и рассеянная.

— Она меня не помнит? — Максим Викторович широко раскрыл глаза, практически не моргая.

— Простите мою невнимательность, я не вдавался в подробности. Об этом вам лучше поговорить с ее лечащим доктором, он уже провел осмотр.

Несколько минут он нервно продолжает собираться. Наглухо застегивает рубашку, находит запонки, крепко фиксирует галстук и критично посматривает себя в зеркале, откровенно паникуя.

— О чем мне с ней говорить? — встревоженно произносит он, глядя в зеркало. Я не отвечаю, предполагая, что это риторический вопрос, но Гордеев впивается в меня взглядом.

— Нужно понять, помнит ли она вас, — озабоченно участвую в обсуждении.

— А если не помнит? — тяжело сглатывает.

— Познакомьтесь, — не могу сдержать улыбку, но с трудом сдерживаю свое коварство. Узнав Ярославу, уверен, он будет мучиться и страдать.

А Господин Гордеев даже не знает, что лучше — начать отношения сначала и объясняться, при этом ежеминутно врать, или же вымолить прощение, если бы по легенде она все помнила.

— Можешь идти, — отправляет он меня прочь, готовый посетить свою жену. — Эльдар, — останавливает меня, когда я тянусь к ручке двери, — спасибо тебе. В бухгалтерии я выписал тебе счет. И если тебе нужно будет какая-то помощь или услуга — обращайся, — снисходительно кивает мне мужчина.

— Вы как всегда щедры, Господин. Я только прошу освободить меня сегодня на вечер, у меня есть незаконченные дела по домашнему быту, — прошу я.

— Разумеется, иди.

Выхожу из палаты и сразу же достаю телефон, в сотой попытке дозвониться к пропавшему Волкову. Проявляя всю свою настойчивость, нахожу номер Арины — стриптизерши, которая хвостом бегает за парнем с первого дня работы в бухгалтерии, поджидая его на каждом углу.

— Его еще вчера забрали в полицию из Аристократа в ужасном состоянии. Он разгромил бар и подрался с четырьмя охранниками. Я не собираюсь оттуда вытаскивать такую грубую мразь! — отвечает она на мой вопрос, поделившись сведеньями, при этом задыхаясь от ярости.

Разгневано выдохнув, я благодарю Арину, и решаю забрать Волкова ранним утром следующего дня, таким образом наказывая за дебош и пьянство. Ничего, хотя бы проспится и будет готов к серьезному разговору…

Ярослава

Дверь в мою палату открывается практически бесшумно, но я кожей чувствую, что зашел мой муж, мой личный тиран и убийца моего ребенка. Я поднимаю голову, враждебно на него посмотрев из-под бровей, вкладывая в этот взгляд всю ненависть и обиду… Но для него это не больше, чем взгляд раздосадованной скандалистки и потяренной во времени девочки.

— Ты еще кто такой? — фамильярно обращаюсь к застывшему в немом потрясении мужчине, который не сводит с меня широко открытых глаз. — Вон! — вместе с рукой на дверь, в его сторону летит подушка, и он не успевает среагировать, погруженный в свои мысли.

Подушка бьется об его грудь, и летит на пол, но он ни разу не отвел своего взгляда. Хотелось метко попасть в его лицо, но мои ребра ужасно болят, чтобы делать подобные размахи руками и проявлять меткость.

— Ярослава, — сорвалось шепотом, и Гордеев подошел ко мне ближе, словно подкрадываясь — очень осторожно, тихо и медленно. — Ты меня не помнишь… Но я близкий тебе человек. Позволь мне с тобой поговорить.

Я рассматриваю его, и меня раздражает, что он сожалеет о моей потере. Я изучаю его уставший вид, опустившуюся на лицо тень и красные глаза. Его сочувствующий взгляд бьет в спину мою уверенность, ведь еще совсем немного и я сорвусь на эту тварь, которая лишила меня нормальной жизни, превратив ее в ад.

— Ярослава, что последнее ты помнишь? — он обошел кровать, и, пододвинув кресло от стены до кровати, не менее осторожно на него сел, все также внимательно меня рассматривая.

— Я помню… Новогодний корпоратив, — я вспоминаю самые беззаботные времена, когда я еще не знала, что такое интриги и настоящая жизнь, наполненная рисками и жестокостью. — Я праздновала корпоратив в ресторане Олимпия, — я помню, как решила тогда оторваться по-взрослому. — Потом я поехала с коллегами в клуб. Было много алкоголя и танцев, — рассказываю я, и поздно забываю, что в воспоминаниях возрождаю тот отрывной вечер, который принес мне много впечатлений.

Я тогда впервые так напилась, что забралась на стол к ди-джею в совершенно коротком платье, сшитое из паеток и начала танцевать так, будто от этого зависит вся моя жизнь. От этого на самом деле зависела моя жизнь, ведь оступиться на высоких каблуках и разбить голову об пол — проще простого в таком хмельном состоянии. Обеспокоился только один человек, который стягивал меня со стола, сам ди-джей, с которым я в ту ночь исследовала служебное помещение вдоль и поперек.

Занятный получился корпоратив.

— Кажется… Я упала, да? Стукнулась головой, видимо. У барной стойки, — начинаю придумывать легенду, доверчиво заглядывая в глаза Гордеева, который обреченно выдыхает. — А вы кто? Не очень-то сильно похожи на доктора.

Он мучается, это глупо отрицать, но я насыщаюсь этой болью, которая его грызет. Еще до его слов я понимаю, что он выберет самую скользкую дорожку — станет мне врать, снова.

— Подскажи мне, Ярослава, это был твой первый новогодний корпоратив? — попросил Максим, поджимая губы в напряжении.

— Конечно, первый! — возмутилась я, будто это у Максима что-то не так с головой.

— Понимаешь ли, с того вечера прошло больше двух лет, — он вдумывается в каждое свое слово. — А еще ты была весьма пытливой журналисткой, и однажды взяла у меня интервью, — Максим обворожительно улыбается, совсем, как в тот день, когда я впервые встретилась с ним лицом к лицу, — и у нас случился бурный роман. А потом, — он поднимается, запускает руку в карман брюк и что-то достает, маленькое, зажатое в кулаке.

Я осматриваю каждую его эмоцию, и, несмотря на легкую нервозность, ведет он себя более чем уверенно.

— А потом я сделал тебе предложение. Я твой законный муж, — он присаживается на край кровати и протягивает раскрытую ладонь, показывая мое обручальное кольцо.